людной аллеи. Чарли, не без жеманства, разглагольствовал: пары, мол, не сношались бы на глазах у всех, когда бы не хотели поделиться своей радостью с другими. О'Хара казалось, что этими радостями уместнее делиться друг с другом в интимной обстановке.
Но самым отвратительным местом был огромный, занимающий много акров бассейн, где народ занимался любовью, — там шла натуральная случка, парная и групповая, кому как нравится. Принимая водно-сексуальные процедуры, люди вели себя очень непринужденно. Поглядеть со стороны — никто не испытывал и тени смущения. О'Хара водила за нос Чарли довольно долго, но в конце концов уступила, позволив ему покрыть голую Марианну в воде при столпотворении блаженствующих самок и самцов и, как ни странно, разозлилась из-за того, что никто ни разу даже не взглянул на неё и Чарли.
Следующим решительным шагом на пути к раскрепощению Марианны, и на этом настаивал Чарли, должен был стать секс с совершенно незнакомыми людьми, с прохожими. Люди, окружавшие Марианну на Девоне, были неизменно вежливы, подчас дружелюбны; и наступал час, когда вы просто-напросто привыкали к предложениям прохожих, желающих немедленно заняться с вами любовью, причем каким- нибудь таким замысловатым способом, который не примерещится вам даже в бреду. Несмотря на вежливость и приветливость, большинство этих людей были необыкновенно привязчивы, настырны и настолько же самодовольны, сколь и невежественны. Их абсолютно не интересовало, что происходит сейчас в Ново-Йорке, они не интересовались даже новостями Земли, зато каждый считал своим долгом пробубнить вам на ухо раз и навсегда заученный набор длиннющих фраз о роли и проблемах клана, религии, секса и работы, причем всегда — именно в этой последовательности. О погоде, к примеру, речь не заходила. Да и какая тут могла быть погода? Вечно одно и то же.
Марианна играючи перепробовала почти все, что предлагал ей Чарли, и опыт ошибок дал ей неизмеримо больше, чем опыт удач. Кое-что просто потрясло её.
Вот, скажем, сюжетец о женщине, привязанной к седлу. Чарли с жаром расписывал прелесть этого состояния — чуть ли не с библейским пафосом он прочитал Марианне притчу о совершенно беспомощном человеке, полностью доверяющем своему насильнику. На словах все выглядело весьма безобидно, хотя и ужасно глупо, но когда Чарли перешел к практике и начал связывать Марианну, она взбунтовалась. Ее охватил безотчетный ужас. Она ударила Чарли даже тогда, когда он решил снять с неё веревки. Внезапно О'Хара поняла, что весь её роман с Чарли был замешан в основном на любви к самой себе, на гордости, которую она испытывала, укрощая в Чарли Девоне зверя. А с другой стороны, её охватывал страх перед необузданной силой этого хищника.
Чарли вспыхнул, вспылил. В сердцах продемонстрировал рану от укуса на своем «красном черте» — О'Хара его не пожалела. Их отношения резко изменились. Разгневанный Чарли тотчас ушел из гостиницы и целый день где-то пропадал. Он вернулся поздно вечером, сразу же завалился спать и проспал всю ночь.
Теперь О'Хара почти все время проводила над книгами, наверстывая упущенное. К тому моменту, когда Марианна и Чарли поднялись на борт шаттла, отправляющегося в Ново-Йорк, они научились держаться друг с другом подчеркнуто корректно, соблюдая известную дистанцию. Через два месяца Чарли навсегда улетел на Девон, оставив в душе Марианны горький осадок, смутное чувство стыда и бесценный, пусть и неупорядоченный опыт — он ещё сослужит Марианне добрую службу, когда О'Хара окажется в Лас- Вегасе, там, где и не мечтала побывать.
Глава 9. ПЕСНИ ИУДЫ И ПРОМЕТЕЯ
Меня зовут Джон Ожелби. Это именно я познакомил Марианну О'Хара с Дэниелом Андерсоном. И Дэн, и я, мы оба — «чернь, черви, вылупившиеся из комьев грязи», и будем ими всегда, хотя я решил до конца жизни остаться в Ново-Йорке, а у Дэна не пропадает желание когда-нибудь вернуться на Землю.
Дэн был крупным ученым, он получал деньги в Международном химическом научно- исследовательском институте «Цианомид интернэшнл». Институт занимался проблемами цианомидов. Дэн считался докой в своей области — структуре сланцевых масел, являясь очень ценным сотрудником отдела «СС», где я был оформлен научным сотрудником.
«СС» расшифровывается как «Carbonaceous Chondrit» (углистый хондрит) — понятие из двух слов, которое подавляющее большинство обитателей Миров, вне всякого сомнения, перевело бы одним великим словом: Свобода. Наш отдел считался одним из самых важных и перспективных в институте. В восьмидесятых годах это было необычайно престижное место работы. Любое простейшее действие с электронной лампой или кронциркулем, находящимися здесь, преисполнялось высочайшего смысла, а атмосфера, царившая здесь, способствовала тому, что сотрудники отдела сознавали не только значимость, но и значение своей деятельности. На плечи сотрудников, однако, давила такая страшная ответственность, что сковывала даже нас с Дэном, — мы то и дело оказывались в тупике и снова начинали поиск с нуля. На Земле все воспринималось бы проще, но на то она и Земля под небом, а не сердцевина крутящегося астероида, полного людей со слегка «поехавшей крышей». Чудесных людей, но что касается их «крыш» — тут я прав.
Анализируя прошлое,должен признать, что мой тогдашний взгляд на положение вещей был весьма близорук. Но так как давно уж никто не разделяет ту мою точку зрения, а следовательно, и не помнит, позвольте, я хотя бы вкратце познакомлю вас с ней. Быть может, выслушав меня, вы лишь повертите пальцем у виска или посмеетесь надо мной, но надо мной многие смеялись, и я этому никогда не препятствовал.
Между Луной, с её карьерами и шахтами, и Ново-Йорком, с его недрами, находятся орбитальные станции — Миры, число которых не трудно увеличить хоть в тысячу раз, если учесть, что каждый из Миров представляет всего-навсего корабль-сосуд, накачанный кислородом, защищенный от радиации. Дело, правда, в том, что для жизнедеятельности человека, кроме кислорода, необходимы также органические вещества и вода, хроническая нехватка которых делает наше существование на орбите невыносимым.
Налицо тенденция: Миры стремятся к образованию замкнутой, независимой от Земли системы. Для того чтобы это когда-нибудь произошло, Мирам нужны свои собственные источники углерода, водорода и азота. Говоря в двух словах, когда вы сжигаете водород, вы получаете воду. Сжигая углерод, получаете углекислый газ, необходимый для производства пищи. Добавляя в почву азот, обогащаете пищу протеином. Автономная сельскохозяйственная система не может быть эффективна на сто процентов. Поэтому для того, чтобы позволить населению нормально жить и развиваться, вы должны обеспечить Мир постоянными инъекциями этих трех элементов — водорода, углерода и азота.
Есть три источника, откуда их можно добыть: Земля, астероиды и кометы — порядок отражает степень доступности космических тел. Что касается астероидов — нам могут быть полезны лишь астероиды углисто-хондритового типа; большинство из них находятся на чертовски труднодоступных орбитах. Люди обнаружили только один, до которого в принципе были способны, дотянуться. Они назвали его «Чертово яблоко» и послали на это яблочко, группу инженеров — судьба их ужасна, — дабы отбуксировать астероид поближе к орбите Ново-Йорка.
Тут требовалась ювелирная техника. Операция была рассчитана на двадцать восемь лет. Мы не могли использовать мощные направленные взрывы, как на Ново-Йорке, потому что астероиды углисто- хондритового типа по фактуре довольно хрупки. Один заряд, подобный тем, что рвались внутри Пафоса, — и вы бы в момент обрели бы десять миллионов тонн дерьма, разлетающегося по всей Вселенной. И вот первая команда инженеров и техников на корабле, близком по массе к станции О'Нейла, высадилась на астероиде, оседдала оба полюса, приготовилась к долгой кропотливой работе — и вдруг все они погибли. То, что случилось, случается раз в миллион лет. Но это был именно тот раз: двухтонный метеорит столкнулся с астероидом. Мне дико повезло — меня не включили в эту команду. Не включили меня и в те,
