– Иоанна, иди ты! – сказали Зося и Алиция. – Может, хоть от нее узнаешь, при чем тут Эдек.
Вскоре свидание было разрешено.
Анита, уже пришедшая в себя после нервного шока, немедленно развеяла мое мрачное настроение.
– Какие вы глупые! – беззаботно сказала она. – Я же ничего не имею против Алиции, наоборот, очень ее люблю. Вовсе не хотела ее убивать.
Я вытаращила глаза.
– Так что, ты просто хотела ей сделать приятное, убирая из ее дома излишек гостей?!
– Ну, это-то мне как раз удалось, а? Но не об этом речь. Я не хотела, но должна была ее убить, – она тяжело вздохнула. – Алиция встретила меня во Флоренции и сделала там свои идиотские снимки... Я знала, что на них виден Андреа...
– Какой еще, к чертовой матери, Андреа?!
– Мой... Его зовут Андреа. Это единственные фотографии, на которых он со мной, я просто обязана была их раздобыть. У местной полиции я тоже их украла, но с полицией было проще, у них все содержится в полном порядке. У Алиции же черт ногу сломит. А я так боялась, что она сама наткнется на снимки и вспомнит... Ты не представляешь, сколько у меня было хлопот, чтобы никому другому не причинить вреда!
– Но Эдек... – я прикусила язык, не зная, не бестактно ли это.
Анита снова вздохнула.
– С Эдеком я действительно потеряла голову. Хотела его попросту утихомирить. Пожалуй, у меня это слишком хорошо получилось. Ну, теперь ты видишь, что я сумасшедшая? – неожиданно подвела она итог беседы. – Уверяю тебя, что потеряла рассудок навсегда. Ничего они мне не сделают...
Да, это имело смысл. Датское правосудие считает безумцем каждого преступника и гораздо охотней отправляет на лечение, чем в тюрьму. Я и сама, вероятно, заподозрила бы ее в сумасшествии, если бы не эта безошибочная линия обороны.
Анита задумалась на секунду и добавила:
– Ну ладно, все равно все пропало, сделай милость, скажи хоть теперь, где она это прятала?
– В мансарде на площади Святой Анны. Она совсем об этом забыла, и если бы Херберт и не ремонт мансарды...
– Если бы я знала, что это на площади Святой Анны... От Алиции действительно всего можно ожидать!..
Двумя днями позже пришло письмо от двоюродной сестры Эдека, его единственной наследницы. В письме находился другой конверт и записка, что она нашла это в старом пиджаке Эдека и решила отослать согласно воле покойного.
Конверт был воплощением крайней степени нищеты и отчаяния. На нем живописно смешались разноцветные пятна, в которых мы угадали сладкую вишневку, немного кофейной гущи и уксус от селедки. Письмо, находившееся внутри, выглядело не лучше.
– Должно быть, был страшно пьян, – заботливо сказала Алиция, – ничего не разберешь.
Каракули завивались клубком, залезали друг на друга, местами были размазаны. Пожалуй, над ними пришлось бы попотеть и квалифицированному специалисту. Мы напрягли все наши умственные способности, и в конце концов нам удалось узнать: Эдек встретил своего старого знакомого с послевоенных времен; за две недели, в течение которых они обмывали эту неожиданную радость, успел заподозрить его в шпионской деятельности, так как раньше тот носил другую фамилию, узнать, что его приятель имеет ключ от варшавской холостяцкой квартиры Аниты и выслушать весьма циничные признания на тему влюбленных женщин. Нечаянный товарищ не скрывал, что на чувства своей дамы не отвечает взаимностью, использует ее как орудие в своих рискованных делах и бросит тотчас, как она перестанет быть ему полезна. Про свою работу ничего подробно не рассказывал, но и подозрений в шпионаже не отвергал. Часть письма содержала угрызения совести и сомнения, по отношению к кому он должен сохранять лояльность: к Алиции, которой грозит опасность, или к приятелю, которому ничего не грозит в случае прекращения отношений между Алицией и подозрительной особой.
– Наверное, написал это, надравшись, засунул конверт в карман и забыл о нем. А потом написал второй раз, уже трезвый.
– Значит, Анита была права, боясь, что ее в любой момент могут бросить. Исключительно антипатичная личность.
– Странно, что он так разоткровенничался перед Эдеком. Какой-то придурок, – высказала свое мнение Зося.
– Он же не мог предполагать, что Эдек знает Аниту, а о моем существовании ему тогда вообще не было известно, – пояснила Алиция.
– Что-то мне становится жаль Аниту, хотя она, конечно, жалости не заслуживает...
Жизнь шла своим чередом. Зашла попрощаться почти уже переставшая хромать Эльжбета. Сразу же после нее появился выпущенный из больницы Торстен. Повеселевшая Эва сообщила по телефону, что скоро увидимся. Остальные жертвы неудавшихся покушений также стояли на пороге выздоровления. Нас начало охватывать давно забытое чувство беззаботности, события последних недель казались кошмарным сном...
– Ну, мои дорогие, – сказала Алиция, – по-моему, пришла пора открыть «Наполеон». Белая Глиста и Бобусь, надеюсь, уехали навсегда. Эва жива и невиновна, тетя не имеет претензий, а за машину возвращают полную стоимость. Лучше не будет!
Мы дружно согласились.
– С трупами покончено! – с безграничным облегчением вздохнула Зося. – Какая благодать!
Полные сантиментов, мы все столпились у кухонного стола. Алиция сварила великолепный кофе, и я еще раз во всех подробностях рассказала о свидании с Анитой.
– Просила передать тебе, что изгородь была в ужасающем состоянии... – вспомнила я. – А главное вот что: она видела, как ты нашла клипсу, и знала, где потеряла вторую. С тех пор уже не могла жить спокойно, все время ждала разоблачения.
– Это она клипсу нашла?
Я выпила немного коньяка, прежде чем ответить, и в тишине – все напряженно ждали продолжения – услышала какой-то негромкий звук. Как будто что-то капнуло.
– И клипсу тоже. И снимки из Флоренции. Знала, что Алиция без ни ничего не вспомнит.
Кап...
– Но зачем ей было меня убивать? – рассеянно поинтересовалась Алиция, навострив уши.
– Ты единственная видела их вместе...
Кап...
– Что-то течет, – сказала Зося. – Павел, закрути кран.
– Он закручен.
Кап...
Все замолчали.
Кап...
– Где это капает? – забеспокоилась Алиция. – В ванной?
Кап...
– Нет, скорее в уборной.
Кап... кап... кап...
Темп резко возрос. Несколько минут мы молча смотрели друг на друга и пытались локализовать звук.
