ожидавшую ее в верхнем холле.
– Готова ли ее светлость принимать гостей? – спросила Кейт как можно более приветливо. – Доктор Делаболь сказал, что мое посещение для нее не опасно. Я так рада, что ей полегчало!
Сидлоу фыркнула при упоминании имени доктора и сказала ворчливо:
– Она пошла на поправку, но до полегчания еще далеко! Я решила, что мне следует вас предупредить, поэтому я взяла на себя смелость перехватить вас здесь.
– Не стоило хлопот, – обронила Кейт. – Доктор уже предупредил меня, чтобы я щадила ее нервы.
– Доктор! – передразнила Сидлоу. Ее лицо подергивалось; она заговорила со сдержанной страстью, стискивая костлявые руки: – Он ничего не понимает! Никто не понимает, кроме меня! Ее светлость измучили несчастья, это они довели ее до болезни! Она никому никогда не признается, и ни одна душа не знает, какого труда ей стоит поддерживать свой дух. Вся жизнь ее – сплошные несчастья! Она могла бы стать законодательницей мод! Какая она была элегантная! Все у нее всегда было по высшему разряду! И какая красавица!
– Она до сих пор очень красива, – сказала Кейт, надеясь прервать этот поток странного красноречия.
Но Сидлоу, очевидно, слишком долго сдерживала свои чувства и продолжала, словно не слыша слов Кейт:
– Ей надо было выйти замуж за придворного вельможу – за одного из тех, что задавали тон в свете двадцать лет назад! И они за ней увивались, потому что она сияла как звезда, клянусь вам! Она была рождена, чтобы стать герцогиней, я всегда это говорила! А вместо этого она повесила себе на шею сэра Тимоти, который ей в отцы годится! – Сидлоу с трудом перевела дыхание и, сделав над собой усилие, наконец умолкла. Бросив на Кейт недобрый взгляд, она сказала сквозь зубы: – Мне не следовало так много говорить. Просто не знаю, что на меня нашло, мисс.
– Ничего страшного, – ответила Кейт. – Я знаю, как вы тревожились за тетушку во время ее болезни, как самоотверженно за ней ухаживали. Вы просто устали… вам приходилось мало спать! Отнесите ей, пожалуйста, эти розы и посмотрите, можно ли мне войти? Я не хочу тревожить ее, если она спит.
– Спит! – пренебрежительно фыркнула Сидлоу. – Последние недели ей совсем не спится!
Она взяла вазу из рук Кейт, бормоча, что молодой мисс не мешало бы побольше уделять внимания тетушке, чем только розочки нарезать, и проследовала по галерее к спальне леди Брум.
Минуту спустя она вернулась, неся вазу с увядшими цветами, и хмуро бросила Кейт, что она может войти и посидеть у миледи.
– И помните, пожалуйста, мисс, что она очень больна!
– Я буду помнить, – пообещала Кейт. Сидлоу со стуком поставила вазу и прошла вперед, чтобы открыть перед ней дверь спальни.
– Мисс Кейт, миледи!
– Входи, Кейт! – отозвалась леди Брум. – Спасибо, Сидлоу, вы свободны!.. Подойди, дитя мое, сядь здесь, чтобы я тебя видела!
Она протянула руки, и когда Кейт взяла их в свои, притянула ее и поцеловала в щеку.
Она полулежала в большом кресле эпохи Карла II, стоявшем рядом с ее кроватью с пологом на четырех столбах. Леди Брум была одета в одно из своих элегантных домашних платьев. С первого взгляда Кейт показалось, что тетушка вовсе не выглядит больной, но, присмотревшись внимательнее, разглядела заострившиеся черты лица и напряженность во взгляде. Показывая на розы, поставленные возле нее на маленьком столике, леди Брум с улыбкой сказала;
– Я и без Сидлоу знала, кто каждый день срезает для меня свежие цветы! Спасибо, дорогая моя! Их запах так освежает! И подобраны они с таким вкусом!
– Розы всегда хороши, как их ни подбирай! – ответила Кейт, усаживаясь на низкую скамеечку возле тетушкиного кресла. – Вам лучше сегодня, мэм? После такого тяжелого приступа, я думаю, вам непросто прийти в себя.
– Ты права, – призналась леди Брум. – Это мне наказание за то, что я хвасталась своим здоровьем! Сегодня я еще полежу, но завтра буду вставать. Вот уж я тебе удружила! Боюсь, тебе пришлось нелегко, бедное дитя.
Кейт недоуменно посмотрела на нее.
– Господи Боже, мэм, о каких трудностях вы говорите?
– Юная девушка в роли хозяйки в доме, где одни мужчины? Ай-яй-яй! – игриво погрозила пальцем леди Брум.
– Но один из этих мужчин – сэр Тимоти, – напомнила Кейт.
Леди Брум рассмеялась:
– О да, конечно! Если б он знал, что выступал в роли дуэньи! Но боюсь, что он об этом не догадывался. Можно было бы ожидать, что у Филиппа хватит такта покинуть дом, хозяйка которого лежит больная… Впрочем, не знаю, с чего мне вздумалось этого ожидать! Он никогда не считается ни с кем, кроме собственной персоны! Когда он собирается уезжать? Он ничего не говорил?
– Я об этом ничего не знаю, мэм. – Произнося это, Кейт встала и, подойдя к окну, немного задернула тяжелую парчовую штору. Полуобернувшись, она спросила:
– Так лучше, мэм?
– Кейт, милая! – вздохнула ее светлость. – Какая ты всегда чуткая, какая внимательная! Мне действительно свет бил в глаза. Известно ли тебе, что с тех пор, как ты появилась в Стейплвуде, я забыла, что у меня нет дочери? Ты точно такая, какой я хотела бы видеть свою дочь! Иной раз я ловлю себя на мысли, что считаю тебя своей дочкой… как и сэр Тимоти, насколько мне известно! Делаболь рассказал мне, что ты справлялась с ведением хозяйства, как прирожденная леди!
Кейт в замешательстве ответила не сразу:
– У меня было не так много забот, мэм. Мне бы даже хотелось, чтобы их было больше! Я очень глубоко чувствую, как я вам обязана!
– Тем не менее ты отказалась сделать единственную вещь, о которой я тебя просила! – с меланхолической усмешкой произнесла леди Брум.
Кейт собиралась снова усесться на свою скамеечку, но при этих словах она застыла на месте и сдержанно проговорила:
– Если вы имеете в виду, мэм, как я догадываюсь, что я отказалась выйти замуж за Торкила, то умоляю вас, не надо больше об этом! Вы просите слишком многого!
– В самом деле? Я просила тебя хорошенько обдумать мое предложение, но, мне кажется, ты этого не сделала. Ты обдумала недостатки такого замужества, но не его преимущества. А они, поверь мне, весьма реальны! Ты уже не девочка, мечтающая о принце, ты наверняка задумывалась о своем будущем, ибо тебе нельзя отказать в здравом смысле. Сядь!
– Тетя Минерва, умоляю вас… не говорите ничего больше! – воскликнула Кейт.
– Не спорь со мной, дитя! – резко сказала леди Брум. – Сядь! – Она с видимым усилием взяла себя в руки и выдавила улыбку. – Подойди, мне нужно тебе кое-что сказать… Об этом я не говорила никому, даже Делаболю!
Миледи подождала, пока Кейт неохотно вернулась на свое место, а затем, как бы заглаживая свою резкость, положила руку ей на плечо.
– Не обижайся на меня! – ласково сказала она. – Это разобьет мое сердце, потому что я действительно люблю тебя всей душой, ты же знаешь. – Она крепко взяла Кейт за руку и слегка встряхнула. – Ну же! Вот так-то лучше! Ты мое единственное утешение, дитя мое, моя последняя надежда! Тебе кажется, что я счастливая женщина? Это не так. Судьба была ко мне сурова: мне было отказано во всем, чего я больше всего желала. Я не знаю, за какие грехи Господь наказывает меня так жестоко!
– Не надо так говорить, мэм! – прервала ее Кейт. – Вы просто еще не пришли в себя! Это все болезненные фантазии!
Леди Брум тяжко вздохнула и покачала головой.
– Увы, это не фантазии, а жестокая правда. Я делаю хорошую мину при плохой игре, но мне не удалось ничего из того, что я ставила своей целью. Желаю тебе никогда не узнать, как это горько!
