подвижна. Она рассказывала невероятные истории о своей жизни в Советском Союзе. Отец предупредил Урсулу, что на самом деле многое было не так.
Греттрупа не обошел беспощадный убийца – рак. Он умер в 1980 году. Жена, получив свободу для фантазии, опубликовала в 1985 году свои дневники «Одержимые в тени красных ракет».
Незадолго до описываемой встречи с дочерью Греттрупа я имел возможность ознакомиться с этими дневниками. Фантазия фрау Греттруп оказалась направленной не на преувеличение роли ее мужа или немецких специалистов в советской ракетной истории, а на описание совершенно невероятных событий из ее времяпровождения в Москве, общения с некими высокими чинами и влюбленными в нее советскими деятелями. Кроме того, она описывала свое участие в пусках ракет на полигоне в Капустином Яре. Уж там- то она никогда не была, и все описываемое в «дневниках» есть чистейшая выдумка. Все это я высказал Урсуле.
Оказывается, ее мать умерла всего за три года до нашей встречи. Дочь безропотно согласилась, что мать очень много выдумала: такой у нее был характер. Она могла писать не то, что было на самом деле, а то, как ей бы хотелось, чтобы это было. Читатели Германии, увы, не имеют возможности разобраться, где в этих довольно живо излагаемых событиях правда, а где – чистейшая выдумка.
В сентябре – октябре 1992 года, находясь в ФРГ, по инициативе немецкого телевидения я снова встречался с дочерью Греттрупа, которая уже для немецких телезрителей рассказывала о своем отце на фоне усадьбы в деревне Требра, куда я поселил Греттрупов в 1945 году после перехода из американской зоны.
Какова же в целом роль немецких работ в становлении нашей ракетно-космической техники?
Самым главным достижением немецких специалистов следует считать не те работы, которые они выполнили во время пребывания в Советском Союзе, а то, что они успели сделать до 1945 года в Пенемюнде.
Создание такой мощной научно-исследовательской базы, как Пенемюнде, разработка ракетной системы А-4, ее массовое производство, начало работ над перспективными ракетами дальнего действия, баллистическими, крылатыми, составными, разработка различного типа зенитных ракет, в частности, такой как «Вассерфаль», – вот тот фундамент, та стартовая площадка, с которой практически пошли дальше в своей работе и мы, и американцы.
Организация разработки ракет в Германии во время войны представляла пример того, как государство, даже находящееся в тяжелом положении, способно сконцентрировать свои возможности для решения крупномасштабной научно-технической задачи.
Доктрина эффективности беспилотной бомбардировки с помощью ракет важных стратегических объектов для немцев в военные годы была просчетом. Для нас, с появлением атомного оружия, она стала реальной надеждой на сохранение мира из-за создания паритетной угрозы ответного атомного удара. Когда родился альянс ракетного и атомного оружия, им практически овладели обе стороны, ставшие противоборствующими в холодной войне: СССР и США. Это долгое время поддерживало и еще продолжает поддерживать мир на нашей планете. «Секретное оружие возмездия» немцев, благодаря объединению с ядерным оружием и интенсивному техническому развитию, превратилось в реальную угрозу страшного возмездия всему человечеству, если оно потеряет разум.
Технический опыт немцев, конечно, сэкономил много лет творческой работы. Ведь о баллистических ракетах думал только Королев в своем казанском заточении. И то он предлагал делать баллистические ракеты твердотопливными, потому что не верил, что жидкостные двигатели могут дать необходимую громадную мощность. А у немцев мы увидели реальные жидкостные двигатели с тягой в 30 т и проекты до 100 т. Это научило нас не бояться масштабов. Наши военные руководители перестали смотреть на ракету как на снаряд, для которого надо придумать получше «порох» – и все будет в порядке. А ведь именно это лежало в основе нашей предвоенной доктрины при создании знаменитых пороховых реактивных снарядов Петропавловского, Лангемака, Тихомирова, Клейменова, Слонимера, Победоносцева.
В Германии мы поняли, что ракетная техника не под силу одной организации или даже министерству, нужна мощная общегосударственная кооперация. И, главное, необходимы приборостроение, радиотехника и двигателестроение высокого уровня.
И то, что мы после тяжелейшей войны усвоили и превзошли немецкие достижения за очень короткий срок, имело огромное значение для общего подъема технической культуры в стране. Создание ракетной техники было исключительно сильным стимулом для развития новых научных направлений: электронной вычислительной техники, кибернетики, газодинамики, математического моделирования, поисков новых материалов.
С точки зрения «человеческого фактора», как принято сейчас говорить, в Германии мы поняли, как важно иметь сплоченное интеллектуальное ядро специалистов разных областей. Наше единство, которое сформировалось в Германии, сохранилось и после переезда в СССР, хотя все мы были рассредоточены по разным министерствам. И это было не на словах, не в лозунгах, а на деле, несмотря на иногда сложные личные отношения между главными конструкторами, их заместителями, министрами, военными и правительственными чиновниками.
До исторического дня 4 октября 1957 года зарубежные публикации высказывались в том смысле, что русские используют немецкий опыт и немецких специалистов для создания своих ракет. Все эти разговоры и писания кончились после того, как мир увидел в небе первый искусственный спутник.
Этот спутник вывела знаменитая первая межконтинентальная ракета Р-7, свободная от «родимых пятен» немецкой ракетной техники. Ее создание явилось скачком в новое качество и позволило Советскому Союзу занять лидирующее положение в космонавтике.
Три новые технологии – три государственных комитета
В итоге второй мировой войны появились принципиально новые виды техники вооружения: атомная бомба, радиолокаторы и управляемые ракеты.
Достаточно быстро до сознания вначале наркомов, а с их подсказки и до членов сталинского политбюро дошло понимание необходимости координации всех основных работ в этих областях на государственном уровне, обеспечения им высочайшего приоритета. Приоритета над чем? Над другими отраслями оборонной промышленности?
Опыт войны учил, что обычные вооружения приобретают новое качество и становятся много эффективнее, если самолеты оснащены радиолокаторами, если зенитные батареи стреляют не по указаниям допотопных звукоулавливателей, а по точным целеуказаниям радиолокационных систем управления огнем, если появляются радиоуправляемые ракеты, а самолет способен нести атомную бомбу и т.д., и т.д. – перспективы были необозримы. Зажимать промышленность обычных вооружений было еще рано, но модернизировать с учетом новых тенденций – необходимо. А если так, то где брать средства?
Оставался уже испытанный и проверенный метод – все, что можно, отнять у всех отраслей промышленности, работающих для обычных человеческих потребностей: легкой, пищевой, автомобильной, сельскохозяйственного машиностроения и прочая, прочая – и впредь давать им самый минимум.
Зато на создание атомной, ракетной и радиолокационной промышленности средств не жалеть! Тем более, что за время войны авиационная, артиллерийская и танковая промышленность уже достигли высочайшего развития, накопили огромный производственный потенциал. Какой выбрать путь? Доверить новые отрасли отдельным наркоматам? Еще до начала нашей ракетной деятельности в Германии ученые – атомщики и радиотехники – почувствовали и заставили понять высоких правителей, что такие проблемы требуют комплексного системного подхода не только в науке, но и в организации. Нужен контроль в виде специального органа, во главе которого стоит член политбюро, отчитывающийся непосредственно перед Сталиным и имеющий право принимать быстро, без бюрократических проволочек оперативные решения по развитию новой техники, обязательные для всех независимо от ведомственной подчиненности.
Первой таким правительственным органом обзавелась отечественная радиолокационная техника – здесь было больше всего ясности для высокого руководства «зачем это нужно». Война учила быстро. 4 июня
