Страссен только вносила беспорядок, а Джулия была уверена, что сможет отлично справиться. Джулия считала себя лишенной детства, так что она склонялась в другую крайность, баловала ребенка подарками: и маленькая точно знала, как добыть у матери все, что угодно. Ей нужна была твердая рука и месяц жизни вдали от матери, пока не стало слишком поздно.
Поразительно, насколько внимателен может быть взгляд со стороны.
Снова были датчики. Флориан ощущал легкое волнение. Он робел перед большими зданиями и боялся сидеть на краю стола. Он смог ответить, когда Инспектор спросил его, куда устанавливать датчик номер один. Прямо напротив сердца. Он знал это. У него была кукла, на которую он мог цеплять датчики. Но для игры их было не так много.
— Правильно, — сказал Инспектор и потрепал по плечу. — Ты — очень хороший мальчик, Флориан. Ты очень умный и очень быстро все делаешь. Ты можешь мне сказать, сколько тебе лет?
По мере того, как он будет становиться больше и умнее, правильный ответ будет означать больше пальцев. Сейчас он должен показать большой палец и еще один, и еще один, и остановиться. Что было трудно сделать, не показав и остальные. Когда он делал все правильно, он всем своим существом ощущал удовольствие. Инспектор обнял его.
Когда процедура заканчивалась, ему всегда давали конфету. И он знал ответы на все вопросы, которые задавал Инспектор. Он ощущал волнение, но это было приятное волнение.
Он только хотел, чтобы конфету ему дали сейчас, а о датчиках забыли.
Ари была страшно возбуждена. У нее было новое платье: красное, с блестящим узором спереди и на рукавах. Нелли причесывала ей волосы, пока они не начали потрескивать и разлетаться, черные и блестящие, и тогда Ари, полностью одетой, пришлось слоняться по гостиной, пока маман и Олли будут готовы. Маман выглядела очень высокой и очень красивой, в сверкающем серебре, и серебро в ее волосах тоже выглядело очень красиво. Олли тоже шел красивый, одетый в черное, как обычно носят эйзи. Олли был особый эйзи. Он всегда с маман, и если Олли что-то скажет, Ари должна слушаться.
Она слушалась, по крайней мере, сегодня, потому что маман и Олли собирались взять ее на Праздник.
Там должна собраться много больших людей. Она пойдет туда, а потом Олли отведет ее к Валери на детский праздник.
Валери — это мальчик. Сиры Шварц. Эйзи последят за ними, а они будут играть и там будет мороженое за маленьким столом. И другие дети. Но больше всех ей нравится Валери. У Валери такая стеклянная штучка, через которую нужно смотреть, и тогда видны узоры.
Больше всего она надеялась, что там будут подарки. Иногда бывали. Поскольку все разодеты по- особому, могут быть и в этот раз.
Это было необычное событие — пойти туда, где собирались взрослые. Идти по коридору в нарядном платье, держась за руку Маман, хорошо себя вести, поскольку все от тебя этого ожидают, и не причинять беспокойства. В особенности, когда можно рассчитывать на подарки.
На лифте они спустились вниз. В холле она увидела много высоких эйзи: эйзи носили в основном черное, чаще, чем другие цвета; и даже если не носили, она всегда могла сказать, кто — эйзи. Они были не похожи на маман или дядю Дэниса, они выглядели как эйзи. Иногда она прикидывалась, что она — одна из них. Она ходила очень тихо, и стояла прямо, и глядела очень прямо, как Олли, и говорила маман: «Да, сира». (Но не Нелли. Нелли всегда просто говоришь «да»). Иногда она прикидывалась, что она — маман, и она приказывала Нелли:
— Постели мне, Нелли, пожалуйста. — (А однажды велела Олли: — Олли: черт возьми, я хочу пить. — Но это была нехорошая фраза. Олли принес ей питье и рассказал маман. И маман сказала, что это некрасиво, и что Олли не должен для нее ничего делать, когда она грубит. Так что вместо этого она сказала: — Черт возьми, Нелли.).
Маман провела ее через холл сквозь толпу эйзи и через дверь, около которой стояло много народу. Одна женщина сказала:
— С Новым Годом, Ари. — И наклонилась к ее лицу. У нее было красивое ожерелье, и можно было видеть, что у нее под блузкой. Это было интересно. Но Олли поднял ее на руки. Так стало лучше. Она могла видеть лица людей.
Какая-то женщина разговаривала с маман, а люди толпились, говоря все одновременно, и все пахло духами, и едой, и пудрой.
Кто-то погладил ее по плечу, когда Олли держал ее на руках. Это был дядя Дэнис. Дэнис — толстый. Он занимал очень много места. Ей было любопытно, действительно ли он весь твердый, или больше, чем другие люди, задерживают дыхание, чтобы быть таким круглым.
— Как поживаешь, Ари? — закричал ей дядя Дэнис в том шуме, и внезапно все люди замолчали и посмотрели на них. С Новым Годом!
Это привело ее в недоумение, но заинтересовало. Если это был ее новый год, то это — день рождения, а на день рождения людям полагалось приходить к ней в квартиру и приносить подарки. Но она не видела ни одного.
— С Новым Годом, — говорили люди. Она с надеждой смотрела на них. Но подарков не было. Она вздохнула, а когда Олли пронес ее через толпу, увидела пунш и пирожные.
Олли понимал.
— Ты хочешь пунша? — спросил он.
Она кивнула. Было очень шумно. Она не была уверена, что ей нравится, когда так много взрослых. Праздник становился скучным. Однако пунш и пирожные — это хорошо. Она прижалась к сильному плечу Олли и почувствовала себя гораздо веселее, потому что Олли мог принести ее прямо к столу, на котором стояла чаша с пуншем, и Олли прекрасно понимал, что тут самое лучшее. Пунш, в особенности из красивой чаши, и большое пирожное — это почти так же здорово, как подарки.
— Мне придется опустить тебя, — сказал Олли. — Ладно? Стой здесь, а я принесу тебе пунша.
Это было обидно. Все были такие высокие, музыка очень громкая, а стоя на полу, она ничего не видела, кроме ног. Кто-нибудь может наступить на нее. Олли поставил ее на пол, и подошла Maman с дядей Дэнисом. И толпа не наступила на Ари. Многие люди смотрели на нее. Некоторые улыбались. Так что она почувствовала себя в безопасности.
— Ари. — Олли дал ей чашку. — Не пролей.
Пунш был зеленым. Он выглядел странно, но пахло от него хорошо, а на вкус он был еще лучше.
— Ты становишься слишком большой, чтобы тебя носить, — сказал дядя Дэнис. Она взглянула вверх и сморщила нос. Она не согласилась с дядей. Maman сказала то же самое. Но Олли не сказал. Олли — большой и очень сильный. Он отличался от всех. Ей нравилось, когда он носил ее: ей нравилось обхватить руками его шею и прижаться к нему, потому что он напоминал кресло, на которое можно залезть, и не чувствовались кости, просто — крепкие руки и ноги. И он был теплым. И от него хорошо пахло. Но Олли теперь принес для маман и дяди Дэниса пунш из другой чаши, и она держалась поближе К Олли и пила свой пунш, а дядя Дэнис разговаривал с маман и громко играла музыка.
После того, как Олли принес пунш для маман и Дэниса, он посмотрел на нее.
— Хочешь пирожное? — громко спросил Олли. — Пирожные, по-видимому, будут на детском празднике.
Это обнадеживало.
— Я хочу еще пунша, — ответила она и отдала Олли свою чашку. — И пирожное, пожалуйста.
Она стояла одна и ждала. Она спрятала руки за спиной и вспомнила, что Maman просила ее не качаться взад и вперед, потому что это выглядит глупо. Незнакомые люди подходили и говорили, какая она красивая, и желали ей счастливого Нового года, но она уже была готова уйти, если бы не ожидание Олли с пуншем и пирожными. Она собиралась дождаться их.
Детский праздник — это, наверное, лучше.
Может быть, подарки будут там.
— Пойдем сядем, — позвал Олли, не давая ей ни пунша, ни пирожного. Он принес их для нее. Вдоль стены стояли стулья. Ей стало спокойнее. Если пунш попадет на ее новое платье, она будет выглядеть плохо, и маман будет ее бранить. Она взобралась на стул, и Олли вручил ей пирожное и поставил чашку на
