спелого ячменя, сейчас стали почти белыми и росли так редко, клочками, что их стригли коротко. Выходя, чтобы сразить дракона, он надел гладкий парик.
В отличие от всех остальных, подумала Дженни, он выглядит крепким, у него цветущий вид человека, который хорошо ест и проводит часть дня на улице. С каждым разом, когда Дженни его видела после смерти чародейки Зиерн, что высосала из него столько жизни и души, старый Король, казалось, понемногу оживал, понемногу воспринимал свое окружение, хотя он все еще по-детски восхищался каждым цветком, пуговицей и механизмом, словно никогда не видел их раньше.
И обескураживала мысль, что Роклис, возможно, была права: если Уриена разлучить с сыном, его легко можно было бы уговорить забыть его и назначить любого — Роклис, Принца Импертенга, Джона или даже Адрика — Регентом вместо молодого человека.
Король продолжил:
— Меня всего лишь тянет вздремнуть, но ведь я могу быть Королем, даже если меня тянет вздремнуть, не так ли? — Он беспокойно повернулся к сыну, который улыбнулся и накрыл ладонью его большие загорелые пальцы.
— Самым лучшим, отец.
— Как же она могла так поступить. — Уриен снова повернулся к Поликарпу. — Никогда бы о ней такого не подумал. Она всегда была таким хорошим воином, таким хорошим бойцом. Помню, когда ей исполнилось тринадцать, я подарил ей доспехи. Ты попросил книги. — Он рассматривал Гарета с легим смущением, хотя и без всякой враждебности в голосе.
По внезапному румянцу, что пополз по тонкой коже Гарета после слов отца, Дженни предположила, что у его отца нашлось что сказать о тех мальчиках, которые просят книги, а не доспехи.
— Но почему же она нас не любит? — сказал Уриен.
— Она нас не любит, потому что не может поступать как ей хочется, — сказал Джон , криво улыбнувшись, и Король кивнул, поняв это.
— Ну, это потому, что она не вышла замуж за того парня-купца. Но все к лучшему, конечно.
Снаружи, с равнины, к темным стенам палатки доносился лай лагерных собак и карканье грачей с навозной кучи. Дженни подумала, что других шумов очень мало. Дженни. Ни ударов оружия, ни выкрикивания команд. Моркелеб, зловеще залегший в центре плац-парада, блистал великолепием в тишине и, казалось, притуплял любой звук.
Что поймут из всего этого шпионы и разведчики горцев — или Принца Импертенга, если уж на то пошло?
— Она мне сказала, — тихо произнес Гарет, — что ей не понравилась мысль о моем регентстве, но ей хочется думать, что она не права. После этого она всегда относилась ко мне с уважением.
И может быть уже тогда, подумала Дженни, Роклис начала подумывать о захвате трона.
— Она полдюжины раз выступала в совете против того, чтобы феодам и свободным городам позволяли оставлять собственные парламенты и сохранять древние законы, — продолжил юный Регент. — Она говорила, что это глупо и неэффективно. Но что я мог сделать? Принцы и таны признают меня Королем отчасти и потому, что им позволяют иметь собственные законы, жить так, как завещали им предки. Король не может сказать своим подданным — своим преданным подданным — что он лучше знает, как им жить, чем их предки.
— Очевидно, — сухо сказал Джон, — она думала, что ты можешь.
— Что касается Карадока, — сказал Поликарп, вертя длинными пальцами перо,
— я его помню. Он появился около пяти лет назад с дюжиной переписчиков и предложил мне их услуги в восстановлении и замене некоторых древнейших рукописей в библиотеке, если я дам ему позволение сделать копии и для себя. Я всегда думал, что он слишком удачлив в торговле, чтобы быть по- настоящему честным.
Он незаметно взглянул на Короля, но Его Величество был погружен в созерцание золотого узора по краю блюда, на котором лежали сыры, сладости и экзотические лакомства.
Джон хмыкнул:
— Теперь мы знаем, откуда ветер дует и с чего это ему так подфартило.
— Более того, — сказал Гарет. — За последние два года здесь было достаточно…ну, скажем так… несчастных случаев…с кораблями на островах, так что в совете было выдвинуто предложение вновь ввести в действие закон против волшебников, владеющих собственностью или занимающих должности. Только никто не знал, что это за волшебник. — Он сконфуженно глянул на Дженни и торопливо продолжил, — Расскажи нам о драконоборческой машине.
Джон сделал ему одолжение, изложив все коротко и по делу — когда возникала нужда, он это мог. — Я над ней работал бог знает сколько лет, — сказал он, закончив. — Эту мысль я ухватил откуда-то из Полиборуса — или это была Дотисова Тайная История? — но самый полезный чертеж получил от Геронекса из Эрнайна, разве что рулевое управление в кабине взял из чертежей Сирдасиса Скринуса для паромов. — Он постучал по рисунку, окруженному полупустыми кубками, который набросал мелом на скатерти.
— И я торговался с гномами за каждый кусок и сводил бедного Маффла с ума всеми этими замочками и рычагами, что его скрепляют, чтобы можно было разобрать на части. Этот маленький ублюдок тяжеловат.
Гарет и Поликарп переглянулись. — Владыка Бездны Ильфердина сделал бы для нас больше, — сказал Регент, протирая очки скатертью. — Драконы — это последнее, что ему, да и всем остальным гномам, хочется видеть разгуливающим на свободе.
Четыре года, подумала Дженни, обуздали и успокоили его. Когда они с Джоном приехали на юг два года назад, по случаю крестин дочери Гарета, Дженни увидела, что импульсивный, чувствительный мальчик, который поехал на север, чтобы просить Джоновой помощи, превратился в молодого человека, отлично осознающего свои ограничения, человека, который может попросить помощи, с любовью принимая во внимание мысли той тени короля-воина, которой стал его отец и даруя ему все знаки королевской власти и положения.
Гарет снова пристроил очки на носу. — Ты можешь сказать, сколько у нас времени?
— По-всякому может быть, — ответил Джон. — Если у Роклис уже есть все драконы, которые ей нужны — ох и жрут же они, должно быть — тогда у нас недели три, наверно. Может, больше, зависит от того, как тяжело были ранены Ян и Изулт, и с какой скоростью Роклис хочет вести отряды на юг. Она знает, что мы знаем о ней, и она знает, что мы с Дженни сбежали. Думаю, она соберет свои отряды и поведет их на юг как можно быстрее, — его глаза сузились и голос стал резким, — и плеватьей на всех этих бандитов и Ледяных Наездников, что нападут на новые поселения.
Он отвел взгляд, чтобы скрыть вспышку гнева, но Дженни видела, как внезапно сжались в кулак его руки и как напрягся и отвердел рот. Между тем Король Уриен снова впал в дремоту.
— Я сожалею, — тихо сказал Гарет. — Я сожалею об этом. — Он в замешательстве приводил в порядок тарелку и крошки хлеба перед собой, пытаясь не встречаться с Джоном глазами. — Она…
Джон живо покачал головой. — Она лучшая из всех, сынок, и у тебя не было причин сомневаться, что она оправдает твое доверие, — сказал он. — А она чертовски хороший командир. Я думаю, как раз то, что сделало ее хорошим командиром, отвратило ее от вас: все должно быть сделано так, как ей кажется правильным. А не выслушивать извинения, почему это нельзя сделать быстрее. Но я скажу тебе, — продолжил он, — и я это знаю, потому что пытался делать и то, и другое: Ты не можешь быть одновременно и командиром, и правителем. Тебе нужно понимать разные веши и быть двумя разными людьми. А может и больше. До Роклис бы это дошло, если б она только попыталась, но мы можем быть чертовски уверены, что она этого не делает.
— Мой господин… — В дверном проеме палатки появился солдат-слуга, чуть вскинув руку в приветствии в сторону вздремнувшего Короля. Сквозь откинутое полотнище проник аромат леса за деревянным частоколом и звук реки Уайлдспэ, ревущей под арками Корского моста. — Мой господин, солдаты задают всякие вопросы о… о драконе. — Он понизил голос, словно боялся, что Моркелеб может его услышать, и конечно же, подумала Дженни, он может. Ошибкой этого человека было предположение, что звездной птице есть до этого дело.
— Им это слегка не нравится, такие дела, мой господин. Они говорят, это, мол, колдовство. — Он
