то такое, чего не знает она. Может быть, ему известен какой-то секрет, которым он хочет поделиться. Если нет, то у него, может быть, какой-то новый взгляд на вещи — такой, который слушатели могут применить с пользой для себя. Хоть завтра.
Конечно, и у выступающего есть свои потребности. Их много. Но главная — это потребность в одобрении. Только слушатели могут ее удовлетворить — множеством способов, от простого голосования (поднятием рук) до подписания документа (например, долгосрочного контракта) или взрыва аплодисментов.
Не видя никаких признаков одобрения, отклика, согласия, поддержки — хотя бы чего-нибудь! — выступающий теряется, сбивается с курса, плутает в поисках какого-нибудь сигнала.
Это может оказаться болезненным ударом по самолюбию. (Полное отсутствие какого бы то ни было отклика во многом еще хуже, чем прямая враждебность.) А кроме того, это лишает выступающего всякой возможности призвать слушателей к действию.
Сколько раз вы уходили с совещания с таким чувством, будто никто и представления не имеет, что делать дальше?
Вина тут может лежать не только на публике. Не исключено, что в нашей цепи не оказалось самого первого звена. Слушатели пришли, заявив тем самым о своей потребности, но выступающий допустил ошибку, которую допускают тысячи таких же выступающих: он говорил только о собственной персоне. И публика замкнулась в себе, почувствовав, что ее потребности его не интересуют.
Не произошло ничего. Пространство, которое разделяет публику и выступающего, осталось незаполненным. Потребности не удовлетворены. Помощь не предложена. Одобрения не последовало. Все расходятся по домам. Еще одно ненужное совещание. «Ну, и скучища была!» — говорят слушатели. «Публика была, как мертвая», — говорит выступавший.
Но предположим, что наша цепь замкнулась. Ток потребностей течет по ней в обе стороны без помех и препятствий. И постепенно в зале воцаряется радостная атмосфера взаимопонимания. Расстояние между выступающим и публикой как будто сократилось.
В этом случае вероятность успеха выступления весьма велика.
Мало что в жизни приносит такую радость, как удачное выступление.
Но прежде чем поддаться блаженной эйфории, давайте спросим себя — не нужно ли чего-нибудь еще? Не осталось ли еще какой-нибудь важной неудовлетворенной потребности?
Осталась. Правда, это относится только к блестящим выступлениям. Так что если вы не ставите это непременным условием, а только стремитесь приблизиться к нему насколько можно, рассматривайте дальнейшее лишь как заманчивую возможность, не более того. А если вы хотите, чтобы ваше выступление действительно прошло с блеском, слушайте дальше.
В каждом блестящем выступлении случается то, что известный писатель, актер и исполнитель монологов Сполдинг Грей называет «моментом истины». Об этом стоит задуматься.
«Момент истины» — это яркая вспышка, которая освещает все выступление и благодаря которой оно навсегда остается в памяти слушателей.
«Момент истины» может быть заранее искусно заложен в ваше выступление и безукоризненно отрепетирован — или же он может случиться неожиданно, когда какая-то ваша мысль взорвется фейерверком искр.
«Момент истины»
…Перед нами — молодой служащий по имени Ричард Фуди. На нем синий костюм и белая рубашка. Он нервничает. Он то и дело сбивается. Собираясь рассказывать нам о катанье на лыжах, он начинает свое выступление так, словно приближается к крутому спуску, — с исключительной осторожностью. Без особого энтузиазма он перечисляет предметы, которые понадобятся вам для лыжной прогулки. Перчатки — и он надевает перчатки. Лыжная шапочка — и он натягивает шапочку. Нагрудный номер (чтобы скатиться на лыжах с горы, тоже нужен номер!). Он вешает на шею картонный номер — пиджак он уже снял, а галстук распустил.
И вдруг… Он совершенно преображается. Происходит что-то необычное — можете называть это «моментом истины» или, по крайней мере, его началом. Сверкая глазами и подавшись всем телом вперед, он рассказывает, как вы, затаив дыхание, готовитесь к спуску. Вот он помчался вниз по склону — его тело кренится то в одну, то в другую сторону. Он весь там — в своем «моменте истины» — и увлекает за собой нас. А потом он, к нашему изумлению,
Оглядевшись по сторонам, он со смущенной усмешкой встает. И снова начинает говорить — это как поток сознания, который течет все быстрее и все свободнее. Спуск, казавшийся таким страшным, уже почти позади — он у цели, он свободен! Ну, почти свободен. Подумаешь, один раз упал немного — но ведь он покорил гору и, что еще важнее — победил свой страх! Теперь он выглядит совсем иначе — он уверен в себе, он ничего не боится, он счастлив! Он срывает с шеи свой номер и поднимает его высоко над головой. Он весь излучает ощущение торжества. «Это очень просто, — восклицает он. — Берите номер — и вперед!»
Позже мне пришло в голову, что речь шла не только о катанье с гор, а о любом рискованном предприятии, любом новом деле, любом решительном поступке. И вскоре после этого он получил новую, гораздо более ответственную работу в другой компании.
«Момент истины» — это звучит, может быть, немного непривычно, но почувствовать его всегда легко. Это момент, когда слушатели внезапно понимают, что произошло нечто необычное. Они как бы становятся соучастниками происходящего. И это очень часто приводит к тому, что между выступающим и слушателями возникает эмоциональная близость — словно они вместе испытали некое трансцендентальное переживание.
Важное напоминание
Размышлять о «моментах истины» в вашей жизни очень приятно. Надеяться на то, что такой момент случится во время предстоящего вам выступления, не вредно. Но важнее всего не забывать, в чем суть выступления. Она — в том, чтобы
3. КАК ГОВОРИТЬ НЕ ПО БУМАЖКЕ
Вначале был текст.
Дословный текст выступления, перепечатанный на пишущей машинке через два или три интервала на листах белой бумаги формата 203x288 мм. Скрепленный проволочной скобкой, чтобы не потерять какую-нибудь страницу или не перепутать их по дороге; потом, выйдя на трибуну, эту скобку вытаскивали.
(Бывали случаи, когда выступающий не мог вытащить скобку и переворачивал страницы одну за другой, так что они свешивались с края трибуны и болтались перед глазами слушателей. А те нередко принимались подсчитывать перевернутые страницы, гадая, сколько еще осталось: так быстрее идет время.)
Большим шагом вперед стали заметки на карточках размером 7,5x12,5 см. Пользующийся ими оратор уже не настолько прикован к трибуне. Правда, их тоже можно перепутать от волнения, но человек, который выступает по таким заметкам, а не по напечатанному тексту, производит на слушателей впечатление более уверенного в себе. (При виде текста, заготовленного заранее, неизменно возникает вопрос: «Интересно, сам ли он все это писал?»)
