– Я весь день подогреваю на огне лекарства, даже платья пропитались их запахом, где уж мне наслаждаться ароматом цветов! Да и они, пожалуй, пахнут теперь лекарствами. Так что забери их лучше себе!
– А ведь у меня в покоях тоже лежит больная, которой приходится подогревать лекарства, – улыбнулся Баоюй. – Неужели ты не знаешь?
– Странный ты какой-то! – заметила Дайюй. – Ведь я предложила от чистого сердца! Откуда мне знать, что делается у тебя дома? Ты ничего не сказал, а теперь удивляешься!
– Давайте завтра соберем наше поэтическое общество, – промолвил Баоюй, переводя разговор на другое. – Тема для стихов уже есть – будем воспевать нарциссы и чашкоцветники.
– Ладно тебе! – сказала Дайюй. – Уж лучше молчал бы о стихах. Неужели не совестно писать хуже всех и за это подвергаться штрафу? – И она ткнула пальцем в свою щеку, стыдя Баоюя.
– Зачем ты надо мной насмехаешься? – укоризненно покачал головой Баоюй. – Мне и так стыдно, а ты еще показываешь на щеку!
– У меня тоже приготовлены четыре темы для следующего нашего собрания, – вмешалась в разговор Баочай. – Пусть каждый напишет по четыре уставных стихотворения и по четыре станса. Первая тема: «Воспеваю вселенную». Стихотворение – пятисловное, а все слова рифмуются со словом «прежний»…
– Выходит, моя сестра хочет собрать общество не ради удовольствия, а совсем наоборот, – заметила Баоцинь. – То, что она предложила, разумеется, выполнимо, но в этом случае в стихотворении на каждой строчке встречались бы цитаты из «Книги перемен». А что тут интересного? Помню, когда мне было восемь лет, мы ездили с отцом на побережье западного моря скупать заморские товары. И встретили случайно девушку из страны Чжэньчжэнь. В свои пятнадцать лет она была настоящей красавицей с заморской картины. Золотая кольчуга и куртка из чужеземной парчи, на поясе – короткий меч, украшенный золотом и драгоценными каменьями. Рыжие волосы заплетены в косы и украшены агатами, кораллами, «кошачьим глазом», изумрудами. Да что там говорить! И на картине такую красавицу редко увидишь! Эта прелестная девушка изучила нашу поэзию, рассуждала о «Пятикнижии», умела сочинять уставные стихи и стансы. Отец попросил ее написать стихотворение ему на память, и она написала.
Все с изумлением слушали Баоцинь.
– Дорогая сестрица, не покажешь ли и нам это стихотворение? – попросил Баоюй.
– Увы! Оно хранится у меня в Нанкине! – ответила Баоцинь.
– Жаль, что я до сих пор нигде не побывал, ничего не видел! – воскликнул Баоюй.
– Ты нас обманываешь! – промолвила Дайюй, толкнув Баоцинь в бок. – Я видела, ты привезла с собой все вещи, и это стихотворение наверняка среди них. А говоришь, оно в Нанкине! Рассказывай другим, а я тебе не верю!
Баоцинь покраснела и ничего не ответила.
– Ах, эта Чернобровка! Никогда никому не верит! – воскликнула Баочай. – Умна чересчур!
– Если эти стихи у нее с собой, отчего не дать нам их почитать? – заметила Дайюй.
– Да разве найдет она их сейчас? – произнесла Баочай. – Раньше надо разобрать вещи. Корзины, сундуки, коробки – все свалено в кучу! А разберут их, непременно найдем и дадим почитать. Может быть, ты знаешь эти стихи наизусть? – обратилась Баочай к Баоцинь. – Прочти тогда нам!
– Отдельные строфы я запомнила. Только учтите, она чужестранка и ей трудно было писать.
– Погоди, не читай, – остановила сестру Баочай. – Надо, чтобы и Сянъюнь послушала.
Она позвала Сяоло и сказала:
– Пойди скажи барышне Сянъюнь, «одержимой поэзией», пусть придет послушать прекрасные стихи «красавицы из дальних краев» и приведет с собой «поэтическую дурочку».
Сяоло, смеясь, ушла, а через некоторое время за дверьми раздался голос Сянъюнь:
– Что у вас там за красавица приехала?
Вслед за тем она появилась на пороге, а за нею – Сянлин.
– Тебя еще не видно, но уже слышно, – рассмеялись все.
Баоцинь предложила Сянъюнь сесть и сказала, зачем ее звали.
– Что ж, читай скорее, – попросила Сянъюнь.
Баоцинь не заставила себя долго просить и прочла:
– Прекрасные стихи! – воскликнули все. – Чужестранка, а нам до нее далеко!
Вошла Шэюэ и обратилась к Баоюю:
– Ваша матушка, второй господин, плохо себя чувствует и просила нас передать дяде, что не сможет к нему прийти.
– Непременно передам, – вскочив с места, ответил Баоюй и обратился к Баочай и Баоцинь: – Вы тоже будете у дяди?
– Нет, – ответила Баочай. – Но мы вчера отослали подарки.
Они поболтали еще немного и разошлись. Баоюй пропустил вперед сестер, когда Дайюй, обернувшись, спросила:
– Не знаешь, когда вернется Сижэнь?
– Скорее всего после похорон, – ответил Баоюй.
Дайюй хотела еще что-то сказать, но раздумала и произнесла лишь:
– Ладно, иди…
Баоюю тоже надо было сказать Дайюй многое, но он не решался и вдруг ни с того ни с сего выпалил:
– Я приду к тебе завтра!
Опустив голову, он сбежал с крыльца, потом обернулся:
– Кашель, наверное, не дает тебе спать? Сколько раз ты просыпаешься? Ночи теперь длиннее!
– Вчера мне стало немного легче, было только два приступа кашля, – ответила Дайюй. – Но все равно я спала только четвертую стражу – не больше.
– Я хочу сказать тебе что-то важное, – подойдя близко к Дайюй, тихо произнес юноша. – Помнишь, сестрица Баочай присылала тебе ласточкины гнезда…
В это время появилась наложница Чжао, она пришла навестить Дайюй, и Баоюй сразу умолк.
– Барышня, – спросила Чжао, – как вы себя чувствуете?
