— Ты знаешь, насколько серьезны предъявленные тебе обвинения?
— Это граница, — сказал Дункан. — Я знаю, что вы можете все, что угодно. Даже расстрелять меня. Я не могу оценить, насколько много я знаю — или насколько это важно. Если можно уничтожить и забыть целую расу… то что есть я?
Ставрос нахмурился, сделал глоток, скривился и снова отодвинул чашку.
— Дункан, регулы живы, их жертвы — нет. Так что мы имеем дело с регулами, которые по-прежнему опасны… А мри… — Он подъехал поближе и заглянул Дункану в глаза. — У тебя, очевидно, есть собственное мнение относительно мри. Как бы ты поступил с ними?
— Отпустил бы их. Они не станут жить в плену.
— Так просто? Но последствия будут просто непредсказуемыми. А как же регулы?
— Мри не собираются воевать с регулами… и их только двое. Только двое…
— Этим двоим нечего терять, и бай Хулаг для них — враг номер один. А Хулаг возглавляет у регулов партию пацифистов, Дункан.
— Я знаю этих двоих мри, — сказал Дункан. — Здесь, на Кесрит, они лишь защищались и никому ничего не сделали плохого. Они пытались спастись, а мы не позволили им. Позвольте теперь им уйти, и они уйдут. Это их единственное желание.
— Пока.
— Для них нет завтра, — сказал Дункан и встретил недоумевающий взгляд Ставроса. — У них не будет потомков. Этих двоих разделяет табу. Но даже если это не так — десять, даже двадцать мри не будут значительной угрозой.
Ставрос нахмурился, отъехал назад, открыл дверь.
— Идем со мной, — проговорил он. — Наверх. Ты никуда еще не торопишься, я надеюсь.
— Да, сэр, — согласился Дункан. Ставрос, без сомнения, собирался вывести его из равновесия, и старику это удалось. Дункана просили сопровождать Ставроса при всех, на глазах у регулов. Что хотел продемонстрировать этим губернатор… может быть, то, что теперь он снова доверяет Дункану? Скорее всего, сейчас ему предложат неплохое место, попросив взамен невозможное, и в противном случае его ждет отправка на «Сабер». Теперь со Ставросом будет трудновато спорить.
Тележка легко покатилась по полу кабинета, мимо секретаря, миновала внешние двери, выехала в коридор. Дункан догнал ее, когда Ставрос остановился. Закрепившись на рельсах, можно было разогнать тележку так, что ни один человек не смог бы догнать ее, но Ставрос не стал этого делать. Он неторопливо ехал рядом с Дунканом.
— Первое, — сказал Ставрос, — больше никакой библиотеки. — И когда Дункан попытался было протестовать:
— Там ты будешь все время попадаться на глаза регулам, а мне это не нужно. Ученые с «Флауэра» отыщут все, что тебе необходимо, достаточно лишь описать это. Ты понял меня?
— Нет, сэр.
Некоторое время они шли молча, дожидаясь, пока попавшиеся им навстречу регулы не пройдут мимо; затем свернули за угол в ведущий наверх коридор.
— Я хочу, чтобы ты, — сказал Ставрос, — как можно больше времени пропадал на «Флауэре». Держись от регулов подальше. Свою навязчивую идею разрабатывай через посредников, и напиши мне подробный отчет — полный, на этот раз.
Дункан остановился.
— Я все еще не понимаю вас.
Ставрос накренил свою тележку и поднял глаза, чтобы взглянуть на него.
— Ты не ослышался. Я хочу, чтобы ты выложился весь и подготовил мне полный отчет о мри. Любые полномочия, какие захочешь, если только это не касается самих мри.
— Какой мне от этого толк? — спросил Дункан. — Я не ученый.
— То, что ты пережил, — проговорил Ставрос, — делает этот отчет бесценным. Не для исследователей, конечно, а для меня.
— Вы не могли бы объяснить это поподробнее?
Ставрос нахмурился.
— Я тебе кое-что расскажу, Дункан. Выслушай меня. Я не разделяю твоего энтузиазма по сохранению мри как расы. Они были вселенской чумой, бичом, в лучшем случае — анахронизмом среди более мудрых рас. Но не мы, регулы… и не ты, Дункан, виновны в гибели их расы. Они вымирают потому, что не хотят постигать какой-либо иной жизненный путь. Нет милосердия, нет тюрем, нет переговоров или компромисса: для них есть лишь черное и белое, серый цвет им просто незнаком. Я не виню их за это; но их жизненный путь — это разрушение, и теперь, когда нет войны, они умирают: закон природы, если хочешь — я здесь не при чем. Попробуй доказать мне обратное, если сможешь. И будь осторожнее с ними. На самом деле они могут оказаться совсем не такими, как запомнил ты в своем бреду. И, в конце концов, эти двое мри кого-нибудь убьют: себя — непременно; скорее всего, тебя, и, может быть, кого-нибудь еще.
— Тогда мне необходим доступ к ним!
— Наверное.
— Мне нужно это сейчас! Я смогу поговорить с ними так, как прежде не удавалось никому. Уберите врачей с их наркотиками подальше от мри, пока эти двое еще в здравом уме.
— Дункан… — Ставрос снова медленно двинулся вверх по коридору. — Мри не берут пленных, и ты являешься единственным исключением из этого правила; единственным исключением за сорок лет. Я надеюсь, ты отдаешь себе отчет, что в пустыне они спасли тебе жизнь — это довольно странно для них. Они давали тебе пищу и воду, сохранили жизнь, вопреки твоему ожиданию; ты получил от них все необходимое, чтобы выжить. Когда ты предполагаешь плохое и получаешь вместо этого хорошее, возникает определенный эмоциональный эффект, даже когда подлинные мотивы такого поведения тебе неизвестны. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Да, сэр. Я думал об этом. Возможно, ваши подозрения обоснованны.
— И именно это ты собираешься узнать?
— Это, и многое другое.
Они достигли двери в апартаменты Ставроса. Ставрос открыл ее с пульта, заехал внутрь и, развернув тележку, посмотрел на стоящего в дверном проеме Дункана. В дальнем углу комнаты застыл, увидев их, удивленный юноша — Эванс. Дункан смотрел на того, на ком была сосредоточена вся его ожесточенная ревность: спокойный, не слишком приятный юноша.
— Тебе стоит денек повременить, — сказал Ставрос Дункану. — Побудь в Номе. Я приготовлю приказ о твоем переводе на «Флауэр»; к тому же, это поубавит эмоции тамошних штатских. Я пошлю тебе его копию. И, думаю, ты понимаешь: мне не нужен еще один возмутитель спокойствия среди ученых «Флауэра»; они очень не любят военных. Будь тактичен. Тогда ты сможешь добиться от них куда большего.
— Да, сэр. — Дункан почти дрожал от волнения: он получил все, что хотел, почти все. — И доступ к самим мри…
— Нет. Нет еще. Нет еще. Иди. Дай мне время.
Дункан попытался как-то поблагодарить старика. Но это ему и прежде не всегда удавалось. В конце концов он что-то пробормотал и, неловко повернувшись, ушел.
— Сэр?
Ставрос развернул тележку, вспомнив, что к своему возвращению заказал обед. Он взял у Эванса чашку бульона, с недовольным видом отказавшись от посторонней помощи. По мере того, как его тело обретало былую подвижность и он мог обходиться без посторонней помощи, к Ставросу возвращалось прежнее высокомерие. Сам Ставрос считал причиной своего недовольства все еще непослушные мускулы, и Эванс сейчас просто подвернулся под руку. Он ворчливо поблагодарил помощника.
— Всю информацию о мри, — приказал он Эвансу. — И о Стэне Дункане.
Эванс бросился выполнять приказ. Ставрос сидел и прихлебывал бульон, наслаждаясь приготовленной землянами пищей, где даже специй было столько и таких, к чему привыкли земляне. После долгого пребывания под опекой регулов это была настоящая роскошь, но вскоре Ставрос забыл о чашке в
