разработан эскизный проект этого спутника, который, несмотря на исключительно научное назначение, был засекречен и назван объектом «Д».
Расчеты показали, что если на ракете Р-7 боевую термоядерную головную часть массой в пять с половиной тонн заменить на полезный груз массой полторы тонны, то можно достичь первой космической скорости и вывести спутник на орбиту высотой в апогее 1500 км и перигее 250 км.
Однако все это получалось в расчете на ранее обещанный Глушко удельный импульс тяги двигателя центрального блока не менее 310 кгс/(кг/с). Фактически все огневые стендовые испытания и обработка результатов первых пусков давали величину не более 304-305 кгс/(кг/с)! Это было одной из причин, по которой и появилась идея не рисковать, а пойти по пути создания простейшего спутника.
Для пуска этого спутника было решено в максимальной степени «ободрать» ракету. Несмотря на возражения Рязанского, Королев принял предложение своих баллистиков – снять всю аппаратуру радиоуправления. Выключение двигателя предусматривалось только от интегратора в одну ступень или по команде АКТ – аварийного контакта турбины. Этот контакт срабатывал по окончании одного из компонентов топлива. Была существенно упрощена телеметрия, выброшены кабели, связывающие носитель с головной частью, уменьшено число аккумуляторных батарей. Эти мероприятия были распространены и на носитель второго простейшего спутника.
Запуски первых двух наших спутников потрясли руководителей американской ядерной стратегии гораздо сильнее, чем августовское сообщение о создании межконтинентальной ракеты. Сотрудник американской научно-исследовательской корпорации «Рэнд», разрабатывающей различные военные проблемы, видный публицист профессор Б. Броди писал: «Советские спутники нанесли удар по самодовольству американцев, впервые показав, что русские способны опередить нас в технических достижениях большого военного значения».
Такого рода мысли и высказывания видных американских военных и ученых распространялись у нас в виде закрытой информации с грифом «только для руководящего состава».
Этот «руководящий состав» с большим удовлетворением знакомился с сообщениями из-за океана и в то же время сознавал, что если «холодная война», не дай Бог, перейдет в «горячую», то мы окажемся «трепачами, очковтирателями и кавалерами незаслуженных орденов». Такими эпитетами мы с Охапкиным и Воскресенским при случае награждали Бушуева, который формально как проектант отвечал за конструкцию головных частей, которые разрушались при входе в атмосферу. Теперь Королев передал в его ведение все разработки новых космических проектов.
Спустя всего год многие, ворчавшие по поводу крена Королева в сторону космической тематики, оценили его способность предвидения, умение маневрирования наличными силами, способность быстрого привлечения очень широкой кооперации к решению новых задач.
Положительные отзывы мировой прессы, восхваление наших неожиданных для западной общественности успехов иногда вызывали досаду. Остро переживали обиду «неизвестные» главные конструкторы.
В самом деле, каково было Королеву читать перевод из журнала «Quick», который целиком был посвящен «красному сателлиту». Редакция поместила портреты и высказывания выдающихся ученых об «искусственной луне». Это были работавший в Америке с Вернером фон Брауном специалист по жидкостным двигателям Вальтер Ридель, Вернер Шульц – математик из ФРГ, проработавший семь лет в СССР на острове Городомля, и человек, «который смотрит в будущее» – астрофизик доктор Ван Фрид Петри из Мюнхена. Все они приветствовали достижения русских. Но кто эти русские?
Этот же журнал опубликовал фотографии «отца красной ракеты» – президента советской Академии артиллерийских наук А.А. Благонравова и «отца красной луны» – академика Л.И. Седова. Запуск спутника совпал с пребыванием Благонравова на геофизическом конгрессе в Вашингтоне и Седова на конгрессе по астронавтике в Барселоне. Эти два советских ученых получили наибольшее число поздравлений. Их портреты в разных ракурсах обошли всю мировую печать. Не имея прямого отношения к созданию «красной ракеты» и «красной луны», они, тем не менее, не отрекались от присваиваемых им званий «отцов», принимали поздравления и почести. Они отлично знали правду и имена истинных создателей ракеты и спутника. Каждого из них можно было бы обвинить в нескромности, но что было делать, если они не имели права говорить правду?
Особенно возмущался Пилюгин, у которого с Седовым были разногласия по проблемам приоритета в идеях инерциальной навигации. Он любил розыгрыши и на Совете главных не упустил случая заявить: «Оказывается, не мы с вами, а Седов и Благонравов спутник запустили. Давайте введем их в состав нашего совета».
Королев и Птушко, оба обладавшие достаточным честолюбием, имевшие уже академические звания, воспринимали такие шутки и славословия мировой прессы в чужой адрес очень болезненно. Жаловаться по этому поводу, к сожалению, было некому. Келдыш как-то обмолвился, что надо бы при очередной встрече с Хрущевым попросить его о разрешении на участие в международных форумах наших настоящих, а не подставных ракетчиков. Но эта инициатива Келдыша, насколько я знаю, вплоть до самой смерти Королева так и не получила поддержки.
Нам оставалось утешаться такими броскими заголовками в зарубежной печати: «Первый сателлит говорит по-русски», «Почему американцы опаздывают?», «Эйзенхауэр знал о русских ракетах», «Луна, созданная руками человека, вращается вокруг Земли». Все это сопровождалось схемами, фантастическими рисунками будущих спутников, прогнозами и портретами специалистов, среди которых не было ни единого действительного участника создания нашей Р-7 и наших спутников. Немцы, работавшие на острове Городомля, вели себя скромно. Они не претендовали на лавры участников создания первой «искусственной луны». Судя по тем публикациям, к которым мы имели доступ, они не высказывались однозначно о том, кто же на самом деле все это создал.
Впрочем, идущее следом за нами более молодое поколение специалистов пока еще не стремилось к славе. Даже наоборот, окружавшая нашу работу атмосфера секретности и закрытости льстила их самолюбию, удовлетворяя патриотическое чувство личной причастности к великим историческим событиям.
Молодой начальник отдела управления Игорь Юрасов во время моей болезни заменял меня на полигоне. Испытательная деятельность ему явно нравилась больше, чем исследовательская работа в лаборатории. Он пришелся по душе нашему главному испытателю Леониду Воскресенскому. Вскоре после моего появления на работе Королев предупредил меня:
– Передай своему Игорю, «что позволено Юпитеру, то не позволено быку».
СП имел в виду лихое поведение Воскресенского и неумеренное употребление им алкогольных напитков. В этом отношении, по мнению Королева, Игорь Юрасов составлял ему компанию.
– Что касается Леонида, – сказал СП, – то я ему все выговорил и даже обещал пожаловаться Елене (имелась в виду жена Воскресенского Елена Владимировна), а Игоря ты постарайся укротить сам^
Королев не ограничился только воспитательным разговором. Он усилил руководство испытателей. Евгений Шабаров и Борис Дорофеев были назначены помощниками Главного конструктора по испытаниям. Несмотря на небольшие разногласия среди ведущих испытателей, все они работали с полным взаимопониманием и очень дружно.
На полигоне часто бывал глава нашей ракетной электротехники Андроник Гевондович Иосифьян – директор НИИ-627. Не являясь сторонником сухого закона, он, тем не менее, предложил ввести нормирование на употребление спиртных напитков для руководящего состава. Им предлагалась и единица измерения, определяемая «количеством грамм на рыло в час». Это была шутка, но тем не менее проблема алкогольных излишеств на полигоне приобрела такое звучание, что военные власти приказом ввели сухой закон. Его нарушение могло испортить карьеру. Представители промышленности были предупреждены о немедленной высылке с полигона в случае, если попадутся с поличным. Однако и здесь был лишь подтвержден многовековой опыт – никакими запретами уберечь от принятия лишних «грамм на рыло в час» невозможно.
В этой связи Юрасов мне пожаловался, что «на трезвую голову Воскресенский ни за что бы не согласился снова пускать шестую машину».
Речь шла о попытке повторного использования пакета номер шесть. В июне 1957 года из-за ряда дефектов, я уже об этом писал, ракета была снята со старта. Она прошла профилактику двигателей, все
