дома, ты об этом сама знаешь, а люди вокруг ждут, чтобы к нему кто-нибудь пришел.
– Я тебя предупреждаю, что завтра он уже наверняка выйдет из дома.
– Дай ему Бог здоровьица. Эскорт у него будет что у королевы. А на беседу мы уже с ним уговорились, на понедельник. Это мы специально сделали, после субботы и воскресенья что-нибудь, глядишь, и проявится…
– Я только одно знаю, что пропало мое одеяло, – печально сказала Моника Гонсовская еще до первого заезда. – Ни за что другое я ручаться не могу, потому что не обращала внимания, а одеяло я купила всего лишь днем раньше, в пятницу. И оно мне ужасно нравилось! Я его оставила в машине, мне как-то показалось глупо приходить с одеялом на бега, и теперь я на этом одеяле, ясное дело, могу крест поставить.
– А вы им об этом сказали?
– Конечно! Они меня для этого из Лонцка вытащили, но я и так бы приехала, потому что тетка бьется в истерике. Что такое этот Завейчик мог натворить, как вы думаете?
– Мне кажется, убежать. Единственное логичное предположение…
– Слушай, что тут творится? – изумленно спросил Юрек, садясь в свое кресло. – Какое-то помешательство на пятый номер во втором заезде. Я до него пальцем не дотрагивался, а тут вижу, что ставят на пятерку по десять, по двадцать раз. Что бы это значило?
Я забыла Монику, одеяло и Завейчика, потому что появилась более важная тема. Я тоже пятого номера не касалась и сразу решила, что не буду, еще не заглянув в программку.
– Коллективное сумасшествие, – категорически осудила я. – Кацперский на Ватмане, глупость длиной отсюда до Америки, а то и дальше. Правда, на арабах Кацперский ездить умеет…
– Ничего не понимаю, до сих пор Ватман был четвертым, а то и пятым. Откуда они его взяли?
– Сумасшествие, ты же сам сказал. Без этого была бы одна Пальма в фаворитах.
– Ты что, никто на нее не ставит. А у меня она есть. По родословной она самая лучшая…
– Но едет Сарновский, люди привыкли, что Сарновский на фаворитах не приходит…
– Так ведь он не фаворит!
– Ну и что? Должен в таком раскладе оказаться фаворитом. Пальма у меня тоже есть, хотя не знаю, хорошо ли это. А, черт с ними, пусть этот Кацперский без меня выигрывает.
С Пальмой на устах влетел пан Здись и из чистой галантности разделил роскошные розы между представительницами дамского пола в ложе. Я помчалась к пани Ядзе за стаканом воды и поставила цветы на круглое окошечко возле Моники, потому что на парапете перед нами они заслонили бы поворот. Вальдемар требовал от пана Собеслава принятия мужского твердого решения.
– Так как же, в конце концов, с этой Пальмой? Последний момент, сейчас ведь закроют все кассы!
– Дороговато это для меня получается, пан Валь-дек, может, «верхом» на нее поставить…
– ., конь с облегченным весом. В тридцать восьмом году Санлайт в Аскоте выиграл точно так же, платили семнадцать к одному…
– О Господи! – сказала Мария, швыряя на кресло сумку. – Уже завелся?..
– Продолжает, – ответила я. – Он пришел пораньше и сразу завелся.
– ., на Триумфальной Дуге турф был просто как по заказу для Пейзаны, потому она пришла даже гандикапированная [2], – продолжал некто, на кого я смотрела бы с умилением, если бы он не болтал столько. Он был фигурой в своем роде исторической, представитель золотой молодежи перед первой мировой войной, живая хроника бегов на всем полушарии. – Ее мать была Вигесса, от Нижинского, из той же линии, точнее, Нижинский был ее дедом…
– О чем вы говорите, плевать я хотел, что бегало при царе Горохе! – рассердился Вальдемар. – Мне нужно знать, что тут, в первом заезде будет! Ставить мне на Пальму или нет?..
– ..мартышка и попугай. Пролезли они на корабль, идущий в Европу, и плывут себе, плывут… – услышала я голос полковника. – Вылезли из укрытия и стали играть…
– ., на него одного! – объявил пан Эдя. – Репа сам на него вроде как двести поставил!
Тренер Репа вовсе не носил фамилию Репа, он был Кальреп, но не было тут человека, который правильно бы называл его фамилию. Репой остался он навеки.
– Только двойка! – бешено упрямился пан Здись. – Только двойкой начинаю, тут другой лошади нет!
– В первом?
– Конечно! Пора ей, пора, без веса лошадка вдет! Он совершенно выбил меня из колеи. Двойка, Нарбонна, входила в число моих обожаемых кобыл, я ее забросила, чтобы не испортить ей карьеры, хотя в среду решила было поставить на нее одну. Тут я вспомнила, что не проверила заездов, посмотрела на табло и подскочила! Черт! На двойке ученик Осика!
– Звонок был?! – нервически завопила я.
– Давно уже, – сказала Мария. – Да успокойся, что упало, то пропало. Звонок был, когда я еще по лестнице шла. Дай открывалку.
– Вот черт, – мрачно сказала я, копаясь в сумке. – Ведь я даже не поставила на эту Нарбонну… Ну да, в последовательность я ее включила, но из квинты, из триплета выбросила, потому что боялась ее сглазить.
– Не хочу, конечно, быть хамкой, но ты поглупела, – огорчилась Мария. – Она же тут выиграет только так!
– Она у пана Здися есть…
– Ну и что же? И пан Здись иногда выигрывает… Появился Метя, живой, здоровый и без видимых повреждений.
– Привет, девушки. Так что у нас приходит первым? Давай, Пальма!
– Метя, Бога ради…
– Погоди, дадим ему пива, может, он заткнется.
– Метя, опомнись, Пальма бежит во втором, а сейчас первый. Принеси стакан…
Моника Гонсовская сзади осторожно коснулась моего плеча.
– Я тоже поставила на Нарбонну. Простите, пожалуйста. Она отлично выглядит. С Танзанией, два- шесть. Так у меня получилось по паддоку.
По счастью, на Нарбонну с Танзанией я тоже поставила, и меня это несколько обрадовало. Танзанией я начинала триплет и квинту и теперь с надеждой подумала, что, может быть, ученик Осика, несмотря на всю свою одержимость, все-таки не придет первым, сделает хоть какую-нибудь ошибочку…
Завыл рупор, взмахнул флажок, черти-кони рванулись. Ученик Осика не сделал ни единой ошибки и выиграл в роскошном стиле от старта до финиша. Пан Здись впал в эйфорию, я выиграла последовательность, потому что, разумеется, Танзания пришла второй. Первый триплет и квинта у меня полетели к чертям. Мария не скрывала своего осуждения, настаивая, что у меня плохо с головой. Я ей не возражала.
– Зато у меня есть Пальма, – сердито сказала я. – Метя вон уже начал, пусть и дальше орет свое «давай, Пальма!». А вы вместе ставите или порознь?
– И так, и этак.
Метя, весьма довольный жизнью, попивал пивко И лопал соленые палочки пана Вальдемара. Были они Потрясающими, откуда Вальдемар их брал, никто не знал, потому что источник он держал в строжайшей тайне, но приносил их все больше и больше. Ни в коем случае их не пекла его жена, потому что, как у практикующего врача, у нее работы было предостаточно и без соленых палочек.
– Метя, говори правду! – потребовала я бешеным шепотом, – Ты про сегодняшний день что-нибудь знаешь?
– Слышал кое-что, – признался Метя. – Придут хорошие лошади, и придерживать их никто не будет. Пальма из них самая лучшая. Давай, Пальма!
– Посмотреть бы на эту Пальму, – сказала в пространство Моника Гонсовская и поднялась с кресла.
