Расставив все на маленьком столике, служанка заговорила.
— Нынче утром я прогулялась кругом. Сходила к причалам, с оглядкой конечно. Там почти ничего не происходит. Маленькие суда, которые иногда к нам добираются, разгружаются и грузятся очень быстро, причем обязательно под присмотром вооруженных людей. По крайней мере один корабль принадлежал «новым купчикам». Скорее всего, это совместное предприятие нескольких семей. Доставили они большей частью продовольствие. Два других корабля, похоже, принадлежали старинным семействам. Еще я видела тот живой корабль, «Офелию», но не у пирса, а на рейде. И на ее палубах тоже виднелись люди с оружием. Побывав в гавани, я сделала, как ты предлагала: отправилась на побережье, туда, где рыбаки вытаскивают свои лодки. Там жизни побольше, правда, лодок тоже не столько, сколько раньше бывало. Всего пять-шесть суденышек. Люди разбирали добычу, поправляли сети. Я предложила помочь, думая заработать рыбку- другую, но от моих услуг отказались. Нет, не прогнали, даже не нагрубили, но вели себя так, словно я могу что-нибудь стырить или иной вред им причинить.
Человек, с которым я заговорила, все смотрел не на меня, а куда-то за мое плечо, как будто подозревал, что я их отвлекаю разговорами, а в это время кто-то другой… Правда, через некоторое время рыбаки поняли, что я не привела с собой никакого сообщника, и пожалели меня. Дали мне за просто так две небольшие камбалы и поговорили со мной.
— Кто дал тебе рыбу?
— Женщина по имени Экки. Ее отец велел ей меня угостить, а когда кто-то открыл рот вроде бы возразить, тот мужчина сказал: «Все жрать хотят, Энге!» Того доброго человека звали Келтер. Большущий такой мужичище, грудь и живот что твоя бочка. Рыжая борода больше веника и ручищи тоже рыжие и волосатые, а голова почти совсем лысая.
— Келтер… — задумалась Роника, роясь в памяти. — Ну как же! Не иначе Малявка Келтер! Не припомнишь, там никто его Малявкой не называл?
Рэйч кивнула.
— Называли, но я подумала, что это они его дразнят. Роника нахмурилась. Чайник в камине уже кипел, струя пара так и свистела из носика. Роника сняла его с крюка и стала лить кипяток в заварочный чайник.
— Келтер… Малявка Келтер, — пробормотала она. — Имя знакомое, но вот что он…
— А мне показалось, — вставила Рэйч. — Что это именно тот человек, который нам нужен. Конечно, я покамест с ним не заговаривала о деле. И думаю, что в дальнейшем тоже особо торопиться не следует. Но сдается мне, что именно он сумел бы и поговорить с народом Трех Кораблей, и за них мнение высказать!
— Ну и отлично. — Роника даже сама слегка удивилась Удовлетворению, прозвучавшему в ее голосе. — Сегодня вечером собирается городской Совет. Там я хочу рассказать о том, что мне удалось разузнать, и буду настаивать, чтобы мы начали делать какие-то шаги по объединению города. Не знаю только, добьюсь ли успеха. Если уж многие даже о самих себе позаботиться не желают… Что ж, попытка — не пытка!
Некоторое время обе молчали. Роника прихлебывала чай, думая о своем. Неожиданно Рэйч спросила ее:
— А если никто тебя не послушает? Что тогда? Ты отступишься?
— Не могу, — просто ответила Роника. И коротко, невесело рассмеялась: — Потому, что, если я сдамся и отступлюсь, мне будет просто нечего больше делать на свете. Это единственное, чем я могу помочь своей семье. Если я стану этаким слепнем, который будет жалить Удачный, побуждая его к деятельной жизни, тогда рано или поздно Кефрия и дети смогут вернуться. По крайней мере, я смогу с ними связаться и получить от них весточку. Сейчас, когда мы то и дело деремся, а ближайшие соседи вусмерть перестали друг дружке доверять… не говоря уже о клейме изменницы, которым меня осчастливили… какая речь может идти о возвращении моей семьи? И потом, если некоторым чудом Альтия с Брэшеном все же сумеют отбить «Проказницу» и вернуть ее домой, у них должен быть дом, в который можно вернуться, а не одно название. Знаешь, Рэйч, последнее время я чувствую себя точно жонглер, которому на голову сыплются все его мячики. Я должна поймать как можно больше и хотя бы некоторые умудриться заново подбросить. Если мне это не удастся, я буду просто жалкой старухой, знающей лишь каждодневные нужды и ждущей конца. А я этого не хочу. Раз уж я до сих пор жива, я хочу действительно жить! — Роника поставила тихо звякнувшую чашку. — Погляди на меня, — негромко проговорила она. — У меня даже чашки собственной не осталось. Моя семья то ли погибла, то ли разлетелась так далеко, что ни слуху ни духу. Все, что я так долго принимала как должное, оказалось у меня отнято, одно за другим. Все в моей жизни идет не так, как я когда-то предполагала. Не нужно, чтобы такое происходило с людьми.
Рэйч посмотрела ей прямо в глаза, и Роника смолкла. Она успела забыть, с кем говорит. Слова сорвались с ее языка прежде, чем она успела их хорошенько обдумать:
— Твоего мужа продали раньше, чем тебя, и угнали в Калсиду. Ты думала когда-нибудь о том, чтобы разыскать его?
Рэйч обхватила свою чашку обеими руками, грея ладони. Видно было, как сразу намокли у нее ресницы, но слезы по щекам так и не потекли. Рэйч опустила голову, и Роника долгое время не видела ее лица — только пробор, светлый на фоне темных волос.
— Прости меня. Я… — начала было она.
— Ничего. — Рэйч говорила тихо, но голос был тверд. — Нет, я не буду и пытаться его разыскать. Лучше я буду думать, что он оказался у доброго хозяина, сумевшего оценить его дар каллиграфа. А он пускай верит, что мы с сынишкой оба живы и тоже обрели неплохой дом. Но если я отправлюсь в Калсиду — с такой-то отметиной на лице — меня для начала быстренько схватят как беглую, и я снова окажусь в неволе. Только татуировок прибавится. Но даже если б я и сумела отыскать мужа, мне пришлось бы рассказывать ему о том, как умирал наш маленький сын. Смогла бы я ему объяснить, почему наш мальчик умер, а я все еще жива? Сколько ни пытаюсь вообразить себе, как могла бы произойти наша встреча, все равно все всегда кончается плохо. Если пытаешься пройти путь до конца, Роника, тебя обязательно в итоге ждет горечь. Мне и сейчас горько, уж что говорить… Но лучшего уже не будет. Может только стать еще горше.
— Прости меня, — повторила Роника неуклюже.
Были бы у нее деньги и корабль, она непременно снарядила бы кого-нибудь в Калсиду. Чтобы разыскал-таки мужа Рэйч, выкупил его из неволи и обратно привез. Да, после этого им обоим пришлось бы жить с памятью о погибшем сыночке. Все верно. Но потом родились бы еще дети. Роника это знала лучше многих. Они с Ефроном утратили своих сыновей во время Кровавого мора. Но потом в должный срок у них родилась Альтия. Роника не стала рассказывать об этом Рэйч. Но про себя дала обет себе самой и Са. «Если моя жизнь все-таки повернется к лучшему, я непременно сделаю так, чтобы и для Рэйч настали светлые дни. И это самое меньшее, чем я могу отблагодарить женщину, не бросившую меня в самые мои черные дни».
Но все-таки для начала ей следовало переломить собственную злую судьбу. В частности, хватит уже позволять другим людям делать опасную работу вместо нее. Пора браться самой.
— А у меня с Сериллой никаких сдвигов, — прежним деловым тоном сообщила она Рэйч. — Кажется, пора брать то, что я разузнала, и пускать в ход… возможно, начихав на сегодняшнее решение Совета. Если эти старые пни вообще хоть что-то решат. В любом случае завтра пораньше с утра я пойду с тобой к рыбакам. Надо будет застать их прежде, чем они отправятся в море. Попробую переговорить с Малявкой Келтером и попрошу его замолвить словечко другим семьям с Трех Кораблей. Скажу им так: настало время не просто навести мир и порядок в Удачном, но даже больше — пора уже нам самим собой владеть! И открыто о том заявить! Но для этого потребуется весь наш народ, а не только старинные торговые семьи. То есть и поселенцы с Трех Кораблей, и даже те «новые купчики», которых удастся убедить жить по нашим прежним законам. То есть в первую очередь — никакого рабства. Каждый должен будет стать частичкой того нового Удачного, который мы непременно построим. — Роника помолчала, обдумывая дальнейшее. Потом пробормотала: — Вот только хотела бы я знать хоть одного из «новых купчиков», которому можно было бы доверять.
— Всем можно, — негромко вставила Рэйч.
— Всем? — переспросила Роника изумленно. — Это «новым»-то? Да еще всем?