ночь, не вполне устроил ее. Ему не хватало приятных манер джентльменов двора, и вообще он был груб с ней этой ночью.
Вторым, еще более неприятным открытием, было то, что дом Дженни оказался ничем иным как обычным публичным домом. Она начинала осознавать это вскоре по приходу, но к тому времени уже слишком много выпила и чувствовала себя слишком расслабленной, ну и, конечно, было бы не очень вежливо — взять и уйти.
Лежа в постели, она думала, что любовник ей не понравился, и сама любовь, как ее понимали в заведении Дженни, была совсем иного рода, чем та, которой она наслаждалась в недавние времена. Ей было присуще привередничать при выборе любовников. Одни ее притягивали как магнит, другие вызывали отвращение, и она привыкла иметь за собой право выбора. Здесь было все иначе, и речь шла о похоти, покупаемой за деньги, а для этого Люси была недостаточно испорченной женщиной.
Теперь ей стало ясно, отчего Дженни была так мила с ней в парке и почему так упорно стремилась заманить к себе в дом. По счастью для Люси, любовник уже ушел и не мог портить настроение и дальше.
Итак, она поднимется, оденется, поблагодарит Дженни за гостеприимство и ускользнет, чтобы больше никогда здесь не появляться. Она уже оделась, когда в дверь постучали.
— Войдите! — сказала она. Появилась Дженни.
— Доброе утро, Люси! Клянусь, ты выглядишь утром даже лучше, чем при свечах прошлым вечером. Тебе было удобно в этой комнате?
— Да, спасибо. Вполне.
Дженни засмеялась.
— Ты, как я заметила, всласть нарезвилась с этим джентльменом.
— Повеселилась? Боюсь, я вчера слишком много выпила. Я не привыкла много пить.
— Да? В любом случае тебе это шло, имей в виду.
— А теперь я должна поблагодарить вас и уйти.
— Люси!.. Ты придешь снова?
Люси была уклончива. Про себя она полагала, что если бы не выпила столько вина и не устала от столь долгого отсутствия любовников, с ней никогда бы не произошло того, что случилось прошлой ночью.
— Возможно, и приду, — ответила она.
— Люси, тебе здесь будет очень удобно. Я могу дать тебе новую служанку, которая станет прислуживать одной тебе. Эта комната над цирюльней неподходящее место для такой леди, как ты.
— Я очень уютно устроилась, а кроме того, за моими детьми там присматривают.
— Ты можешь взять детей сюда. Мы будем жить дружной семьей в этом доме.
Женщина говорила, задыхаясь от волнения. При всей своей недалекости Люси поняла, что вела себя безрассудно. Вне сомнения, разговоры о жизни короля на континенте и его любовницах доходили и до Лондона, и она по глупости и неосторожности раскрылась этой женщине и, возможно, еще больше наболтала этой ночью.
Ей захотелось убежать.
— Ну, а теперь до свидания!
— Но вы придете еще?
— Я… я подумаю.
Женщина прищурилась. Она не собиралась так просто терять Люси.
Энн была воплощением укоризны. Она догадывалась, что Люси провела ночь с мужчиной, и, хотя ничего не сказала, была испугана. Радость по случаю возвращения в Лондон у нее еще быстрее, чем у Люси сменилась пониманием того, что Лондон уже не тот, чем восемь лет назад.
Явилась Дженни, сначала подшучивала, потом перешла к скрытым угрозам. Она намекнула, что человек, таинственно пересекший Ла-Манш и имевший близкие отношения с врагами Республики, должен иметь надежный кров, где он был бы под защитой хороших друзей.
— Мне очень хорошо и здесь, — сказала ей Люси.
— Так не может продолжаться вечно, — возразила Дженни. — А среди друзей вам будет весело.
— Я не стану жить в вашем борделе, — твердо сказала Люси.
— Вы можете очутиться в гораздо более серьезном месте, чем мое учреждение, Люси Уотер.
— Никогда, — беспечно ответила Люси.
— Вы скоро измените свое мнение.
— Никогда! — воскликнула Люси, и губы ее твердо сжались.
Женщина ушла, и Люси снова забралась в постель, уплетая сладости. Дженни приходила еще два раза, она пыталась задобрить Люси, но тщетно.
Через несколько дней в комнате над цирюльней появились двое мужчин. Это были строго одетые служащие Республики со зловещими лицами. Они спросили госпожу Барлоу.
— А по какому поводу, — спросила с порога Энн.
Мужчины ответили, что женщина, снимающая эту комнату, недавно приехала с континента и является шпионкой Карла Стюарта.
Люси поднялась с постели навстречу им, так что легкая накидка упала с плеч. Но это были не джентльмены двора, которых тронула бы ее беззащитная красота. Пришельцы начали обыск комнаты и в одной из коробок нашли документ за подписью короля о выплате четырехсот фунтов в год Люси Уотер.
Один из них сказал:
— Госпожа, соберитесь и немедленно следуйте за нами. — Он повернулся к Энн. — Вы тоже. Мы переведем вас в другое место.
Перепуганная Энн собрала хозяйку и детей, заинтересовавшихся, куда их поведут.
— А куда мы идем? — спрашивала маленькая Мэри, — Мы будем гулять?
— Подожди немного, и все увидишь сама, — сказала ей Люси.
— Мама, — крикнул Джимми. — Ты не хочешь с ними идти? Если нет, я их всех порублю моим мечом!
Мужчины смотрели на малыша, не улыбаясь. Джимми сразу же возненавидел их. Он привык к ласке и восхищению. Он выхватил меч из ножен, но Энн, стоявшая рядом, успела поймать его за руку.
— Сейчас, господин Джимми, делай то, что тебе скажут. Так будет лучше для твоей мамы и… для всех нас. То же самое сказал бы тебе папа.
Джимми затих. Что-то в лице Энн заставило его остановиться и задуматься; он увидел, что мать тоже серьезна, и это была уже не игра.
Не прошло и получаса, как они покинули цирюльню и были отконвоированы к берегу реки, где их ожидала баржа.
Они медленно плыли по реке, и вскоре Джимми увидел громадную серую крепость на берегу.
— Это Тауэр! — закричал он.
— Точно, — подтвердил один из мужчин. — Хорошенько посмотри, как он выглядит со стороны, мой мальчик. Возможно, ты никогда больше не увидишь ничего, кроме его внутренних стен.
— Что это значит? — закричала Люси.
— Только то, что мы помещаем вас в вашу новую квартиру, госпожа, новую квартиру в Тауэре. Самое подходящее место для друзей Карла Стюарта, которые приезжают в Лондон, чтобы шпионить на него.
Люси очень страдала. Строгая тюремная жизнь была не по ней. Она привыкла к комфорту. В тюрьме она сильно похудела, хотя большую часть времени сидела у зарешеченного окна, глядя на церковь Святого Петра, и каждый раз, когда слышала колокольный звон, ее охватывал озноб.
Энн присматривала за ней как могла, но она тоже была слишком напугана и подавлена. Энн помнила тот день шестнадцать лет назад, когда парламент отрубил голову королю, и боялась, что их ждет нечто подобное.
