Петр в это время дремал в углу, а может быть, просто благоразумно притворялся спящим, чтобы избежать нечаянной ссоры.
Мальчик оказался хорошим поваром. Петр понял это по приготовленному им рыбному блюду. Сейчас у него не было настроения возражать против чего-либо, и он старался держать голову опущенной вниз и следовать здравому смыслу, на который указал ему Саша. Ведь он и на самом деле был слаб, как новорожденный котенок, а поэтому не должен не считаться с присутствием старика и его тяжелого посоха.
Но он внимательно приглядывался ко всему окружавшему его в этом странном доме, рассчитывая, что здесь можно будет найти что-нибудь необходимое им, например, чистую рубашку, а, может быть, даже кафтан или одно, а то и целых два одеяла.
Особенно он не спускал глаз с Ууламетса и прислушивался к тем указаниям, которые в этот вечер старик давал по поводу готовящихся рыбы и чая. Он делал это на тот случай, если их очаровательный хозяин захочет добавить что-либо к уже опробованному им рецепту.
Ууламетс просидел весь день над книгой, сгорбившись и водя по строчкам пальцем, и отрывался лишь ненадолго, чтобы дать очередные приказания мальчику.
Возможно, что это были его обычные занятия, за которыми он проводил время в этом запустелом месте: сидеть целыми днями за столом и читать книгу, ставить на реке сети, готовить рыбу и вновь возвращаться к чтению.
Один Бог знал, что он вычитывал в ней или какие мысли завладевали им на долгие часы, под шелест страниц да под звуки капающего со свечи воска.
Эта картина никак не укладывалась у него в голове: старик в безжизненном лесу, зачитывающийся своей книгой до того, что слова, казалось, истощали его мозг.
И, видимо, единственным наслаждением теперь для него была Сашина стряпня.
— Вкусно, — сказал Ууламетс, постукивая ложкой по котелку. — Положи еще.
А когда мальчик в очередной раз наполнил его котелок, старик сказал:
— Закрой окна снаружи.
Саша вежливо поклонился и вышел. Ночной мрак, окружавший дом, казался еще гуще, когда внутри дома было относительно светло. Петр очень внимательно вглядывался в темноту сквозь открытую дверь и не мог понять, почему у него шевелятся волосы на затылке. Он не успокоился, пока Саша невернулся и не закрыл за собой дверь.
Петр подумал, что глупо бояться темноты. Никакой разницы не может быть между этой ночью и теми, которые они уже пережили. Но он, тем не менее, даже расплескал свой чай, когда совсем рядом со ставнями раздалось хлопанье крыльев.
Саша обернулся и взглянул на окно, как будто сомневаясь в его надежности.
— Ради Бога, скажите, что это? — пробормотал Петр.
— Это всего-навсего лишь птица, — сказал Ууламетс. — Просто птица.
Это действительно было так, у Петра не было сомнений на этот счет. Скорее всего, это мог быть один из голубей, которых сам же старик разводил, чтобы из них готовить обед.
— Сегодня ночью, — продолжал Ууламетс, указывая ложкой в сторону каждого из них, — сегодня ночью будет новолуние. И поэтому ночью мне предстоит кое-какая работа. Я имею в виду корни. Их нужно выкопать из земли. — Седые брови поползли вверх, была наполнена очередная ложка. Старик некоторое время сидел, причмокивая губами, затем добавил: — Я очистил весь горшок, чтобы ничего не пропадало. — Он отставил свой котелок и встал из-за стола. — А уж после работы я отправлюсь спать. Ты не хочешь пойти со мной, а, малый?
— Нет, господин, — сказал Саша, а Петр бросил быстрый оценивающий взгляд в сторону своего меча, который по-прежнему стоял у стены, рядом с посохом старика.
Ууламетс пожал плечами и снял с колышка свой кафтан.
Петр тоже поднялся со своего места, обошел стол и взял в руки меч и посох, протягивая их старику. Тот протянул руку и взял лишь посох.
— Это тяжеленная работа, — сказал Ууламетс, — выкапывать корни. — Он поднял задвижку. — Молодые никогда не любят грязную работу, им нужен только результат. Вот точно такой же была и моя дочь.
И вот этот засохший старик, оказывается, имел дочь? Это показалось Петру невероятным.
Ууламетс вышел в ночной мрак и захлопнул дверь. Защелка опустилась.
Наконец-то Петр смог вздохнуть.
— Мы уходим отсюда, — сказал он. — Сегодня ночью.
Саша лишь испуганно посмотрел на него, но ничего не сказал. Петр подошел к двери, снял висевшую на колышке рубаху и одел на себя. Саша по-прежнему стоял неподвижно, будто разом лишился способности говорить и что-нибудь делать.
— Возьми одеяла и несколько веревок, — сказал Петр, а когда увидел, что Саша все еще колеблется, добавил: — Или мне это сделать самому? Возьми одну связку репы. А еще я видел там вяленую рыбу. Ведь путь до Киева очень долог.
— Петр, ведь он не простой старик, и, кроме того, не забывай, что он помог нам!
Петр пристально посмотрел на мальчика.
—… По крайней мере, — продолжал Саша слабеющим голосом, — по крайней мере, мы не должны брать ничего лишнего. Достаточно одного одеяла и одной связки репы: от этого мы можем только выиграть, мало ли что может случиться.
Неодобрение, которое высказывал мальчик, неприятно обжигало своим безрассудством. Петр медленно подошел к печке, подобрал оба одеяла и, чертыхаясь, видимо от затрудненного дыхания, бросил одно из них на пол и снял с потолочной балки висящий там моток веревок, пока Саша доставал связку репы.
— А сколько верст ты сможешь пройти, Петр? Выдержишь ли ты дальний переход? — спросил Саша, спрыгивая с лавки со связкой репы в руках и вопросительно глядя в сторону Петра. — Послушай, Петр, ведь есть и другие возможности. Давай не будем делать этого. Ведь мы даже представить не можем, на что способен этот старик…
— Со мной ничего не произошло, как видишь. Просто старый шарлатан устроил хорошее представление. Скорее всего, он лишь чем-то одурманил меня. Ты сам пил этот чай. Один Бог знает, что он намешал в него. Он ведь мог сделать это прямо у тебя на глазах. — Петр разложил одеяло на столе и завернул в него репу, подвернув концы одеяла в середину. — Захвати нож, он нам наверняка пригодится.
— Я не могу воровать!
— Это не воровство, запомни, а всего-навсего справедливая плата за твою работу. Возьми вон тот нож. И еще возьми рыбу, она ему достается даром.
— Нет, — сказал Саша.
— Дурак, — пробормотал Петр и связал веревкой углы одеяла. Взяв в руки концы веревки, он закинул этот импровизированный мешок за спину, взял стоявший у стола меч, прихватил нож, а затем снял с колышков свой пояс и сашин кафтан. — Послушай, парень, если тебе хочется оставаться в этом доме, рядом с ним, то ты, конечно, можешь так и поступить. Но если у тебя есть хоть капля здравого смысла…
— Я иду с тобой, — едва слышно, прерывая дыхание, сказал Саша, а Петр накинул на него кафтан, завязал свой пояс, поднял задвижку и открыл дверь.
И в то же мгновенье, что-то огромное, похожее на собаку, с диким рычаньем бросилось на них.
— Боже мой! — закричал Петр.
Он так быстро захлопнул дверь, что страшилище ударилось со всей силой об нее, издавая громкий лай и толкая дверь снаружи, в то время как он толкал ее изнутри. Саша бросился к двери. Теперь они вдвоем удерживали ее, а она содрогалась под ударами когтей. Еще до них доносился злобный хриплый лай.
— Что это за чудище? — едва взвизгивая спросил Петр, стараясь опустить еще один засов, чтобы противостоять сыпавшимся на дверь ударам. — Что это за исчадие ада?
