— Скорее одежда нужна тебе.
Дункан подумал и согласно кивнул. Он провел с ними достаточно времени, чтобы узнать, что его открытое лицо вызывало раздражение, и, возможно, этого времени было достаточно, чтобы почувствовать вину за это.
— Я посмотрю, — согласился он.
— Сделай это в первую очередь, — сказал Ньюн. — Затем принеси пищу дусам, и нам с тобой; но еду для госпожи я возьму сам.
— Хорошо, — кивнул Дункан. Ньюн наблюдал за тем, как землянин облачается в голубую мантию — то был цвет катов, неуместный для мужчины. Ньюн размышлял над тем, насколько громадны… и в то же время ничтожно малы различия между мри и землянами, и над тем, за что он взялся. Сейчас не время подбирать Дункану подходящую одежду; были и другие, более тяжелые дела.
Ньюн подождал, пока Дункан вышел, даже не пытаясь подняться — он знал, что это будет нелегко, и ему было стыдно. С помощью дусов ему все-таки удалось это сделать; прислонившись к стене, он тяжело дышал и ждал, пока его ноги не обретут способность передвигаться. Пока что он не мог сражаться с землянином и победить, и Дункан знал это — знал, и тем не менее, боялся рассердить дусов, или спорить с Ньюном, или использовать свое знание корабля, чтобы загнать их в ловушку и вернуть контроль над ними.
И Ньюн взялся за уничтожение в Дункане землянина.
«Когда он забудет, что он землянин, — сказала Мелеин, — когда он станет мри, тогда я посмотрю на его лицо.'
Дункан согласился на это. Ньюн был очень сильно удивлен этим, зная, что сам он скорее бы умер, чем принял подобные условия со стороны землян. И если бы у него ничего не оказалось под рукой, он сделал бы это, вырвав себе сердце.
И когда Дункан наконец станет мри, он уже никогда не согнется. Уступчивость землянина шла от того, что он ци'мри, и исчезнет вместе со всем остальным: наивностью и искренностью мужчины, которого знал Ньюн.
Ньюн подумал, что теперь потеряет того землянина, которого они знали; и от этого ему стало не по себе: невероятно, чтобы ци'мри заставил так смягчиться его сердце и разум. Худшее из действий, говорил он себе, несомненно происходит от нерешительности, от полумер. Мелеин опасалась того, что он предложил, и он отчаянно надеялся, что ее возражения не продиктованы предвидением. Она не запретила ему.
Осторожно, на подгибающихся ногах, он пошел в ванную и посмотрел на оставленные Дунканом вещи, которые находились там. Все это должно исчезнуть: одежда, личные вещи: когда вокруг не останется ничего, что бы напоминало ему о землянах, Дункан забудет все сам.
И если что-то в землянах невозможно изменить, лучше узнать об этом как можно скорее: одному надо было придать новую форму, другое уничтожить без следа. Будучи мри, Ньюн не научился у своих наставников быть жестоким — он мог быть лишь безжалостным, и не ждал милости от своих врагов.
Он собрал все вещи Дункана, которые смог найти, и отнес их в лабораторию, где имелся, как он знал, утилизатор для выброса отходов: опустив их туда, Ньюн почувствовал укол стыда за то, что делает, но ему казалось неправильным заставлять Дункана делать это самому, заставлять его расставаться с тем, чем тот дорожил, ограничивать его — ведь сам Дункан никогда бы так не поступил.
Покончив с этим, Ньюн осмотрел лабораторию и, найдя отсек, из которого Дункан доставал свои лекарства, решил сделать еще кое-что.
Дверь выдержала его рывок: он достал пистолет и разнес замок — и та легко поддалась. Он по частям относил к утилизатору лекарства и приборы ци'мри и выбрасывал их, а дусы сидели и смотрели серьезными и блестящими глазами.
И внезапно звери тревожно поднялись и отпрянули в сторону — в дверном проеме появился Дункан.
Ньюн бросил в утилизатор последнюю охапку лекарств и только после этого посмотрел в лицо Дункана, чей гнев заставил дусов обезуметь и ощетиниться.
— Тебе это не нужно, — сказал он Дункану.
Дункан попытался одеться как мри: ботинки и и'исин, с которыми он сумел справиться, внутренняя мантия; но его сайг, внешняя мантия, была расстегнута; и вуаль он нес в руке — до сих пор ему еще ни разу не удавалось одеть все как следует без посторонней помощи. На его непокрытом лице застыли гнев и невыносимое отчаяние.
— Ты убил меня, — проговорил он срывающимся голосом, и Ньюн почувствовал жгучую боль — сейчас он уже не был так уверен в правильности того, что сделал: ему показалось, что землянин не сможет бросить вызов самому себе и стать мри. Дусы застонали, забившись в угол. Сбитый ими контейнер с грохотом упал со стола.
— Если твоя жизнь в этих лекарствах, — сказал Ньюн, — тогда ты не сможешь выжить с нами. Но ты выживешь. Мы обходимся без всего этого; и тебе они не нужны.
Дункан выругался. Ньюн, как ни в чем не бывало, спокойно смотрел на беснующегося ци'мри, не давая спровоцировать себя.
— Понимаю, — говорил Ньюн, — что ты согласен. Это корабль мри, кел Дункан. Ты научишься быть мри, как учится ребенок Катов. Я не знаю какого-то иного пути, кроме как учить тебя, как учили меня самого. Если ты не научишься, тогда я буду сражаться с тобой. Но пойми, как понимали все мри, вступающие в касту Келов, что закон келов един для каждого — от юноши до старика. Стоит тебе лишь подумать о том, чтобы не подчиниться ему, как ты причинишь себе вред прежде, чем закончишь; так однажды сделал я. И если ты действительно решил стать кел'еном, ты выживешь. Так сказали мои учителя-келы, когда я достаточно подрос, чтобы вступить в касту Келов. Я знал двенадцать келов из своей касты, которые не выдержали, чьи лица никогда не узнали сет'ал, ритуальных шрамов касты. Может быть, ты тоже не выдержишь. Может быть, ты никогда не станешь таким, как я. Но если бы я не был уверен в тебе, я бы никогда не пошел на это.
Землянин молчал; дусы громко сопели и беспокойно шевелились. Но открытое лицо Дункана приняло спокойное, безмятежное выражение — вот таким знали его звери.
— Хорошо, — сказал он. — Но, Ньюн, те лекарства были мне необходимы. Мне они необходимы.
Страх. Ньюн по-прежнему ощущал его в комнате.
И когда Дункан ушел, Ньюн встревожился — неужели он в самом деле обрек землянина на смерть? Ведь он рассуждал как мри, забывая, что чужая плоть на самом деле могла оказаться неспособна к тому, что мри считали возможным.
Чужие нуждались в том, что запрещал закон мри — но разве в таком случае это плохо?
Впрочем, это уже не касалось кела: его каста не имела права думать или задавать вопросы. Он не осмеливался даже по секрету сообщить об этом Мелеин, зная, что подобная мысль была выше его понимания и непочтительна по отношению к юной и менее чем уверенной госпоже — даже со стороны ее кел'анта, главы касты Келов — тех Келов, которыми она правила.
Ньюн отчаянно надеялся, что он не убивает Дункана.
И, поглощенный этими мыслями, он вдруг понял, что его желание сохранить Дункану жизнь проистекает не только из чувства справедливости, но еще и от того, что двое олицетворяли некий запущенный Дом, и от того, что тишина в холле келов могла стать слишком глубокой и слишком долгой.
Он подозвал дусов, успокоил их голосом и руками, и отправился разыскивать Дункана.
11
Четыре дня.
В памяти Дункана они остались расплывчатым пятном, мучительной неразберихой, из которой он
