понравятся.
Она поставила сумочку на стол и, как и в первый свой приход, провела по нему кончиком пальца.
– Не помню, вернул ли я вам двадцать долларов, – сказал я. – Мы столько раз передавали их из рук в руки, что я сбился со счета.
– Да, вернули, – кивнула она. – Спасибо.
– Вы уверены?
– Я никогда не ошибаюсь в денежных делах. Как вы себя чувствуете? Вас не били?
– Полицейские? Нет. И никогда еще им не было так трудно не сделать этого.
На лице Орфамэй отразилось простодушное удивление. Потом глаза ее вспыхнули.
– Вы, должно быть, ужасно смелый, – сказала она.
– Просто повезло, – ответил я, взял карандаш и пальцем потрогал его кончик. Заточен остро – если, конечно, кому-то нужно что-то писать. Мне было не нужно. Протянув руку, я просунул карандаш в ремешок квадратной сумочки и подтянул ее к себе.
– Не трогайте, – торопливо проговорила Орфамэй и потянулась в мою сторону.
Я усмехнулся и отодвинул сумочку еще дальше, чтобы она не могла да нее дотянуться.
– Ладно. Но эта сумочка такая миловидная. Совсем, как вы.
Орфамэй откинулась назад. В глазах у нее было смутное беспокойство, но она улыбалась.
– По-вашему, я миловидна... Филип? Я очень заурядна.
– Вот уж не сказал бы.
– Не сказали бы?
– Ни в коем случае, вы одна из самых необыкновенных девушек, каких я только встречал.
Держа сумочку за ремешок, я покачал ее и поставил на угол стола. Глаза Орфамэй устремились туда же, но она облизнула губы и продолжала улыбаться мне.
– Держу пари, вы знали очень многих девушек, – сказала она. – Почему...
– она потупилась и вновь провела кончиком пальца по столу, – почему вы так и не женились?
Я подумал о всех вариантах ответа на этот вопрос. Вспомнил всех женщин, которые нравились мне настолько, что я бы мог пожелать на них жениться.
Нет, не всех. Но некоторых.
– Очевидно, я знаю ответ, – выговорил я. – Но прозвучит он банально.
Те, на ком я, может, и хотел бы жениться, не нашли во мне того, что им нужно. На других женщинах жениться незачем. Их просто соблазняешь – если они сами не склоняют тебя к этому.
Орфамэй покраснела до корней своих мышиного цвета волос.
– Вы отвратительны, когда говорите так.
– Это относится и к некоторым жеманницам, – прибавил я. – Не ваши слова. Мои. Заполучить вас было б не очень трудно.
– Не говорите так, прошу вас!
– Разве я не прав?
Орфамэй опустила взгляд на стол.
– Скажите мне, пожалуйста, – неторопливо произнесла она, – что случилось с Оррином? Я в полном недоумении.
– Я говорил вам, что, возможно, он сбился с пути, – сказал я. – Когда вы пришли впервые. Помните?
Она неторопливо кивнула, все еще заливаясь краской.
– Ненормальная жизнь в семье, – продолжал я. – Очень замкнутый парень с очень преувеличенным мнением о собственной значимости. Это было видно по фотографии, которую вы мне дали. Не собираюсь разыгрывать из себя психолога, но я понял, что если он начнет терять голову, то потеряет ее полностью. К тому же ужасная жадность к деньгам, царящая в вашей семье – исключая одного ее члена...
Тут Орфамэй заулыбалась. Если она сочла, что я говорю о ней, мне это было на руку.
– У меня есть к вам один вопрос, – сказал я. – Ваша мать – не первая жена у отца?
Орфамэй кивнула.
– Теперь понятно. У Лейлы другая мать. Я так и думал. Скажите мне еще кое-что. Как-никак я проделал для вас большую работу, но не получил ни цента.
– Получили, – резко перебила она. – И немало. От Лейлы. Не ждите, что я буду называть ее Мэвис Уэлд. Ни за что.
– Вы не знали, что мне заплатят.
– Ну... – Орфамэй приумолкла и вновь обратила взгляд на сумочку, – вам все же заплатили.
– Ладно, оставим. Почему вы не сказали мне, кто она?
– Мне было стыдно. И мать тоже стыдится.
– Оррин не стыдился. Он был рад этому.
– Оррин? – Наступило недолгое приличное молчание, Орфамэй тем временем глядела на свою сумочку. Мне стало любопытно, что ж там такое может находиться. – Но он жил здесь и, видно, свыкся с этим.
– Сниматься в кино, конечно, не так уж плохо.
– Дело не только в кино, – торопливо сказала Орфамэй и закусила нижнюю губу. В глазах ее что-то вспыхнуло и очень медленно угасло. Я снова поднес к трубке зажженную спичку. Даже возникни у меня какие-то эмоции, усталость не дала бы им проявиться.
– Знаю. По крайней мере, догадывался. Каким образом Оррин узнал о Стилгрейве то, чего не знала полиция?
– Я... я не знаю, – неторопливо заговорила Орфамэй, осторожно подбирая слова. – Может, через того врача?
– Ну конечно, – сказал я с широкой теплой улыбкой. – Они с Оррином как-то подружились. Возможно, их сблизил общий интерес к острым предметам.
Орфамэй откинулась на спинку кресла. Ее маленькое лицо стало вытянутым, угловатым. Взгляд – настороженным.
– Вы опять говорите гадости. Не можете без них.
– Вот досада, – проговорил я. – Я был бы милейшим человеком, если б меня оставили в покое. Славная сумочка.
Придвинув сумочку к себе, я открыл замок.
Орфамэй подскочила и резко подалась вперед.
– Оставьте мою сумочку!
– Вы собираетесь ехать домой в Манхеттен, штат Канзас, не так ли?
Сегодня? Купили билет и все прочее?
Она пожевала губами и неторопливо села.
– Отлично. Я вас не держу. Мне только интересно, сколько вы загребли на этой сделке.
Орфамэй принялась плакать. Я открыл сумочку и стал рыться в ней. Но ничего не обнаруживалось до тех пор, пока я, в глубине, не натолкнулся на кармашек с молнией. Расстегнув молнию, я полез туда. Там лежала ровная пачка новеньких ассигнаций. Я достал их и перетасовал, будто карты. Десять сотен. Совершенно новых. Очень славных. Ровно тысяча долларов. Неплохие деньги для путешествия.
Я откинулся назад и постукал по столу ребром пачки. Орфамэй притихла и уставилась на меня влажными глазами. Я достал из сумочки платок и бросил ей. Она промокнула глаза. При этом глядела на меня, издавая легкие умоляющие всхлипывания.
– Эти деньги дала мне Лейла, – сказала она негромко.
– Большим зубилом пользовались?
Орфамэй лишь открыла рот, и туда по щеке скатилась слеза.
– Оставьте, – поморщился я. Бросил деньги в сумочку, защелкнул замок и придвинул владелице. – Насколько я понимаю, вы с Оррином относитесь к тому разряду людей, которые могут оправдать любой свой поступок. Он способен шантажировать сестру, а когда двое мелких мошенников отнимают у него эту кормушку, подкрасться к ним и убить обоих ударом пешни в затылок. И вряд ли после этого он лишился сна.
