это за чушь насчет атомных бомб? У нас их нет, и всем это прекрасно известно.
Вид у профа был озадаченный.
– Я тоже ничего не понимаю. Но так говорится в сообщении. А еще больше меня изумило то, что все мы наблюдали по видео: это же типичные атомные взрывы!
– Ясно! – Я повернулся к Райту. – Неужели ваши мозговитые друзья не сказали вам, что происходит, когда миллиарды калорий высвобождаются в долю секунды в одной точке пространства? Какая будет там температура? Какое излучение?
– Значит, вы признаете, что использовали атомное оружие?
– Бог мой! – Голова у меня прямо раскалывалась. – Ничего подобного я не говорил! Стукните посильнее но чему угодно – и полетят искры. Элементарная физика, известная всем, кроме интеллигенции. Мы просто высекли дьявольски крупные искры – таких еще никто не видал, – вот и все! Сильная вспышка. Жара, свет, ультрафиолет. Возможно, даже рентгеновское излучение, не знаю. Насчет гамма-излучения сильно сомневаюсь. Альфа и бета – исключено. Произошло внезапное высвобождение механической энергии. Но атомной? Чушь собачья!
Проф спросил:
– Вы получили ответ на свой вопрос, министр Райт?
– Он просто дал повод для новых вопросов. Например, эта бомбежка выходит за рамки плана, согласованного с правительством. Вы же видели, как все были шокированы, когда на экране появились эти ужасные вспышки! А министр обороны еще заявляет, что бомбежка продолжается даже сейчас, каждые двадцать минут! Я полагаю…
Я глянул на часы.
– Только что еще одна бомба ударила по горе Шайенн.
Райт взвился:
– Вы слышали?! Слышали! Он еще кичится этим! Господин президент! Эта бойня должна быть немедленно прекращена!
– Слушай, ты, пусто… – начал я. – Послушайте, министр, вы всерьез считаете, что штаб космической обороны – это не военный объект? На чьей вы стороне? Луны? Или ФН?
– Мануэль!
– Мне надоел этот бред! Мне было приказано сделать работу, я ее сделал. УБЕРИТЕ ЭТОГО ПУСТОМЕЛЮ С МОЕЙ ШЕИ!
Последовало смущенное молчание, затем кто-то тихо спросил:
– Можно внести предложение?
Проф обвел всех взглядом.
– Если у кого-то есть предложение, способное прекратить эту безобразную перепалку, я буду счастлив его услышать.
– Видимо, у нас нет достаточно полной информации о действии этих бомб. Мне кажется, нам следовало бы изменить двадцатиминутное расписание. Растянуть его – скажем, сделать с часовыми промежутками, а потом прервать часа на два, чтобы получить новые сообщения. Затем мы могли бы отложить бомбежку Великого Китая на двадцать четыре часа…
Почти все согласно кивали, раздалось бормотание: «Здравая мысль. Да! Не следует торопиться!»
– Мануэль? – сказал проф.
– Проф, вы же знаете ответ! – рявкнул я. – Нечего сваливать все на меня.
– Наверное, знаю, Мануэль… но я устал, сбит с толку и не могу его вспомнить.
– Манни, – неожиданно вмешалась Вайо, – объясни. Я тоже хотела бы, чтобы мне объяснили.
Я постарался взять себя в руки.
– Все дело в законе гравитации. Мне нужен компьютер, чтобы дать точный ответ, но следующие шесть глыб уже почти достигли цели. Самое большее, на что мы способны, это слегка сдвинуть их с курса, но тогда они могут упасть на какой-нибудь город, жители которого нами не предупреждены.
Сбросить их в океан я не могу слишком поздно; от горы Шайенн до побережья – тысяча четыреста километров. А предложение растянуть промежутки между бомбежками до часа – это просто глупость. Это же не капсулы метро, которые можно пускать с разной скоростью, а можно и остановить. Это просто падающие камни. Они будут падать куда-нибудь через каждые двадцать минут. Можно бить по горе Шайенн, где сейчас уже не осталось ничего живого, а можно отвести глыбу в сторону – и поубивать людей. Идея отложить бомбежку Великого Китая на двадцать четыре часа глупа по той же причине. У нас есть еще немного времени, чтобы отправить предназначенные Китаю снаряды в другое место, но замедлить их полет нельзя. Если мы решим не бомбить Китай, эти снаряды мы потеряем, а если вы думаете, что у нас полным-полно стальных обшивок – ступайте к катапульте и поглядите своими глазами.
Проф вытер лоб.
– Думаю, на все вопросы были даны ответы, которые, во всяком случае для меня, убедительны.
– Но не для меня, сэр.
– Сядьте, господин Райт. Вы заставляете меня напомнить вам, что ваше министерство не входит в состав Военного кабинета. Если вопросов больше нет, – а я надеюсь, что их нет, – я объявляю заседание закрытым. Мы все нуждаемся в отдыхе. Поэтому…
– Проф!
– Да, Мануэль?
– Вы не дали мне закончить доклад. Завтрашней ночью или утром в воскресенье нам крепко достанется.
– Каким образом, Мануэль?
– Бомбежка. А возможно, высадка. Сюда идут два крейсера.
Это сработало. Проф сказал устало:
– Кабинет министров может разойтись. Военному кабинету остаться.
– Минутку, – сказал я. – Проф, когда вы вступили в должность, вы у нас всех взяли заявления об отставке без даты.
– Верно. Однако я надеюсь, что мне не придется ими воспользоваться.
– Боюсь, что все-три придется.
– Мануэль, это угроза?
– Называйте как хотите. – Я показал на Райта. – Или уйдет этот говорун, или уйду я.
– Мануэль, тебе надо лечь и выспаться!
– Конечно, надо! Я и высплюсь. Прямо сейчас! Найду здесь в Комплексе койку и захраплю. Часов на десять. А после этого, если я останусь министром обороны, вы меня разбудите. В противном случае дайте поспать подольше.
Публику, похоже, я довел до шокового состояния. Вайо встала и подошла ко мне. Не сказала ни слова, просто взяла меня под руку.
Проф заявил:
– Прошу всех удаться, кроме Военного кабинета и господина Райта.
Подождал, пока большинство вышло, а потом обратился ко мне:
– Мануэль, я не могу принять твою отставку. Но я не могу также позволить тебе толкать меня на непродуманные решения, направленные против господина Райта, особенно сейчас, когда мы все измучены и возбуждены. Было бы лучше, если бы вы принесли друг другу извинения, учитывая, что вы оба явно переутомились.
– Хм… – Я повернулся к Финну. – Он что – дрался? – и показал на Райта.
– А? Черта с два! Во всяком случае, не в моих частях. Что скажете, Райт? Вы сражались, когда началось вторжение?
– Не имел такой возможности, – холодно ответил Райт. – К тому времени, когда я узнал о нем, сражение уже кончилось. Но сейчас моя храбрость и моя лояльность были поставлены под сомнение. Я настаиваю…
