в пещере, пусть самой глубокой, воздух, а не вода, обжимающая тебя с пятидесятитонной силой.
И в мирное, и в военное время у водолазов те же враги – глубина, холод, «кессонка», удушье…
Осмотрев открытые каюты, Шардаков пробрался в самый конец малого вестибюля, перекрытого второй пожарной дверью. Отсюда уходил вглубь – к правому борту, к каюте № 41, двухметровый коридор- аппендикс. Мичман доложил, что раздвижной упор, который он притащил с собой вместе со светильником и ломиком, упереть не во что и что он попробует выбить дверь ногами. Однако дубовое дверное полотнище не поддавалось.
– Стоп! – остановил его командир спуска Стукалов. – Отдышись. Провентилируйся. Попробуй поддеть петли ломиком.
Офицер пошутил насчет того, что водолазам не помешало бы пройти курсы взломщиков, и все прекрасно поняли, что незамысловатой этой шуткой он попытался скрасить глухое одиночество Шардакова в недрах затонувшего парохода.
Сергей работал рьяно, поддевая ломиком петли неприступной двери. Только тот, кто сам ходил на такую глубину, мог понять, чего стоило Сергею каждое усилие. Он дышал отрывисто, как молотобоец, но орудовал изо всех сил и даже вошел в азарт: колотил ломиком в дверь и после того, как Стукалов велел положить инструмент (для другого водолаза) и выходить. Время пребывания под водой истекло. Шардаков неохотно подчинился и двинулся в обратный путь.
Я уже собрался было отправляться в каюту – самая интересная часть подводной работы закончилась, как вдруг из динамика раздался приглушенный стон.
– Второй, как самочувствие? – всполошился Стукалов.
– Хорошее, – скорее по привычке, чем по правде доложил мичман и тут же поправился: – Плохое…
Он процедил это сквозь зубы, с натугой.
– Сережа! Провентилируйся! – привстал из-за стола Стукалов.
Динамик бесстрастно передавал звуки возни, борьбы, прерывистое дыхание, затем хриплое:
– Не могу… Запутался… Не могу до переключателя дотянуться…
Переключатель, которым водолаз вентилирует дыхательный мешок, висит на груди на трех коротких шлангах. Должно быть, его забросило на спину, а спутанные руки не могли до него дотянуться. Что там случилось, понять было трудно – Шардаков надсадно хрипел… Можно было только догадываться – что-то придавило его там, в темной тесноте подводной катакомбы.
– Перевести Второго на аварийную смесь! – приказал Стукалов, и к задыхающемуся Шардакову пошел по шлангу воздух, обогащенный кислородом. Но и это не привело его в чувство. Шардаков дышал надрывно…
– Сережа, вентилируйся, если можешь, – уговаривал его командир. – Не шевелись, не дергайся. К тебе идет страхующий водолаз. Вентилируйся!
Страхующий водолаз – молодой моряк Сергей Кобзев – изрядно продрог на страховке, закоченел, срок пребывания его на тридцатиметровой глубине тоже подходил к концу, но он, не раздумывая, двинулся на помощь товарищу: бесстрашно спустился в кромешную темень коридора-колодца (светильник остался у Шардакова), на ощупь преодолевал повороты и спуски, перебирая в руках шланг-кабель застрявшего мичмана. Кобзев лез сюда впервые – до этого он всегда стоял на борту, у дверного проема, – и понимал, что тоже рискует зацепиться, ибо одно неосторожное движение – и кабель-шланги его и Шардакова перевьются, словно змеи. И все же он добрался до злополучной двери, вытащил из-под неё товарища, провентилировал его снаряжение.
Их было двое живых в этом царстве мертвых, всего двое в этом огромном, некогда густонаселенном городе-судне, которое уходило теперь в придонный ил, подобно Атлантиде. Над их головами, точнее, над палубами, трубами, мачтами поверженного лайнера покачивалась целая эскадра спасателей, но сотни тысяч лошадиных сил её мощи ничем не могли помочь одному человеку вытащить другого. Едва Кобзев подтянул бесчувственное тело Шардакова к шахте коридора, как шланг мичмана снова за что-то зацепился. Зацепился безнадежно… Кобзев выбился из сил, сорвал дыхание, и Стукалов приказал ему подниматься к выходу, к водолазному «колоколу», висевшему над опрокинутым бортом «Адмирала Нахимова», словно спасительный воздушный шар. Приказ был отдан вовремя: Кобзев едва смог сам выкарабкаться из зева палубной двери. Шел четвертый час ночи…
Я и не заметил, как в рубке собрался целый консилиум из корабельных инженеров, водолазных офицеров и флагманских врачей. Кто-то жадно пил воду из стеклянного кувшина, Стукалов смахивал со лба холодный пот и твердил в микрофон, как заведенный: «Сережа, провентилируйся! Сережа, провентилируйся…» Он повторял это в сотый, а может, в тысячный раз, надеясь только на то, что у Шардакова в мгновенья даже смутного прояснения мог рефлекторно сработать водолазный навык – пальцы сами собой нажмут рычажок переключателя. Так оно и случилось. Вахтенный у щита первым заметил, как дрогнула стрелка манометра, и радостно завопил:
– Второй вентилируется!
Мы все услышали шум воздуха, рвущего воду. Шардаков вентилировался в полузабытьи, подчиняясь настырным просьбам-приказаниям Стукалова. Все повеселели. На шкафуте спасательного судна лихорадочно готовилась к спуску партия новых водолазов. Но им требовалось добрых полчаса, чтобы добраться до Шардакова. Мичман же дышал редко и надрывно, словно легкие его были избиты в кровь… Порой казалось, что все это происходит не на яву, а в некоем страшном радиоспектакле. Увы, к Шардакову не успели. Он задохнулся…
Я рассказываю эту печальную историю для того, чтобы была ясна мера риска тех акванавтов, которые выполнили нечеловечески трудную работу на «Курске». Она продолжалась 19 суток. И не в Черном, а в арктическом штормовом море. И на вдвое большей глубине, и в куда более тесном пространстве. Слава богу, обошлось без новых жертв.
Кстати, командиром одного из спусков на СС-21 был тогда капитан-лейтенант Василий Величко. Именно он возглавил потом отряд российских глубоководников, вошедший в отсеки затопленного «Курска».
Капитан 1-го ранга Василий Васильевич Величко и его группа из 12 специалистов вылетели в Мурманск из питерского аэропорта Левашово 8 сентября 2000 года.
– Мои ребята – уникальные специалисты, – рассказывает он. – Выполняют любые работы на глубине: сварку, резку, взрывные работы. Половина личного состава группы – офицеры, остальные – мичманы.
«328-й аварийно-спасательный отряд существует уже семь лет, – сообщает журналистка Марина Танина. – Создание его – заслуга капитана 1-го ранга Василия Величко, в прошлом главного водолазного специалиста Черноморского флота. Командование ВМФ поручило ему создать аварийно-спасательный отряд, равных которому нет в России. А поскольку водолазов-глубоководников в нашей стране не так много – всего около ста человек, Величко собрал лучших со всего бывшего Союза».
– Почему же их не было в первые дни аварии на «Курске»? – недоуменно спросят многие.
А потому что там были нужны спасатели совсем иного рода – акванавты, пилоты автономных подводных аппаратов, и они там были в самые первые дни. Потому что только на таких мини-субмаринах и можно было поднять на поверхность подводников, если бы они были живы.
Могли ли наши водолазы открыть злополучный входной люк в девятый отсек? Не сомневаюсь, что могли, поскольку выполнили работу во сто крат более сложную – эвакуацию тел погибших из заваленных отсеков. Тогда почему же на позор нам всем люк открывали норвежцы?
Объясняю себе только одним – это военная дипломатия: надо было показать, что мы не чураемся иностранной помощи – раз; надо было показать независимым специалистам, что люк в девятый так просто не открывался, его все-таки заклинило – два; наконец, важно было, чтобы иностранцы сами убедились, что шлюзовая камера и в самом деле оказалась затопленной после взрыва.
Для профессионалов любого флота стало ясно – спасение при таких условиях невозможно. Тем более что и спасать-то уже было некого…
11 ноября водолазы вернулись из Норвегии в Санкт-Петербург. В аэропорту Пулково их встречали с шампанским, обнимали, дарили цветы. Они разъехались по домам и весь день отсыпались. Ночью одному
