одевают, обувают как родную дочь. Сама посуди, не вызывает ли это зависти у всяких ничтожных людишек?

– Стоит ли говорить о таких пустяках! – воскликнула Баочай. – Единственное, на что придется немного потратиться, это на свадебный убор для тебя, но пока об этом не идет речь!

Щеки Дайюй залились румянцем.

– Я считала тебя серьезной, а ты вздумала надо мной насмехаться! – произнесла она. – Ведь я все рассказала, надеясь найти у тебя сочувствие!

– Я, разумеется, пошутила, но в каждой шутке есть доля правды, – ответила Баочай. – Ты только не беспокойся, пока я здесь, буду тебя навещать. Понадобится что-нибудь или же кто-то тебя обидит, говори, не стесняйся, все, что в моих силах, я сделаю. Старший брат у меня есть, конечно, но ты знаешь, какой он! Мама единственный близкий мне человек! В общем, обе мы с тобой одиноки и потому друг другу сочувствуем. Ты умна, зачем же постоянно «вздыхать, как Сыма Ню» [18]? То, что ты говоришь, верно, лучше не утруждать никого понапрасну. Завтра же поговорю с мамой и, если у нас еще есть ласточкины гнезда, пришлю тебе несколько лянов. Вели служанке каждый день готовить отвар – тогда не придется никого беспокоить.

– Все это не имеет значения, но я так тебе признательна за заботу! – улыбнулась Дайюй.

– Стоит ли говорить об этом! – промолвила Баочай. – Мне только жаль, что не каждому я в силах сделать добро!.. Впрочем, ладно, ты, наверное, устала, и мне пора уходить.

– Приходи еще вечером, – попросила на прощанье Дайюй.

Баочай обещала и вышла из комнаты. И о ней мы пока больше рассказывать не будем.

Дайюй между тем выпила немного рисового отвара и снова легла. Солнце клонилось к закату. Неожиданно небо нахмурилось, в листве зашумел мелкий моросящий дождь, и сразу стало уныло и мрачно. Наступили сумерки, быстро стемнело. Слушая грустную песню дождя, Дайюй еще острее ощутила свое одиночество. Она знала, что Баочай из-за дождя не придет, встала с постели, взяла первую попавшуюся под руку книгу. Это было «Собрание народных напевов», среди которых оказались песни «Осенняя печаль одинокой женщины» и «Грусть расставания». Волнение охватило Дайюй, она взяла кисть и быстро написала стихи в подражание «Расставанию» и «Цветам на реке в лунную весеннюю ночь».

Ненастный вечер у осеннего окна Осенних цветов увяданье печально, На травах осенних бледна желтизна, Мерцая, чуть светит осенний светильник, Осенняя ночь так темна и длинна! И чувствую около окон осенних: Предела осенней тоске не найдешь! Ничто не поможет развеять печали, Когда в этом мире лишь ветер да дождь. Зачем же так истово ветры с дождями Всю осень шумят от темна до темна И так же внезапно мою оборвали Блаженную зелень мечты у окна?[19] Осенние думы наполнили душу, Пытаюсь заснуть, но не ведаю сна, — И вот зажигаю за ширмой осенней Свечу, чтобы слезы роняла она.[20] Слезу за слезой на подсвечник роняя, Огарок его омывает края, Печалью и скорбью меня наполняя О тех, с кем в разлуке, с кем дума моя… В чей двор обезлюдевший ветер осенний Проникнуть не сможет, сквозь стены пройдя? Чьи окна осенние в пору такую Не слышат унылого шума дождя? Не в силах, увы, одеяло из шелка Меня от осеннего ветра спасти, Все больше воды проникает в жилище, А дождь утихает, чтоб снова пойти. Все ночи подряд льет и льет заунывно, И ветер шумит все сильней и сильней, И вместе со мной при светильнике ночью Скорбит о печали-разлуке моей… Холодною дымкой окутанный дворик. Здесь проблеска нет для грустящей души. Бамбук поредевший. В окне – запустенье. Лишь падают капли на землю в тиши.

Дайюй перечитала стихотворение, отложила кисть и уже собралась лечь спать, как вдруг вошла девочка-служанка и доложила:

– Пришел второй господин Баоюй.

Только она ушла, на пороге появился Баоюй в широкополой бамбуковой шляпе и накинутом на плечи дождевом плаще.

– Откуда такой рыболов? – завидев его, с улыбкой спросила Дайюй.

– Как себя чувствуешь? – не отвечая на шутку, осведомился Баоюй. – Лекарство пила? Как аппетит?

Он снял шляпу, сбросил плащ, посветил лампой на лицо Дайюй, свободной рукой заслоняя от света глаза.

– Сегодня ты выглядишь лучше, – произнес он, внимательно оглядев Дайюй.

На Баоюе был короткий халат из красного шелка, перехваченный в талии широким поясом, одновременно служившим полотенцем для вытирания пота, зеленые шелковые штаны, на ногах – носки, вышитые шелком и золотом, и домашние туфли с узором из бабочек, порхающих среди цветов.

– Что же ты в дождь надел такие туфли? – заволновалась Дайюй. – Скорее снимай их и просуши!

– Я пришел в деревянных башмаках, – с улыбкой отвечал Баоюй, – оставил их на террасе.

Дайюй осмотрела его шляпу и сплетенный из стеблей плащ. Такой тонкой, искусной работы ей прежде не приходилось видеть, и она спросила:

– Из каких стеблей сделан твой плащ? Обычно стебли торчат, как иглы ежа!

– Плащ, шляпу и ботинки прислал мне в подарок Бэйцзинский ван, – ответил Баоюй. – В таком же наряде он сам ходит во время дождя. Если хочешь, я и тебе раздобуду!.. Наряд в общем-то обычный, только шляпа особенная. Верхняя часть снимается, остаются только поля, а зимой, когда идет снег, их можно пристегнуть к шапочке. Такие шляпы годятся и для мужчин и для женщин, могу тебе прислать, если хочешь. Будешь зимой носить.

– Не надо, – ответила Дайюй. – В этой шляпе я буду похожа на рыбачку с подмостков или с картинки.

Тут она вспомнила, что нечто подобное сказала только что Баочай, покраснела, обхватила голову руками, прижалась лицом к столу и закашлялась.

Баоюй не придал никакого значения словам Дайюй. Вдруг он заметил листок со стихами, прочел и

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату