настал.
Однако еще мог настать.
— Что она сказала? — спросил он. — Что она об этом сказала? Ребенок принес мне дурацкую банку с рыбками, Янни, и что я должен делать, вышвырнуть ее из кабинета? Я пытался!
— Выйди отсюда!
— Что она сказала?
— Она попросила своего дядю Дэниса пригласить тебя на ее хренов день рождения. Вот и все. Это все. Ну и устроил ты себе подарочек, сынок. Ты здорово вляпался. Похоже, она частенько проходила мимо кабинета. Похоже, что она надувала охрану, чтобы пробраться наверх, похоже, что она применяла карточку своей эйзи, чтобы пользоваться лифтом, похоже, что она по-настоящему привязалась к тебе, сынок. Какого черта; что ты вытворяешь?
— Это психологическая обработка? Так ведь? Дэнис попросил тебя провести обработку и посмотреть, что получится?
— Почему ты не доложил об этом?
— Ну, знаешь у меня есть на то причины. — К нему вернулось свободное дыхание. И душевное равновесие, так что он пристально и в упор смотрел на Янни. — Это твою охрану она обошла. Откуда я знаю, что служба безопасности Резьюн не может проследить за семилетней девочкой? Я не собираюсь грубо с ней обращаться. Нет, спасибо. Я не желаю участвовать в этом. Я не хочу оказаться дрянью, которая кинется звонить Дэнису Наю и рассказывать ему, что он потерял свою подопечную. Если вы хотите, чтобы у ребенка была в чем-то определенность, тогда так и скажите, что я — запретная область. Нет уж, спасибо. Дэнис просил быть любезным, ничего не вытворять, по возможности избегать ее — черт, я начал запирать свой кабинет в то время, когда ей полагается возвращаться с занятий, что еще я могу сделать?
— Ты мог бы сообщить об этом.
— И попасть в ту же историю? Снова поставить себя под инквизицию? Я следовал приказам. Я полагал, что вы прослушиваете мой кабинет, что вы в точности знаете, что именно я говорил, и что мои слова — ерунда. Ерунда, Янни, ни слова, кроме: иди домой, Ари. Ступай домой, Ари. Ступай домой, Ари. И я выводил ее. Это же детское поведение. Она нашла взрослого, которого можно дразнить. Она — обычный шаловливый ребенок. Ради Бога, сделай что-нибудь в связи с этим, закрой это Янни, должен ли этот проклятый инфантильный идиот говорить, чтобы вы успокоились по поводу этой девочки и позволили ей шалости? Она может прочитывать вас. Она может прочитать напряженность, которой вы ее окружаете, я прекрасно знаю, что может, потому что мне приходится прикладывать отчаянные усилия, чтобы она не прочитала меня за те две-три минуты, которые требуются, чтобы пройти мимо и сказать «привет», а вам с Дэнисом следовало получше подумать о подходе ко мне. Отстаньте от нее! Ради Бога, оставьте все это, как есть, или какого черта вы пытаетесь состряпать дело, подталкивая ее ко мне, пока это не случится? — И после секундной паузы, пока Янни стоял и смотрел на него так, что волосы вставали дыбом: — Так вот что вы пытаетесь провернуть! Ты помогаешь ей?
— Ты — параноик!
— Совершенно верно. Совершенно верно, Янни. Что ты собираешься делать со мной?
— Уходи отсюда! Убирайся отсюда! Я спасал тебя. Я спасал тебя от Администрации. Все это проклятое утро я занимался твоими делами, Петрос потратил целый день, прикрывая твою задницу, и ты совершенно прав — это психопроверка, и ты просто провалился, сынок, просто провалился! Я не доверяю тебе! Я больше не могу тебе доверять, пока не увижу, где ты есть. Ты идешь по лезвию, по страшно острому лезвию. Если она появится снова, ты выставишь ее и позвонишь Дэнису немедленно!
— А что насчет Джордана?
— Теперь ты хочешь милостей?
— А что насчет Джордана?
— Я ничего не слышал о том, что они запрещают телефонные разговоры. Но ты играешь с этим, сынок. Ты в самом деле играешь. Перестань нарываться. Больше не нарывайся.
— Что по поводу ребенка у тебя не было определенных намерений. И что ты предпринял со своей стороны надлежащие предотвращающие меры в отношении ребенка.
— Не в отношении ребенка! А в отношении гнусных поступков, которые ты совершаешь по отношению к ней, Янни, в отношении всей этой проклятой программы, всего твоего проклятого проекта! Ты сводишь с ума, накачиваешь препаратами и устраняешь с ее пути все человеческое, Янни. Ты уже не человек!
— Ты забыл о своей перспективе, мальчик, ты совершенно потерял способность взглянуть на вещи профессионально! Ты примешиваешь в обстановку свои личные проклятые опасения. Ты интерпретируешь, а не наблюдаешь, ты не выполняешь свое назначение, ты потерял объективность, и ты отстранен от проекта, сынок, ты отстранен от проекта, пока ты не вернешься сюда с ясной головой. А теперь выметайся отсюда! И не беспокой меня больше этими подростковыми проектами, пока не решишь свою задачу. Убирайся!
— Я не знаю, что я мог сделать?
Он дрожал. Он снова весь дрожал, когда Грант подошел к дивану и дал ему стакан. В нем постукивали кубики льда. Он сделал глоток, а Грант присел рядом с ним, держа дощечку.
Пусть пройдет несколько дней. Янни зол. Он успокоится.
Он затряс головой. Сделал беспомощное движение стаканом и моментально устремил взгляд на свою руку, когда струйка жидкости задела вену, и холод пронизал его внутренности.
— Возможно, — произнес он наконец, — возможно, Янни прав. Может быть, я действительно то, что он сказал: конструктор со сборочной линии, поступающий как осел.
— Но это не так.
— Янни не оставил камня на камне в моих двух последних разработках. Он был прав, черт возьми, все действительно развалится, и они будут совершать самоубийства.
Грант протянул к себе дощечку и написал:
Не бросай это дело. А затем продолжил: Дэнис в свое время сказал, что Ари действительно верила в твои Способности. А ты принимал на веру ее слова. Ты всегда считал, что у тебя склонность к Образованию. И это так. А Ари хотела, чтобы ты участвовал в Разработке. Я недоумеваю, почему.
Его затошнило, когда он прочитал это.
Грант писал: Ари чертовски много зла причинила тебе. Но она никогда не отказывалась посмотреть твою работу.
— Меня отстранили от проекта, — сказал он. Потому что это не являлось новостью для Безопасности и тех, кто подслушивал. — Он говорит, что я ненавижу ребенка. Это неправда, Грант. Это неправда. Это неправда.
Грант стиснул его плечо.
— Я знаю это. Я знаю это, и они, и Янни. Просто идет психопроверка. Он записывал тебя на пленку.
— Он сказал, что я провалился, не так ли?
— Ради Бога, проверка еще не закончена. Ему нужна была реакция, и ты выдал ему себя.
— Я помню, что я говорил. — Он сделал второй глоток, все еще дрожа. — Я помню, что я имел в виду. Я не уверен, что достаточно знаю Янни, чтобы предугадать, как он понял мои слова.
— Янни доброжелателен. Помни это. Помни это.
Он старался помнить. Он написал: Вопрос в том, на чьей он стороне?
Конь наклонил голову и взял горсть зерна с ладони Флориана.
— Посмотри, — обратился он к Кэтлин, — посмотри, какой он дружелюбный. Он только боится незнакомцев. Хочешь погладить его?
Кэтлин очень осторожно протянула руку. Конь отступил.
Отдергивая руку, Кэтлин все равно улыбнулась.
— Он умный.
Свиньи и цыплята совершенно не произвели впечатления на Кэтлин. Она с отвращением смотрела на цыплят, когда те столпились у стены, и с некоторой тревогой отступила от поросят, когда они бросились к кормушкам. Тогда она сказала, что они тупые, а когда он объяснил, какие они толковые во всем, что
