«Если учесть мою удачливость, может, до Делипая как-нибудь и продержусь. А уж там все точно к такой-то матери развалится!»
Он еще посидел за столом, обдумывая самое последнее дело, запланированное на этот вечер. Итак, он переговорил с Совершенным и словесно пободался с Лавоем. Осталось обсудить кое-что с Альтией, и при одной мысли об этом Брэшену делалось худо. Ему упорно лезло в голову насмешливое замечание корабля. От ярости Альтии Совершенного, по его словам, «то в жар, то в холод бросало». Брэшен догадывался, что именно носовое изваяние имело в виду. И не видел причин сомневаться в правдивости его слов. Он долго собирался с духом, чтобы позвать к себе Альтию Для разговора. Потом решил обождать до конца ее вахты. Так, наверное, будет лучше всего.
Усевшись на койку, Брэшен стащил сапоги, расстегнул рубашку и вытянулся во весь рост. Ему требовалось отдохнуть, но сон не шел. Он попытался представить себе, как они явятся в Делипай. И что лично он, Брэшен, будет там делать. Картина получалась бледная и неинтересная. Призрак Альтии, впадающей то в жгучую, то в леденящую ярость, властно заслонял самые грозные пиратские тени.
Боялся же Брэшен вовсе не тех оскорбительных слов, которые она могла в запале бросить ему в лицо. Просто молодой капитан понимал, насколько отчаянно жаждет любого предлога побыть с нею наедине.
И вот эта-то сердечная жажда всего более и пугала его.
Дождь был очень противным, холодным, неудержимо лезущим под непромоканец. Однако ветер оставался ровным и внезапными шквалами не грозил. Поэтому Альтия поставила к штурвалу Сайпроса; нынче ночью от рулевого требовалось не особенно много. Держать заданный курс, и никаких особых хлопот.
Йек смотрела вперед, стоя на баке. В воде могли запросто оказаться топляки, смытые потоками дождя с берегов ближайшего острова. Йек же отличалась острым зрением и отменной способностью высматривать именно такие опасности. Уж кто-кто, а она сумеет вовремя предупредить рулевого. Да и Совершенный предпочитал, чтобы впередсмотрящим на баке стояла именно Йек. Хоть Брэшен и запретил команде всякую болтовню с носовым изваянием, женщина с севера даже и молчать умела как-то так, что ему не было одиноко.
Альтия расхаживала по палубе, зорко приглядывая за своими подначальными, и занималась пережевыванием собственных жизненных невзгод. Брэшена она из списка этих невзгод волевым решением исключила. И так уже она совершила немалую ошибку, позволив мужчине на некоторое время отвлечь себя от стремления к своим истинным целям. Что ж, зато теперь она знала, какого мнения он о ней на самом деле придерживался. Большое спасибо. Отныне можно было со спокойной душой забыть о нем и начать устраивать свою настоящую жизнь.
Как только она изгоняла Брэшена из круга своих мыслей, думать сразу становилось яснее и легче.
Со дня битвы с пиратами она предъявляла к себе все более высокие требования. Пусть Брэшен сколько угодно считает ее слабой и неспособной. Важно было лишь то, что она сама о себе думала. И отныне для нее существовал лишь корабль и работа. Управляя своей вахтой, Альтия как следует подтянула дисциплину — но не зуботычинами и затрещинами, как Лавой. Ей хватило самой обыкновенной настойчивости. Она давала распоряжение — и неукоснительно добивалась, чтобы оно было исполнено, причем в точном соответствии с ее словом. Это помогло ей выявить сильные и слабые стороны подчиненных. Симой, например, не слишком скор на подъем, зато сущий кладезь знаний о кораблях. К тому же в первые недели плавания пожилой матрос, любивший приложиться к бутылочке, очень страдал от сухого закона, установленного на корабле. Потому-то Лавой в итоге и спихнул старика Альтии: для него Симой был бесполезной обузой, притом с вечно трясущимися руками. С тех пор прошло время. Морской ветер повыдул из мозгов Симоя многолетний винный отстой, старый моряк приободрился и стал матросом ничуть не хуже других. А уж по части вязания узлов и обращения с концами вообще оказался мастером непревзойденным.
Лоп был, мягко говоря, простаком. Едва дело касалось принятия даже самых простых решений, особенно при бедственных обстоятельствах, — и он самым жалким образом терялся. Но дай ему однообразную и нескончаемую работу, пусть сколь угодно тяжелую, — и тут-то неутомимому Лопу не было равных.
Йек была ему полной противоположностью. Быстрая, сметливая, она обожала риск и новизну, монотонная же работа ей быстро надоедала, и она начинала работать шаляй-валяй.
Ну и так далее.
Альтия втайне гордилась, что в точности знает, кого из своих людей к какой работе приставить, чтобы комар носа не подточил. В самом деле, вот уже целых два дня она никого ни разу не выругала. Это ли не свидетельство?
Короче, Брэшену было решительно нечего делать на палубе во время ее вахты; капитан мог спать, как все нормальные люди. Альтия еще поняла бы (и простила) его внезапное появление при бушующем шторме, когда работа сделалась бы авральной, а положение — угрожающим. Сейчас погода стояла, прямо скажем, поганая, но особыми опасностями не чреватая. Так с какой стати?
Брэшен дважды попался ей навстречу во время обхода палуб. В первый раз он посмотрел ей в глаза и кивнул:
— Доброй ночи.
Она мрачно-серьезно ответила на приветствие капитана и продолжала заниматься своими делами, отметив тем не менее, что он направлялся в сторону бака, и даже хмыкнув про себя: а что, если Йек была права и он шел… как она выразилась? — пялиться? таращиться? лупить на нее глаза?
Когда они с Брэшеном столкнулись вдругорядь, капитан изволил смутиться. Остановился против нее и сделал какое-то совершенно лишнее замечание насчет непогоды. Альтия согласилась, что ночка вполне парашная, и хотела пройти мимо.
— Альтия, — придержал он ее.
Она обернулась и ответила, как следовало:
— Да, кэп?
И поняла, какой именно взгляд имела в виду Йек, когда говорила «пялиться» и «таращиться». Корабельный фонарь бросал на лицо Брэшена густые тени и яркий свет. Вот капитан моргнул, стряхивая с ресниц холодные капли дождя… «Вот и мокни, — позлорадствовала она про себя. — Поделом. Нехрен было на палубу без надобности выходить…»
Он судорожно придумывал благовидный предлог продолжить вроде бы начатый разговор.
— Хочу сообщить тебе, — родил он наконец, — что по окончании этой вахты мною будет снят запрет на разговоры с носовым изваянием. — И, вздохнув, пояснил: — Похоже, наложенное взыскание на него особого впечатления не произвело. Я даже подумал, не сделает ли вынужденное уединение его еще более вредным. Поэтому решил отменить свой запрет.
Альтия кивнула:
— Так точно, кэп. Я понимаю.
Он помедлил, видимо ожидая, что она ему еще что-нибудь скажет. Однако второму помощнику определенно не пристало разражаться речами по поводу распоряжения капитана. Приказ есть приказ; ее дело — добиться, чтобы он был выполнен. И Альтия почтительно молчала, пока он не отпустил ее коротким кивком. Потом вернулась к своим обязанностям.
Значит, им будет снова позволено говорить с Совершенным. Альтия от этого известия не испытала ни особой радости, ни облегчения. Вот Янтарь, та, вероятно, сразу оживет. А то ведь ходит мрачней тучи с того самого времени, когда Совершенный убил захваченного пирата. Альтия говорила с ней о случившемся, и Янтарь во всем винила Лавоя, утверждая, что старпом намеренно распалил Совершенного и в итоге довел его до убийства. Крыть, по мнению Альтии, было нечем, но и согласиться с Янтарь она не могла, по крайней мере вслух, — мешало ее положение второго помощника. Поэтому она держала язык за зубами, и это еще больше расстраивало Янтарь.
Теперь Альтия гадала, что именно скажет корабельная плотничиха, когда в самый первый раз подойдет к Совершенному. Обратится к нему с упреками? Потребует объяснений? Трудно сказать. Альтия
