Ну так о чем тебе хотелось бы узнать перед тем, как я убью тебя?
— Ты отлично знаешь, что меня интересует, Руди, — сказал я. — И давай кончай со мной скорее, не тяни. Он залпом выпил стакан виски и громко рассмеялся.
— Хорошо, болван ты этакий. Но только позволь мне сказать тебе, что я не собираюсь тебе ничего рассказывать. Ничего! Понял? И скажу тебе больше: в этой стране ни у кого нет никаких материалов против меня. Все, что я сделал, все это было в Штатах, и если здешние копы задержат меня и отправят в Штаты, то что ж? Вероятно, меня будут судить. Пожалуйста! У меня там есть друзья, которые все мне устроят. Понял?
— Нет, Руди, ты все равно пропал, — сказал я ему. Когда ты вернешься в Штаты, тебя будут судить за убийство Вилли-Простофили.
— А какие у них доказательства?
Я рассказал ему, как я вернулся в ту ночь обратно в клуб Джо Мадригала и нашел его смокинг с простреленной дыркой в кармане и письмо от Вилли Карлотте. — Должен признаться, что я не сразу понял, что произошло с этим письмом, — Думал, что Карлотта сама отдала его и предупредила тебя, что Вилли собирается разболтать все полиции. Но когда мы были на борту «Колдуньи Атлантики», ты мне проговорился насчет этого письма. Ты сказал, что принял решение убить Вилли примерно часов в семь, т.е. в тот момент, когда к Джо Мадригалу прибывает вечерняя почта. Ты перехватил письмо, адресованное Карлотте, вероятно, она о письме и понятия не имеет, и распечатал его. Сделал ты это из ревности, тебе было интересно, о чем Вилли-Простофиля пишет твоей Карлотте.
Я все хорошенько продумал и взвесил, — продолжал я, — и полагаю, что догадался, как все дело происходило.
Вот послушай:
Ты узнал, что Вилли в каком-то ночном клубе крутится вокруг некоей дамы Карлотты. И когда ты ее увидел, ты сам влюбился в нее и устроил ее на работу в клуб Джо Мадригала.
Но тут «Хмельной» увидел Мираса Дункана. Он знал, что Дункан — «джимен» и что, вероятно, он ведет дело о предполагаемой краже золота. После того, как ты перехватил письмо Вилли к Карлотте, мы с «Хмельным» решили, что настало время убрать и Мираса Дункана, и Вилли, и вы договорились: «Хмельной» убьет Дункана, ты убьешь Вилли. «Хмельной» пришел в клуб до прихода Мираса. Кто-то из подручных вызвал Мираса к телефону в третью, последнюю будку. Когда Дункан был в будке, «Хмельной» открыл дверцу и выстрелил в Дункана из твоего револьвера с глушителем. Но он не успел ни убрать труп, ни запереть будку, потому что как раз, когда он выходил из коридора, в клуб вошел я.
И тогда он понял, что я тоже работаю по золотому делу вместе с Дунканом. Он ведь отлично знал, кто я. И когда я ему сказал, что мое имя теперь Перри Райс, он окончательно убедился, что я пришел для встречи с Дунканом и что мы с ним будем вести это дело вместе.
Ему не удалось убрать труп сразу, он надеялся сделать это немного позже.
Но я сам первый наткнулся на труп Дункана и повесил на будке объявление: «Аппарат испорчен». А потом, когда я попросил «Хмельного» позвонить кое-куда по моему поручению, он, дурак., прошел мимо двух пустых будок к третьей, последней, и сделал он это для того, чтобы посмотреть, убрали труп Дункана или нет. Вероятно, он надеялся, что ты об этом уже позаботился. С этой минуты я начал подозревать «Хмельного».
И вероятно, он решил, что это ты повесил объявление о том, что аппарат испорчен. Поэтому он спокойно вернулся ко мне, потрепался еще немного, и когда Карлотта начала петь, вышел из клуба через главный вход, обошел здание кругом, подошел к задней двери, ведущей за кулисы. Там он передал тебе револьвер, из которого убил Дункана. Ты берешь этот револьвер, убиваешь из него Вилли, потом снова передаешь револьвер «Хмельному», и он смывается. Тогда ты спокойно идешь в комнату Карлотты. И вот почему, когда я к вам ворвался, никакого револьвера у тебя не оказалось. «Хмельной» знал, что тебя вызовут в полицию, и вероятно, он до чертиков смеялся, когда узнал, что и меня тоже забрали. Поэтому он и завернул в полицию, чтобы выручить меня.
На следующий день я рассказал ему обо всем, и рассказал правду, потому что мне неоднократно приходилось убеждаться, что если ты хочешь запутать преступника, самое лучшее рассказать ему правду. Я также попросил его указать мне адрес Скендала. Он сказал мне его и сейчас же предупредил об этом и Скендала, и тебя и посоветовал тебе убить меня, когда я буду выходить от Скендала. И ты это организовал. Но откуда ты мог знать, что я пошел к Скендалу? Только от «Хмельного». Потому что когда я заметил, что твои ребята дежурят у моего отеля «Корт», я перебрался в другой отель и никто из вас не знал, куда именно я выехал.
— Кажется, я кое-что знаю и без твоих рассказов? А? Он улыбнулся.
— Не смеши меня, коппер, — сказал он. — Может быть, ты кое-что знаешь, а, может быть, и нет, но если тебе известно только то, что ты мне рассказал, то немного же ты знаешь! А я буду нем, как рыба. Если английским копам удастся арестовать меня когда-нибудь, они смогут добиться только высылки меня в Штаты, а там мне не страшен ни один суд.
— Ты хочешь сказать, что у тебя есть какой-то друг, который поможет тебе оправдаться? — спросил я. — Но только друг должен быть очень влиятельным человеком, Руди. Дело-то ведь очень серьезное!
Он ничего не ответил мне. Просто сидел, смотрел на огонь камина, потягивал виски и улыбался.
На другом конце стола сидел Керц. Он вдруг заговорил:
— Слушай, Руди, — сказал он. — К чему вся эта трепотня? Пристрели парня и баста. Слишком уж он много знает!
— Отлично, Руди, — сказал я. — И тогда у тебя прибавится еще одно обвинение. Да, кстати, вероятно, твой влиятельный друг, на которого ты так надеешься и который должен помочь тебе в случае судебного разбирательства, не кто иной, как Харбери Чайз? Так вот, позволь мне кое-что тебе сообщить, и я уверен, от моих слов у тебя загорятся уши! Дело в том, что Харбери Чайз скоропостижно скончался. Он застрелился полчаса тому назад, после того, как мы с ним мило побеседовали, и я сообщил ему, что все дело раскрыто.
И еще одно не менее приятное сообщение — продолжал я — все золото у нас! Мы забрали его с фермы, находившейся неподалеку от дома старика. Он хранил золото на ферме. Вот так-то! Теперь можешь смеяться.
Да, еще одно! Я намерен забрать тебя в Штаты с собой, где тебя посадят на стул, а твои товарищи получат приличные сроки от двадцати до пятидесяти лет. Как вам это нравится, ребята?
Наступила тишина. Зловещая тишина.
— Мне смешно смотреть на вас, — продолжал я. — Вы считаете себя опытными, до того глупы, что не могли вовремя догадаться: погода для вас начинает портиться. А что касается Карлотты, один вид ее вызывает у меня головную боль, мне она совсем не нравится. Можешь мечтать о ней, Руди, о ней и о маленькой гасиенде, когда будешь сидеть в камере смертников в ожидании своей очереди на стул. Вот увидишь, как она тебя приласкает!
Руди помрачнел. Потом поднял револьвер. И надо признаться, я что-то немного струхнул.
Но тут вмешалась она.
— Одну минуточку, Руди. Этот парень считает себя слишком умным. Может быть, ему и удалось кое-что сделать, и положение у нас не очень завидное. Но я хочу лично пристрелить его несмотря ни на что. Я убью этого паршивого коппера, даже если это будет моим последним деянием на земле!
Она впилась в меня зелеными змеиными глазами, направляясь к Сальтьерре. — Дай-ка мне твой револьвер, Руди, — сказала она. — Я сейчас покажу вам, как надо обращаться с этим паршивым федеральным шпиком. Что-то уж очень расхвастался! Посмотрим, как он сейчас грохнется на пол вместе со своей бляхой.
Руди был похож сейчас на рассерженную жабу. Потом он улыбнулся и отдал ей револьвер. Все сидящие вокруг стола крысы тоже заулыбались.
— Выстрели ему в брюхо, дорогая, — сказал Руди. — Так больнее.
Я встал.
Карлотта направилась ко мне, и я невольно любовался ею: ко мне приближался грациозный тигр.
