— Ты, девчонка, помалкивай! Раз говорю черт, значит черт! Святых сильванов и сатиров тут уж лет сто двадцать не было! Как указ августа Магнуса Великого вышел, где сказано, что сатиров не бывает, они и ушли, обиделись, стало быть.
Орланда припомнила, что такой указ действительно был.
Птолемей Тридцать Седьмой Магнус в богов не верил, вообще ни в каких, и поэтому издал декрет об отсутствии нечистой силы (за что, говорят, и был утоплен во время купания морскими нимфами).
— Опять же по-нашему говорит плохо, ругается непонятными словами, вино не очень любит, а все больше пиво хлещет, вон как он, — неодобрительный жест в сторону Будри.
Толстый лех чуть не подавился и воинственно встопорщил усы. Лишь властный взгляд Кара заставил оскорбленного пана успокоиться.
— А он еще и разговаривает у вас? — изумилась Орланда.
— Разговаривает, — недовольно подтвердил гость. — Особливо с девками, перед тем как того… А козами и овцами брезгует — не сатир, стало быть. Сатир, как старики рассказывали, если, положим, идет пастушка со стадом, то он пастушку не тронет, а вот козочек попортить может. Святость блюли, с людьми не якшались.
Пафнутий благочестиво всхлипнул.
— Мы уж и не знали, что делать, но, слава богам, наш кузнец Адриан раньше плавал на ваш Святой остров, на Кандию то есть. И знает, что да как. Он-то и сказал, что надобно против энтой скотины христиан скую магию употребить. А уж мы не обидим, — пообещал староста. — Двадцать денариев дадим, если вы его прогоните! Всем обчеством собирали.
Орландина начала подбирать выражения, чтобы указать, куда именно надо засунуть денарии почтенных земледельцев, но сестра, вдруг порывисто вскочив, перекрестилась и задала вопрос, заставивший амазонку выматериться про себя.
— Ну и где этот ваш черт? Рассказывайте!
— Сестра, ты бы не ходила, — вновь повторила Орланда, когда они прошли с полмили по лесу. — Ты ведь некрещеная, стало быть, дьявол для тебя опаснее…
— Ну да, — небрежно отмахнулась амазонка. — Мою сестру всякая нечисть рвать будет, а я в кустах отсиживаться?
— Бесу не страшен меч…
— Ты говорила уже. А я скажу — раз он девок портит, значит, есть чем. А раз есть чем, то, стало быть, это и отрезать можно. Надо еще посмотреть, так ли страшен ваш черт христианский, как вы его малюете.
Поняв, что толку не добьешься, Орланда смирилась.
И то ладно, что еле уговорила Кара с Будрей в деревне остаться. Юный царь так и рвался на бой с нечистью. Леха на подвиги тянуло гораздо меньше, но, как истинный шляхтич, он не мог допустить, чтобы прекрасные паненки шли одни ночью в темный лес. Только доводы Орландины, в два счета доказавшей, что пользы от них будет не так много, убедили парней (от «доказательств» амазонки у Будри еще долго будут болеть поясница и ушибленная рука).
Оставалось надеяться, что при виде честного креста бес убежит обратно в преисподнюю. На крайний случай, если сестра права, и сталь против него будет небесполезной.
В конце концов, в святых книгах говорится, что бесы не такие уж сильные.
Вот, к примеру, к их духовнику, отцу Митридату, они являлись после третьего кувшина вина, когда он не мог заплетающимся языком прочесть молитву…
Орландина думала совсем о другом.
За те несколько часов, пока они готовились к походу на нечисть, амазонка выяснила все подробности о Дьяволах, которые могла вспомнить сестра, заодно расспросив аборигенов, не исключая и одной пострадавшей — тетки уже не первой молодости.
Выходило, что это создание ниже ростом, чем средний человек, особой силой вроде не выделяющееся и ничем, кроме рогов, не вооруженное. Правда, размер рогов указывался разный — от воловьих до маленьких козьих.
Кроме того, по сообщению сестры, бесы имели свиное рыло. А как знает всякий, свинью надо бить именно по пятачку — это самое больное место у хрюшек.
Впрочем, у нее были подозрения, что под личиной беса работает какой-нибудь приблудный разбойник, и этого она боялась даже больше, чем нечисти. Ведь нечисть всегда боится людей. Не говоря уже о том, что Орландина однажды с нечистью билась и победила.
Орланда тревожно озиралась по сторонам. Лес был самым обычным. И деревья здесь росли тоже самые обычные. И цветы. Но уж если черт решил избрать его местом своего обитания, то дело, наверное, все же нечисто.
Внезапно откуда-то донеслась песня. Пели как-то не по-человечески, с блеянием и подвыванием.
— Это он! — взвизгнула послушница, выставив вперед крест.
Орландина прислушалась. Пели по-куявски, а может, по-артанийски — и тот и другой языки наемница понимала с пятого на десятое.
— Что он поет? — дернула сестра Орландину за рукав куртки. — Ты понимаешь?
— Похабщину, — коротко ответила наемница.
Песня резко оборвалась. Затем началась другая — на смеси греческого и латыни.
Содержание ее было ясным и недвусмысленным, и щеки у послушницы заалели. Да и Орландина тоже почувствовала, что готова покраснеть.
Место обитания нечистой силы они обнаружили неожиданно.
Вроде перед глазами были густые деревья с подлеском, а вот теперь полянка с родником и наспех сложенной хижиной.
Хижина как хижина.
Ни черепов на кольях, ни серного дыма, ни пляшущих ведьм… Возможно, дьявол, поселившийся тут, был дьяволом миролюбивым, ценившим покой и не склонным творить зло? Может, даже, это какой- нибудь адский беженец, коему надоело служить князю Тьмы?
Сестры осторожно заглянули в хижину. Но там не было ничего, кроме пустой амфоры и подстилки из свежей травы, видимо предназначенной для того, чтобы творить на ней непотребства с зазевавшимися крестьянками.
— Невежливо вот так, без спросу, в чужой дом заглядывать-то, — послышалось у них за спиной.
Обернувшаяся Орландина увидела стоявшего между двух старых пиний толстого волосатого субъекта с рогами.
Видимо, это и был искомый дьявол.
Под пронзительным взглядом его желтых глаз рука Ласки сама собой потянулась к мечу.
Несколько секунд воительница и «бес» внимательно разглядывали друг друга.
