первый среди спецов мирового класса. И последний, кого можно было заподозрить в незаконной деятельности.
– Добрый вечер, – сухо сказала я и, избегая пауз, продолжала:
– Интересно, даешь ли ты себе отчет, кому служит твоя гениальная инженерная мысль?
– О чем речь? Будь добра, выражайся пояснее, вникать в твои художественные метафоры у меня нет времени.
– Речь об экспериментах, связанных с дистанционным управлением различными системами. В частности, голосом. Извини, что изъясняюсь нормальным языком, а не вашей научной тарабарщиной. Так вот, насколько мне известно, электроакустический канал Х служит для включения и выключения неподвижных объектов, канал В – для управления подвижными объектами, а канал А...
– Что такое?! Откуда ты взяла...
– Импульсы зависят от выговаривания слов с набором соответствующих гласных, правильно? “Е” в “брекекекс” воздействует одним образом, “у” в “кукурукуку” – другим... Я ожидала от вас еще и “растабары”, учитывая обилие “а”, но вы меня разочаровали...
– Прекрати! – резко оборвал меня человек на другом конце провода. – Сейчас же замолчи!
– И не подумаю, – возмутилась я. – Прими к сведению, что этот твой тон на меня больше не действует.
– Помнится, ты и прежде была сумасброд кой, но не до такой же степени! Совсем свихнулась. Чего тебе надо?
– Мне надо знать кое-что на эту тему. Я имею основания подозревать, что твои разработки попали в нехорошие руки. Надеюсь получить у тебя консультацию.
– Не надейся!
– Что же, тогда не обессудь, растрезвоню гложущую меня тайну повсюду – все, о чем знаю, а знаю я, уж поверь, немало. Выкричусь на весь белый свет, где придется – в кино, в набитом трамвае, на каждом перекрестке!
– Да тебя тут же изолируют, не успеешь и рта раскрыть!..
– Возможно, но тогда я непременно сошлюсь на тебя, как на источник информации. И пускай докажут, что я вру...
'А ведь и впрямь шантажистка, да еще опасная для общества”, – подивилась я себе в наступившей паузе. В трубке молчали – видно, мой разъяренный собеседник боролся с удушьем. Не дошло бы до апоплексического удара...
– Ну ладно, – покладисто уступила я. Буду молчать как рыба, только намекни хотя бы, кто твоим детищем сейчас пользуется. Я ведь не с кондачка болтаю, поверь, идет какая-то серьезная возня...
– Хорошо, – неожиданно согласился он – Но это не телефонный разговор. Давай условимся на завтра, попробую выкроить время.
– Фиг тебе, – непреклонно отрезала я. Завтра ты меня захлопнешь в капкан. Если встречаться, то сегодня.
Он ответил не сразу, видимо, взвешивая ситуацию.
– Договорились. Где увидимся?
– На лавочке в парке Дрешера, у троллейбусной остановки. Через десять минут. – Я ехидно усмехнулась. – Если тебя через десять минут не будет, ухожу, не дожидаясь, и разворачиваю рекламную кампанию...
Все с той же ехидной усмешечкой я положила трубку рядом с аппаратом, заблокировав ему связь с внешним миром. За это время он не успеет ни позвонить из автомата, ни куда-нибудь заехать, на десять минут мне гарантирована безопасность.
Я не отдавала себе отчета в пагубности своего поведения. В том состоянии одержимости, которое мной овладело, для меня уже не было ничего невозможного. Каких только глупостей не натворишь ради блага отечества!
Встретившись со мной в парке Дрешера, мой конфидент даже не нашел в себе сил поздороваться... Оглядев меня с невыразимым отвращением, закурил и сказал:
– Блокада тебе не поможет. Я тебя и завтра из-под земли достану.
– Если сохранишь хоть каплю здравого смысла, завтра мне скажешь спасибо. Вот послушай... Только для начала учти: я знаю, какое ведомство опекало на первых порах операцию, знаю, в чем она заключалась, где проводились эксперименты, и со всей ответственностью заявляю: мое дело сторона. Меня интересует другое: в чьи руки это попало и кто этим манипулирует незаконно.
– Ничего тут незаконного нет, все в руках божиих, то есть того самого ведомства. С чего тебе втемяшился такой бред?
Колебалась я недолго. Ничего не оставалось, как рассказать ему правду. Почти всю.
– Каким образом, черт подери, они вышли на твой телефон?!
– Не знаю, – твердо сказала я. – Меня это не интересует.
Теперь он помолчал в нерешительности.
– Произошла какая-то чудовищная накладка. Слушай же...
И я стала слушать. Все, о чем он рассказывал, ничего мне не объясняло. Операция “Скорбут” абсолютно законна? Осуществляется государственными службами, уполномоченными на то людьми, а вовсе не бандитской шайкой?
– Какого же беса они так законспирировались? – не сдавалась я в полном отчаянии.
– Чего тут непонятного? По-твоему, глубоко засекреченные испытания, проходящие по ведомству военной разведки, надо выставлять на всеобщее обозрение?
– Все равно концы с концами не сходятся. Послушал бы ты, что они говорили! Таились, нервничали, что кто-то их обнаружит, раскроет... Кто?! Зачем?
– А тебе прямо позарез надо знать? – помолчав, хмуро буркнул мой собеседник.
– Надо. Мне все это крайне подозрительно. Он снова помолчал, дымя сигаретой и явно борясь с сомнениями. Собственно, до сих пор он мне не сказал ничего такого, чего я и сама не знала. Но сейчас, чуяло мое сердце, сейчас он откроет мне нечто такое, отчего у меня волосы встанут дыбом.
– Ладно. Все равно ты уже знаешь больше, чем следовало бы, хуже не будет. Слушай же...
Я слушала с замиранием сердца и неприятной тяжестью на душе. Все детали головоломки идеально укладывались одна к одной. В лоне почтеннейшего правоохранительного ведомства завелся, образно говоря, микроб предательства. Среди высокопоставленных лиц, наделенных неограниченным государственным доверием, нашелся ренегат, сотрудничавший с иностранной разведкой, который покушался выкрасть изобретение. При нем существовала неуловимая агентурная сеть, действовавшая на пагубу народной нашей республике. От этой вражьей силы и пришлось таиться...
Ренегат на высоком посту...
– Почему же их всех не пересажали, почему цацкались, доводя меня до нервного расстройства? – с горечью спросила я.
– Потому что не было стопроцентной уверенности насчет личности предателя, да и на агентуру следовало выйти. Риск был, конечно, велик, пришлось обставлять испытания так, чтобы не допустить утечки информации и в то же время не вспугнуть их проволочками и чрезмерными предосторожностями. Но другого способа разрешить ситуацию не предвиделось. Подозреваемый, как я понимаю, имел такой высокий статус, что требовалось стопроцентное попадание; случись какая накладка, заварился бы жуткий скандал. Ну и все труды контрразведки пошли бы насмарку...
– И кем же этот ренегат оказался?
– Понятия не имею. Думаю, посвящены в это человека два-три.
– Как же ты можешь не знать, если участвовал в испытаниях? От кого конкретно вы таились?
– Ото всех. В курс дела ввели только нескольких верных людей, остальных держали под подозрением. Да я непосредственно в акции почти не участвовал, сдал свои разработки на первой стадии, а дальше уже весь воз тянул другой.
Я молчала, пытаясь справиться с сумятицей в душе, а больше всего с мучительным огорчением. Выходит, я до последнего питала какую-то надежду? Ведь ясно было, что это преступник...
– Получается, ты была не так уж далека от истины, – признал он с кислой миной. – Представляешь
