Она улыбается, и лицо ее вдруг теряет свою невинность.
Рука ее вздрагивает, словно в стремлении коснуться его.
Мальчик застывает на месте. Рот его раскрывается, губы растягиваются, обнажая зубы, и лишь через одно-два мгновения с губ его срывается замерший на них крик, который затем переходит в визг и разрезает царящую в доме мертвую, звенящую тишину.
Крик его постепенно стихает, растворяется в воздухе, в то время как разум ищет убежища за черной стеной забвения...
1
...Глаза его открыты, и одновременно с пробуждением возникло ощущение неуверенности и неопределенности. Металлический стук колес о рельсы, ритмичное покачивание вагона прогнали последние остатки сна. Он раз или два моргнул, избавляясь от смутной череды образов, не имевших ни формы, ни содержания. Дэвид Эш глубоко вздохнул и повернул голову к окну, следя за проносящимся мимо пейзажем.
Поля были пусты. Листья, еще недавно желтые и хрупкие, теперь намокли и завяли. Они скапливались под деревьями — словно прокаженные, от которых отказались их хозяева. То тут, то там у подножий и на склонах холмов возникали вдруг одиночные постройки или группы домов, но они казались чем-то чужеродным на фоне окружающего ландшафта. Позднее осеннее небо было серым и столь же материальным, как и земля, над которой оно простиралось, почти касаясь вершин холмов и смягчая их очертания.
Поезд вошел в туннель, и стало совершенно темно, стук колес превратился в оглушительный грохот. Вспышка света, человек, одиноко сидящий в купе, освещенный крохотным языком пламени.
Эш потушил зажигалку, и красный кончик сигареты сделал еще более густыми тени возле его скул и лба. Пристально вглядываясь в темноту, он пытался вызвать в памяти сон, который заставил его дрожать в ледяном ознобе. Но сон был, как всегда, неясным, ускользающим. Он выпустил колечки дыма, недоумевая, почему он так уверен в том, что это был все тот же сон, сон, после которого он всегда испытывал одни и те же ощущения. Возможно, причиной тому был слабый запах воска, витавший в воздухе, точнее в его воображении, после этого сна, а быть может, все дело в сердцебиении, которое всегда было невозможно быстро унять. Или, может, уверенность основывалась на невозможности вспомнить детали этого сна.
В купе вновь ворвался дневной свет — поезд мчался через какую-то забытую Богом станцию. Радуясь этому отвлекающему обстоятельству, Эш подумал, что когда-нибудь между городами и населенными пунктами вообще не останется промежуточных остановок и железная дорога превратится в широко разветвленную сеть, требующую минимального обслуживания. Что станет тогда с этими заброшенными станциями? Будут ли все так же выстраиваться вдоль платформ похожие на призраков пассажиры? Будет ли все так же звучать из динамика предупреждение “Двери закрываются”? Поглощенные бетоном и деревом образы будут воспроизведены и вернутся через много лет после того, как они существовали в действительности, когда окружавшие их реалии уже исчезнут. Такова была одна из принятых в Институте теорий относительно “призраков” и одна из тех, которые он сам считал правильными и наиболее приемлемыми. Не окажется ли это предметом его нового исследования? Быть может, и нет; существует множество других объяснений так называемого “феномена”, так что выбор велик. Он следил за лениво поднимавшимся вверх сигаретным дымом.
Поезд с грохотом промчался через переезд. За шлагбаумом стояла одна-единственная машина, напоминавшая маленького зверька, лишенного способности двигаться, загипнотизированного пробирающимся мимо хищником.
Эш взглянул на наручные часы. Должно быть, уже недалеко, утешал он себя. Во всяком случае, путешествие оказалось спокойным, у него даже была возможность поспать... Хотя нет, не таким уж спокойным. Этот сон — хотя он не мог вспомнить его содержания — несколько взбудоражил его. Как и всегда после сна, который он никак не в силах был воспроизвести в памяти, Эш ощущал тупую боль в голове. Он слегка нажал кончиками пальцев на внутренние уголки глаз, чтобы снять боль. Не помогло, хотя он был уверен, что непременно подействует — безотказное средство. В поезде не было вагона-ресторана, а потому выпить было негде. Может, оно и к лучшему — едва ли ему удастся произвести благоприятное впечатление на клиента, если при первой же встрече от него будет разить алкоголем.
Откинув голову на спинку сиденья, он прикрыл глаза, сигарета свободно повисла в уголке рта, пепел падал прямо на помятый пиджак.
Поезд мчался вперед по сельской местности, время от времени останавливаясь на станциях, где те или иные пассажиры покидали его и редко кто садился в вагоны. За окнами купе мелькали поля, холмы и пастбища, над которыми нависло мрачное, окутанное тучами небо, кое-где встречались редкие городки и поселки.
Наконец поезд замедлил ход и остановился на маленькой сельской станции под названием Рэйвенмур — путешествие Эша закончилось. Он быстро поправил узел галстука и накинул пальто, лежавшее на противоположном сиденье. Сняв с багажной полки чемодан и портплед, поставил их на пол и распахнул дверь купе в тот момент, когда поезд в последний раз со скрежетом дернулся и окончательно замер.
Спустившись на платформу, он повернулся, взял багаж и локтем захлопнул дверь. Он оказался единственным, кто вышел из поезда на этой станции. Она была совершенно пуста, безжизненна, и его вдруг охватило странное чувство, что станция уже превратилась в призрак. Эш потряс головой, чувствуя себя сконфуженным и смущенным, — только ему могла прийти в голову подобная мысль. Впереди, на дальнем конце платформы возникла фигура в форме — человек вышел из дверей здания, поднял руку и махнул ею в сторону машиниста. Поезд тронулся и стал набирать ход, а человек вновь скрылся внутри, уже не заботясь о том, чтобы состав благополучно покинул станцию. Прежде чем войти в одноэтажное станционное здание, Эш подождал, пока последний вагон скрылся из вида и мерный стук колес замер вдали. И лишь после того как поезд исчез за поворотом, он переступил порог темного кассового зала.
Внутри никого, дежурного нигде не видно. Возле пластикового окошечка кассы стояла пожилая пара, мужчина наклонился и беседовал с кассиром через узкую щель для подачи денег, не желая почему-то воспользоваться расположенной выше специальной решеткой для переговоров. Эш вышел на дорогу по другую сторону здания.
Ни одной машины и никого, кто встретил бы его. Он нахмурился, поставил багаж на край тротуара и взглянул на часы. Эш простоял на месте несколько минут, внимательно оглядывая дорогу, бывшую, по всей вероятности, главной улицей поселка. Он увидел несколько магазинов, непременное здание Строительной ассоциации, почту и, прямо перед собой, на другой стороне — гостиницу “Рэйвенмур”. Закурив очередную сигарету, он сунул руки в карманы и принялся ждать хоть какую-нибудь попутную машину. Однако тщетно. Эш ходил взад и вперед по тротуару, мучаясь от холода и жажды.
Прошло еще минут десять. Пожав плечами, Эш подхватил чемодан и портплед и перешел пустынную дорогу.
За дверью гостиницы располагался холл, по обе стороны которого были ведущие в бары двери. Эш вошел в один из баров, посетители которого едва удостоили его своим вниманием. Время ленча было в самом разгаре, но Эш без труда отыскал себе место возле стойки и тут же поймал на себе взгляд бармена. Широколицый человек прервал разговор с одним из завсегдатаев и бросился приветствовать нового посетителя, всем видом выражая гостеприимство радушного хозяина.
— Что желаете, сэр? — спросил он, и в голосе его сквозила некоторая холодность по отношению к посетителю, не относящемуся к числу завсегдатаев бара.
— Водку, — спокойно ответил Эш.
— Что-нибудь еще?
— Лед.
Хозяин окинул его внимательным взглядом и лишь после этого повернулся к рядам бутылок. Поставив бокал перед Эшем, он бросил туда два кубика льда из стоявшего рядом ведерка.
