— Я не неопытный.
— …но ты даже приблизительно не изучил все то, что должен знать об Ограничениях, и я как-то совсем не хочу кончить тем, что моя нога отвалится из-за проказы в середине битвы, потому что ты не так наложил слово.
Захваченный врасплох смехом, Ян быстро огляделся по сторонам, поджав губы, чтобы его не допустить. Как и у большинства мальчишек, у него был неодобрительный вид человека, который чувствует, что смех — это неподходящий ответ перед лицом смерти, особенно со стороны собственного отца. Джон иногда подозревал, что сыновья считают его несерьезным.
— А теперь иди перемешивай, — приказал он. — Эта дрянь вообще лежит как полагается? Ардик, раз уж ты здесь, ты мог бы размешать заодно и другой котел, но, бога ради, надень перчатки… У нас долгая ночь. — Он содрал свой старый красный камзол и рубашку и повесил их на крючки, вделанные в стену сарая. Эту ночь наполнил аромат летнего сена с лугов за Холдом. Хотя с полуночи прошло несколько часов, в небе все еще горел отблеск света. Надевая перчатки, Джон наблюдал за всеми в освещенном огнем дворе: его дети, его брат — его тети, Джейн и Роув, и кузина Дилли, спустившаяся вниз с имбирной водой и пытающаяся втолковать Ардику, что ему уже пора спать. Видел их так, как увидела бы Дженни, где бы ее черти не носили, вглядываясь в свой кристалл. Роув с длинными, рыжими с сединой, растрепанными косами и Дилли, близоруко всматривающаяся в Маффла, и все они, трещавшие, словно стая сорок
— настоящие правители Алин Холда, говоря по правде.
Она должна узнать, что все это значит. Он закрыл глаза, отчаянно желая, чтобы Дженни была в пути. Мне жаль. Я ждал, пока мог.
Телтевир, гелиотроповый… В памяти эхом отдавались обрывки древнего списка драконов. Сентуивир, голубой с золотом на суставах. Нимр, голубой, с темно-лиловой короной, Гламмринг, золоторогий, сияющий подобно изумрудам…Обрывки информации и древних знаний:
Личинки из мяса, долгоносик из риса, Драконы из звезд в небесной выси.
И, Полюбишь дракона — погубишь дракона.
Истории из вторых рук, большей частью — мешанина из разрозненных неполных томов; записи легенд и бабушкиных сказок; куча баллад, которые коллекционировал Гарет и рукописи которых посылал. Ввот и все, что осталось от знаний Уинтерленда после того, как королевские армии оставили их бандитам, Ледяным Наездникам, холоду и чуме. Он с болью вытаскивал их из руин, сличая в редких паузах между сражениями за свою собственную жизнь и жизни тех, кто зависел от него… Сообщения из вторых рук и размышления ученых, которые никогда и близко не подходили к дракону, разве что к местам старых убийств или с трепетом бегло осматривали вывернутую, пропитанную кровью, обожженную кислотой землю.
Может, что-то в них могло спасти его жизнь, но он не знал, что.
Полагали, что Антара Воительница подобралась прямо к Змею Уэвира, завернувшись в свежеснятую свиную шкуру, согласно древнейшей Дримарчевой версии рассказа о ней; возможно, Гримониус Гримблейд выставил как приманку живых ягнят.
Алкмар Божественный был убит третьим драконом, с которым сражался.
Вот Селкитар с боевым мечом, солнце в злате кудрей, Желает он славой себя покрыть, лишив дракона когтей Кричит он: «А ну, выходи, подлый червь, мой меч жаждет крови твоей».
Джон покачал головой. Никогда в жизни не желал он славой себя покрыть, но даже если бы решил начать, то не с помощью звонкой скачки по длинному холму при дневном свете, как, по слухам, это делал Селкитар, вооруженный только мечом — ну, пусть еще и щитом, как будто щит мог чем-то помочь против 30 -футового адова урагана кислотных брызг и вихрящихся шипов.
— Может, мальчик прав. — Голос Маффла вытащил его из воспоминаний о Драконе Вира, о черных когтях Моркелеба, обрушившихся на него из мрака…
Джон окунул гарпун, который он держал, в котел и наблюдал, как с железа стекает раствор, жидкий, как вода.
— Эта дрянь не густеет, — заметил он. — Может, мне стоило бы вернуть сюда тетушку Джейн. Ее соусы всегда застывают.
Маффл поймал его руку. — Будь серьезней, сынок.
— Зачем? — Джон положил наконечники гарпунов на край чана и закашлялся в дыму. — Через двадцать четыре часа я могу быть мертв.
— Это ты можешь, — мягко ответил кузнец и искоса глянул на Яна в ярком янтарном свете. — И что потом? Четыре года назад ты заключил сделку с Королем, чтобы сюда прислали гарнизоны. Отлично, они тут полезны, но ты знаешь, всему есть цена. Если ты умрешь, думаешь, твоим мальчикам позволят это унаследовать? У них, на юге, есть законы против волшебников, владеющих собственностью или властью, а Адрику всего восемь. Думаешь, Королевский совет собирается позволить ведьме быть Регентом Вира? Особенно, если они думают, что могут получать налоги, коль будут править здесь сами?
— Я — подданный Короля. — Джон отошел от огня, слишком обжигавшего его голые руки. — И я слуга короля, а Регент — мой друг. Чего ты просишь? Чтобы я не сражался с этим драконом?
— Я тебя прошу, чтобы ты позволил Яну сделать то, чего он просит.
— Нет.
Маффл сжал губы, что сделало его поразительно похожим на их отца. За исключением того, подумал Джон, что их отец никогда не позволил бы сжатым губам удержать слова, и никогда не отреагировал бы на Нет простой гримасой. В последний раз Джон открыто сказал Нет старому лорду Аверу в 12 лет, и ему повезло, что его ключица срослась правильно.
— В деревне говорят, что он способный мальчик. Он перечитывает те магические книги в твоей библиотеке, вроде того как ты перечитываешь книги о паре, дыме и древних машинах. Он достаточно знает…
— Нет, — сказал Джон. А потом, увидев в маленьких карих глазках толстяка страх за себя, добавил:
— Есть вещи, о которых парню его возраста знать не стоит. Не так скоро.
— Вещи, которые подвергли бы твою жизнь — и твоих людей — опасности — только чтобы пощадить его?
Джон думал о том, что, по словам Дженни, находится в древних рассыпающихся Каэрдиновых книгах. О том, что он читал в книгах, которые были частью его сделки с принцем Гаретом за сражение с Драконом Злого Хребта. О том, что он читал в молчании Дженни, когда заставал ее иногда врасплох в ее собственном маленьком кабинете, о том, что изучается в бездне ночи.
Он сказал:
— Ага, — и увидел, как изменилось выражение глаз Маффла.
— Люди вокруг знают, что делает магия Джен. — Джон поднял гарпун и повертел в руках древко. — Или что делал старый Каэрдин. Рождение детей, защита сараев от мышей в плохой год, или там получение часа для уборки урожая, когда надвигается шторм. Те, кто помнит мою мать, почти все умерли.
— Он быстро глянул поверх дужек очов на Маффла. — Но, во всяком случае, из того, что я слышал от моих тетушек, моя мать никогда не делала самое худшее из того, что могла.
Не считая, может быть, одного-двух раз, подумал он и вытолкнул те несвязные воспоминания из памяти.
— Люди здесь даже не знают, что такое магия на самом деле, — продолжил Джон. — Они не видели, что она может сделать, не видели, что она может сделать с теми, кто занимается ею. Вы всегда как-то за нее платите, а иной раз платят другие, те, кто рядом с вами. Ну глянь, — добавил он, поворачиваясь к котлу и окуная гарпун еще раз, — это еще хуже, чем чай кузины Роуэнберри. Давай-ка положим туда щепотку порошка, посмотрим, может, это все же загустеет и поможет нам получше.
Сердце Яна сильно стучало, когда он пустил своего низкорослого пони в галоп с Жабьего холма.
Заклинания смерти.
И дракон.
Он всегда ненавидел гарпуны, которыми его отец убил Дракона Вира за два года до его рождения.
