— Я предлагаю, — сказал он, — чтобы мы выбрали троих почтенных торговцев и поручили им разобраться в обстоятельствах гибели Давада Рестара и, соответственно, должным образом распорядиться его имением и наследством. Что до меня, то я здесь лично заинтересован: покойный задолжал моей семье денег.
Роэд Керн снова вскочил на ноги, на сей раз слишком поспешно.
— На что мы тратим время, уважаемые? — обратился он к залу. — Только что было принято решение отложить все долги до лучших времен. Помните, единогласно, при самом начале собрания? А кроме того, каким образом смерть должника может повлиять на возмещение долга?
Доводы были веские, но молодой Тенира оказался подготовлен не хуже.
— Я думаю, — сказал он, — что здесь речь идет не о долге, а о наследовании. Посему, если имение и имущество окажутся конфискованы, моей семье придется отказаться от мысли вернуть свое. Но в случае, если все будет передано наследникам, моя семья кровно заинтересована, чтобы эти самые наследники вступили в свои права и сделали это прежде, чем состояние окажется… скажем так, истощено.
Выразился он вежливо, но таким тоном, что всем явственно послышалось: «разграблено». Серилла почувствовала» что жарко краснеет, и ничего не могла с этим поделать. Во рту опять пересохло, язык прилип к нёбу. Это было гораздо страшней невнимания, так возмутившего ее поначалу. Молодой Тенира едва ли не напрямую обвинил ее в воровстве!
А торговец Двиккер, похоже, и не заметил ее смятения. Ему и в голову не пришло, что вопрос был обращен к ней и ей следовало ответить. Он откинулся в кресле и с самым серьезным видом провозгласил:
— Требование разумное, особенно если учесть, что один представитель старинного семейства уже проявлял заинтересованность в этом деле. Попрошу вызваться добровольцев, не имеющих здесь личного интереса. Мы выберем троих и приведем их к присяге!
Все произошло буквально за минуту. Серилла даже не запомнила имен тех, кого выбрал Двиккер. Только то, что одна была малопривлекательная молодая женщина; на руках у нее копошился ребенок. Другой оказался морщинистым стариком, опиравшимся на костыль. Ну и как прикажете производить впечатление на таких-то людей? Ей казалось — она тонула в собственном кресле, сжимаясь под гнетом чувства поражения и стыда. Срам охватил ее душу и вылился в кромешное отчаяние. Все было взаимосвязано! Вот она, власть мужчин, которую она так мечтала сбросить навеки!
Совершенно неожиданно она наткнулась глазами на Ронику Вестрит и пришла в окончательный ужас, потому что на лице старухи читалось сострадание. Так неужели же она, Серилла, пала столь низко, что даже злейшие враги жалеют ее? Продолжая тем не менее живьем рвать на куски?
У нее зазвенело в ушах, и Зал окутала внезапная и плотная тьма.
Роника тихо сидела на своем месте, чувствуя себя довольно-таки подавленно. Итак, для Грэйга Тениры они немедленно согласились сделать то, в чем ей самой было напрочь отказано. Впрочем, они все- таки начнут разбираться в обстоятельствах смерти Давада. «Только это и важно», — твердо сказала она себе.
Внезапная бледность госпожи Подруги заставила ее отвлечься от этих рассуждений. Ронике даже показалось, что молодая женщина собиралась вот-вот упасть в обморок. Ей сделалось отчасти жалко бедняжку. Едва прибыв в чужой для нее город, Серилла тотчас впуталась в неразбериху царивших здесь страстей и внутренних напряжений, не говоря уже о роковых беспорядках. И у нее не было никакой надежды выпутаться. Видимо, должность Сердечной Подруги государя сатрапа столь ко многому обязывала ее, что превратилась в своего рода западню. Роника сердцем чувствовала, что некогда Серилла являла собой гораздо более богатую и яркую личность, но теперь слишком многое оказалось утрачено. Наверное, с ней случилось что-то такое, чему вовсе не положено с человеком случаться. И все же… Очень трудно было жалеть ту, которая старалась любой ценой завоевать и удержать личную власть. Любой ценой — идя по судьбам, по головам.
Роника так пристально наблюдала за безжизненно застывшей в кресле Сериллой, что едва заметила, как завершилось собрание. Торговец Двиккер, как и предполагалось, возглавил завершающую молитву, благодаря Божество за то, что помогло им всем выжить, и испрашивая сил для дальнейшей борьбы и работы. В голосах, вторивших ему, определенно звучало больше доброй уверенности, чем когда те же самые люди молились в начале собрания. «Добрый знак», — подумалось Ронике. Вообще все, что случилось здесь нынешним вечером, было во благо. Во благо Удачного.
Госпожа Подруга Серилла наконец направилась к выходу. Но не с торговцем Друром, нет — она опиралась на руку Роэда Керна. Рослый смуглолицый красавец свирепо и гордо оглядывался по сторонам, ведя ее к выходу, и не одна только Роника оглянулась им вслед. Ей вдруг пришло на ум, что эти двое выглядят поистине женихом и невестой, идущими к алтарю. И это тоже было бы хорошо, если бы не выражение тоскливого беспокойства на лице «новобрачной». Неужели Роэд пытался принудить ее к чему- либо силой?
Жизнь давно выбила из Роники охоту совершать опрометчивые поступки. Поэтому она не побежала следом и не стала напрашиваться с ними в карету, хотя ей страсть как хотелось узнать, о чем эти двое станут говорить по дороге. И ко всему прочему ее здорово угнетала мысль о дороге домой, вернее в дом Давада. О долгой и наверняка опасной дороге сквозь стылую осеннюю ночь. Роника зябко закуталась в шаль Дорилл. Одинокого ночного путника нынче подстерегали опасности, о которых Удачный от века слыхом не слыхивал. Что ж! Как гласила старинная поговорка, «чему быть — того не миновать». Так что чем меньше она здесь будет рассиживаться, тем скорее прибудет домой. Если повезет, конечно.
Снаружи дул ветер. Несильный, но очень холодный и пробирающий до костей. Другие семейства забирались в кареты или повозки. Или шли пешком, но далеко не поодиночке, и у каждого мужчины была при себе по крайней мере надежная трость. У Роники недостало ума захватить с собой ни фонаря, ни даже палки. «Старая дура», — сказала она себе и стала спускаться вниз по ступеням. И вот там, внизу, из густой тени выступил мужчина и легонько тронул ее за локоть. Роника от неожиданности так и подпрыгнула.
— Прошу прощения, — смутился Грэйг Тенира. — Я совсем не хотел напугать тебя. Я, в общем-то, имел в виду тебя проводить, чтобы никто не обидел.
Роника обессилено рассмеялась.
— Спасибо за заботу, Грэйг, — сказала она. — У меня, впрочем, больше нет безопасного дома, чтобы вернуться туда. И ни кареты, ни коляски — лишь вот эти старые ноги. Я сейчас живу в доме Давада, поскольку мой собственный разграблен и осквернен. Между прочим, живя там, я постараюсь отследить разные сделки Давада с «новыми купчиками». И думается, нашла несколько очень интересных свидетельств. Жалко, что Подруга Серилла не захотела меня выслушать, когда я к ней с этим пришла. Не то она уже поняла бы, что Давад Рестар никогда не был предателем! И что сама я отнюдь не изменница.
Эти слова вырвались у Роники сами собой, она прикусила язык, но слишком поздно. По счастью, Грэйг выслушал ее со всей серьезностью, даже кивнул. Потом ответил:
— Мало ли что Подруга не пожелала к тебе прислушаться. Не бери в голову! И я, и кое-кто еще готовы очень внимательно изучить все то, что ты разыскала. Сказать по правде, я очень сомневался в верности Давада. Но семью Вестритов я никогда ни в какой измене не подозревал. Несмотря даже на то, что вы связались с работорговлей.
Ронике пришлось склонить голову перед правдой, хоть и была эта правда очень горька. Пусть и не по ее воле — но семейный живой корабль стал-таки невольничьим. Отчего и пострадал. Угодил в плен к пиратам. Она подумала и сказала:
— Я рада буду показать бумаги Давада тебе и другим, кто заинтересуется. Еще до меня дошел слух, что Мингслей сделал от имени «новых купчиков» какие-то предложения. Он, знаешь ли, долго имел дело с Давадом. Вот я и гадаю: не пытается ли он, скажем так, подкупить старинные семьи, чтобы они приняли его точку зрения?
— Обязательно посмотрю найденные тобой записи, — повторил Грэйг. — Но, прости, сейчас моя первейшая обязанность — доставить тебя в целости и сохранности домой, где бы ты теперь ни жила. Кареты у меня, правда, нет, но мой конь достаточно силен, чтобы увезти двоих. Если ты, конечно, не возражаешь прокатиться со мной.
— Спасибо, — сказала Роника. — Но… почему?
