этом.
— Лучше пусть не подозревает, — усмехнулся Мордаь. — Думаю, он может обидеться, если его назовут философом.
— А я и не собираюсь. Но он мне действительно очень нужен. Вы же знаете, сколь узки, запрограммированны специалисты и как педантичен в большинстве своем наш брат синтетист.
— Ай-яй-яй! Как можно говорить такую ересь!
— А что, разве не так? Однако Феликс мне и впрямь полезен. У него активный, ничем не стесненный ум. Ум, заглядывающий во все углы.
— Я же говорил вам, он принадлежит к элитной линии.
— Говорили. Время от времени и вы, генетики, получаете правильные ответы.
— Чтоб ваша кровать протекла! — возмутился Мордан. — Не можем же мы всегда ошибаться! Великий Бог должен любить людей — он сотворил их так много…
— К устрицам ваш аргумент относится в еще большей степени.
— Тут есть существенная разница, — заметил Арбитр. — Это я — тот, кто любит устриц. Кстати, вы обедали?
Феликс вздрогнул — возле его локтя заверещал внутренний телефон. Нажав клавишу, он услышал голос Филлис:
— Ты не зайдешь попрощаться с мадам Эспартеро, дорогой?
— Иду, милая.
В гостиную он вернулся, ощущая смутное беспокойство. Он умудрился совсем забыть о присутствии престарелой Планировщицы.
— Прошу вашего милостивого разрешения, мадам…
— Подойдите, юноша, — резко проговорила Карвала. — Я хочу рассмотреть вас на свету.
Гамильтон приблизился и встал подле нее, чувствуя себя почти так же, как в детстве, когда врач в воспитательном центре проверял его рост и физическое развитие. «Проклятье, — подумал он, — старуха смотрит на меня так, словно покупает лошадь!»
Внезапно Карвала поднялась и взяла трость.
— Сойдете, — констатировала она, однако с такой странной интонацией, будто это обстоятельство чем-то ее раздражало. Откуда-то из недр своего одеяния мадам Эспартеро извлекла очередную сигару, закурила и, повернувшись к Филлис, произнесла: — До свидания, дитя. И — спасибо.
После этих слов она так резво направилась к выходу, что Феликсу пришлось поторопиться, чтобы обогнать ее и предупредительно распахнуть дверь. Вернувшись к Филлис, он яростно сказал:
— Будь это мужчина, он уже получил бы вызов!
— Почему, Феликс?!
— Ненавижу этих проклятых старух, делающих все так, как им заблагорассудится! — рявкнул Гамильтон. — Никогда не мог понять, почему вежливость является обязанностью молодых, а грубость — привилегией старых.
— Но, Феликс, она совсем не такая. По-моему, она просто душка.
— Ведет она себя отнюдь не так.
— Но ничего дурного при этом не думает. Полагаю, она просто всегда спешит.
— С чего бы это?
— Не станешь ли и ты таким — в ее возрасте?
Взглянуть с такой точки зрения ему как-то не приходило в голову.
— Может, ты и права. Песочные часы и все такое прочее. О чем вы тут секретничали вдвоем?
— Обо всякой всячине. Когда я жду ребенка, как мы его назовем, какие у нас на него планы — и вообще…
— Могу поспорить, говорила в основном она!
— Нет, я. Время от времени она вставляла вопрос.
— Знаешь, Филлис, — серьезно проговорил Гамильтон, — что мне меньше всего нравится, так это трепетный интерес, который посторонние проявляют ко всему касающемуся тебя, меня и его. Уединения у нас не больше, чем у гуппи в аквариуме.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, но с ней я ничего подобного не чувствовала. У нас был чисто женский разговор — и очень милый.
— Хм-м-м!..
— Во всяком случае, она почти не говорила о Теобальде. Я сказала, что мы собираемся подарить Теобальду сестренку. Это ее очень заинтересовало. Она хотела знать когда. И какие у нас планы в отношении девочки. И как мы собираемся ее назвать. Я об этом еще не думала. А ты, Феликс? Как по- твоему, какое имя ей больше подойдет?
— Бог его знает. По-моему, заранее подбирать имя — значит проявлять излишнюю поспешность. Надеюсь, ты сказала ей, что это будет еще очень, очень нескоро?
— Сказала, хоть она и выглядела несколько разочарованной. Однако после появления на свет Теобальда я некоторое время хочу побыть собой. А как тебе нравится имя Жюстина?
— Вроде ничего, — отозвался Гамильтон. — А что?
— Она его предложила.
— Она? А чей это, по ее мнению, будет ребенок?
Глава 14
«… и чесать, где чешется»
— Ну-ну, Феликс, спокойнее…
— Черт возьми, Клод, — она там уже так долго!
— Не так уж долго. Первый ребенок очень часто не спешит появляться на свет.
— Но, Клод, вы, биологи, должны бы придумать что-нибудь получше. Женщины не должны через это проходить!
— Что, например?
— Почем я знаю? Может быть, эктогенез…
— Мы могли бы практиковать эктогенев, — невозмутимо заметил Мордан. — Опыт есть, так что достаточно захотеть. Но это было бы ошибкой.
— Почему?
— По своей природе это противно выживанию. Раса окажется поставленной в зависимость от технически сложной помощи. А может наступить такое время, когда эта помощь окажется недоступной. Выживают те, кто выживает как в легкие, так и в трудные времена Общество, практикующее эктогенез, не сможет бороться с жестокими, подлинно примитивными условиями. Хотя эктогенез и не нов — им пользуются уже миллионы лет.
— Нет, я полагаю, это… А? Как давно, вы говорите?
— Миллионы лет. Что такое откладывание яиц, как не эктогенез? Он неэффективен, потому что подвергает зиготы слишком большому риску. Дронт и большая гагарка могли бы существовать и сегодня, если бы при размножении не пользовались эктогенезом. Нет, Феликс, у нас, млекопитающих, способ надежнее.
— Хорошо вам рассуждать, — мрачно отозвался Гамильтон, — Речь ведь идет не о вашей жене.
Не обратив внимания на этот выпад, Мордан продолжал
— То же самое справедливо и по отношению к любой облегчающей нашу жизнь технике. Вы когда- нибудь слышали о детях, выкормленных из соски, Феликс? Впрочем, нет, не могли — это устаревший термин. Однако это — одна из причин почти полного вымирания варваров после Второй генетической войны. Конечно, погибли не все — как бы ни была яростна война, уцелевшие всегда есть. Но в большинстве
