несчастной там, в тесном пруду. Если бы там была не змея, а какое угодно другое создание, я бы тоже попробовал выпустить его на свободу. Жестоко так обращаться с созданием Са.
Я стал расшатывать решетку, и постепенно мне стало казаться что змея-то гораздо смышленей кошки там или медведя. Она отлично понимала, чем я был занят! Когда я вытащил достаточно прутьев, чтобы ей выползти, она полезла наружу. Но там было узко, я поневоле коснулся ее кожи, и меня обожгло. Но получился не просто ожог, в этот миг я постиг ее! Мы как будто мостик между собой навели… сделалась связь, почти такая, как у меня с кораблем. Я проник в ее мысли, а она – в мои.
Он тяжело перевел дух – разговор обходился ему недешево. Уинтроу наклонился вперед, глядя в лицо Кенниту с отчаянной надеждой заставить пирата поверить:
– Кеннит… морские змеи – на самом деле молодь драконов. Они каким-то образом застряли на этой стадии, не сумев достичь земель, где они закукливаются, линяют и преображаются в настоящих драконов. Я не сразу сумел понять. Я видел картины, образы, я мыслил ее мыслями. Но то, о чем она думала, очень трудно изложить человеческими понятиями. Тем не менее, когда я очнулся на борту «Проказницы», я уже знал, что живой корабль – это дракон, не ставший драконом. В чем конкретно там дело, лучше не спрашивай. Между змеей и драконом есть еще какая-то стадия… это самое закукливание, когда змея ткет кругом себя твердый кокон и проводит в нем определенное время. Вот что такое наше диводрево: никакое это не дерево, а скорлупа, из которой вылупляется дракон. Жители Дождевых Чащоб взяли эту скорлупу и сделали из нее корабль. Разделали на доски, начали строить. А личинку, будущего Дракона, – убили.
Кеннит потянулся за бутылкой бренди и так стиснул горлышко, словно бутылка была врагом, которого он желал задушить.
– Не городи мне бессмыслицу! Не может такого быть, и все тут!
Бутылка оторвалась от стола, и в какой-то безумный миг Этте показалось, будто он вот-вот вышибет парнишке мозги. По лицу Уинтроу было видно, что и он испугался того же. Испугался – но не дернулся, не отпрянул, не заслонился руками. Просто сидел, молча ожидая удара, как если бы тот должен был принести ему желанное избавление. Кеннит не ударил. Поднес бутылку и плеснул себе в бокал. Толика вина перелилась наружу, замарав белую скатерть. Пират даже не посмотрел на пятно. Схватил бокал и одним глотком опорожнил его.
«Слишком велика его ярость,– неожиданно подумала Этта. – Неспроста это. Что-то тут кроется еще. Что-то даже более глубокое и болезненное, чем утрата Проказницы».
Уинтроу испустил судорожный вздох. И продолжал:
– Я могу рассказать тебе только о том, что мне самому представляется истинным, господин мой. А не будь это правдой святой, думается, и Проказница не смогла бы уверовать до того крепко, чтобы немедленно умереть. Еще я думаю, что где-то в самой глубине себя она всегда это знала. Драконица с самого начала спала в ней. И наша встреча со змеей просто разбудила ее. Увидев, во что ее превратили, драконица страшно разгневалась. Пока я лежал без сознания, она все время осаждала меня, требуя, чтобы я помог ей причаститься жизни корабля. Я… – юноша помедлил и, кажется, оставил что-то недоговоренным. – Сегодня именно она привела меня в чувство. И тут же буквально швырнула мое сознание прямо в Проказницу. Я пытался удержать в себе свое новое знание… ну, о том, что она никогда не была живой по-настоящему. Что она – всего лишь мертвая скорлупа давно позабытого дракона, которого моя семья как-то вынудила служить своим целям.
Кеннит резко втянул воздух ноздрями. Откинулся в кресле и воздел перед собой раскрытую ладонь, оборвав Уинтроу на полуслове.
– Так вот, – фыркнул он, – в чем заключается тайна живых кораблей? И ты хочешь, чтобы я поверил в подобную чушь? Да тебя не будет слушать ни один разумный моряк из тех, кто хоть однажды имел дело с живым кораблем. Спящий дракон! Корабль, сделанный… из чего ты сказал? Из шкуры дракона? У тебя совсем мозги набекрень, парень. Должно быть, спеклись от змеиного яда!
Он не желал верить Уинтроу. А вот Этта поверила сразу и полностью. Даром ли присутствие корабля трепало ей нервы с самого первого дня, когда она вступила на борт! А теперь вот все вставало на место. То же чутье, которое помогает отличить верный аккорд от фальшивого, помогло ей понять: безумное вроде бы предположение Уинтроу полностью соответствовало ее ощущениям.
Он говорил чистую правду: внутри Проказницы всю дорогу крылась драконица.
Между прочим, как бы ни издевался Кеннит, Этта видела, что поверил и он. Ей ведь доводилось слышать, как он лжет. Ей в том числе. Другое дело, прежде он никогда не лгал себе самому и у него не очень-то хорошо получилось, когда он попробовал. Даже рука дрогнула, когда он заново наполнял свой бокал.
Кеннит поставил бокал на стол и коротко объявил:
– Ладно, как бы то ни было, мне для моих дел требуется живой корабль. Необходимо вернуть Проказницу к жизни!
Уинтроу тихо ответил:
– Навряд ли это получится.
– Быстро же ты перестал верить в меня, – хмыкнул Кеннит. – Разве не ты всего несколько дней назад утверждал, что я – избранник Са? А считанные недели назад ты не побоялся замолвить за меня слово перед народом и утверждал, что мое предназначение – стать их королем, если только они окажутся достойны меня. Ну и какова же цена твоей вере? Ломаный грош, если она без остатка испаряется при первом же затруднении! Короче, слушай внимательно, Уинтроу Вестрит. Я бродил по берегам острова Других, и то, что они мне напророчили, лишь подтвердило мою особую участь. Мое слово заставило утихомириться шторм. Я говорил с морской змеей, и она склонилась перед моей волей. Не далее как вчера я привел тебя назад от самых врат смерти… тебя, неблагодарный щенок! И после этого ты сидишь тут и еще суешь мне палки в колеса? Да как ты смеешь заявлять, будто я не сумею заново оживить свой корабль? Или, может быть, ты сознательно вознамерился помешать мне? Неужели тот, с кем я обращался как с сыном, именно теперь подставит мне ногу?
Этта, как раз отошедшая от стола, замерла там, где стояла – вне круга света масляной лампы, – и лишь взгляд ее перебегал с одного лица на другое. Она явственно разглядела целую бурю чувств, всколыхнувшихся в душе Уинтроу, и сама себе удивилась. Кажется, она окончательно отвыкла остерегаться людей! – ибо знать другого так хорошо, как она знала Уинтроу, способен лишь тот, кто дает заглянуть в собственное сердце. А это – дело опасное. И, что гораздо хуже, она вдруг ощутила его внутреннюю боль как свою. Уинтроу, как и она, разрывался между любовью к человеку, за которым они оба следовали так долго, и страхом перед тем могущественным существом, в которое он понемногу преображался. Этта даже затаила дыхание, жарко надеясь, что Уинтроу сумеет подыскать правильные слова. «Только не рассерди его, – мысленно взывала она. – Рассердишь – и он уже тебя не услышит».
Уинтроу тем временем набрал побольше воздуха в грудь. В глазах у него стояли слезы.
– По правде говоря, – начал он, – ты, господин мой, обращался со мной гораздо лучше моего собственного родителя. Когда ты впервые ступил на палубу «Проказницы», я ждал смерти от твоих рук. А вместо этого ты призвал меня – и призывал потом ежедневно – обрести свою жизнь и пить ее полной чашей. Кеннит, ты теперь для меня не просто капитан. Ты гораздо больше. И я безоговорочно верю, что ты – орудие Са, направляемое Его всевышней волей. То есть, конечно, это к любому человеку относится, и не только к человеку. Но тебе Он определенно предначертал далеко не рядовую судьбу. И все же, когда ты рассуждаешь о том, чтобы вернуть Проказницу к жизни… Нет, я не в тебе сомневаюсь, мой капитан. Скорее уж в том, что она вообще была когда-либо живой… в том же смысле, как ты или я. Проказница – искусственная личность, слепленная из воспоминаний моих предков. Драконица – да, она когда-то действительно существовала, но это было давно. Я к тому, что если Проказница никогда не была воистину живой, а драконицу убили при постройке корабля, то где та жизнь, которую ты намерен призвать?
И вновь Этта увидела то, что ей совсем не полагалось видеть: неуверенность на лице Кеннита. Выражение неуверенности возникло и сразу исчезло, явившись лишь на мгновение, столь краткое, что успел ли заметить Уинтроу?
Юноша, по крайней мере, ничего не сказал. Тем не менее заданный им вопрос висел в воздухе, не имея ответа. А потом… Этта не поверила своим глазам: очень медленно и осторожно рука Уинтроу поползла через столешницу к Кенниту. Так, словно он собирался сжать его руку своей в знак… чего?
