Слева вверху значилось «Утверждаю» – Главный конструктор и четкая подпись: «Королев». Справа вверху стояла утверждающая подпись директора завода Туркова. Под ней: «Не вывешивать, рассылается по списку».
График подписали только Герман Семенов и Тополь.
– Все визы СП приказал убрать, – сказал Тополь.
Каким-то чудом этот «разосланный по списку» график с автографами Королева и Туркова у меня сохранился.
Тогда, в августе 1965 года, сроки, установленные графиком, меня здорово разозлили. Графиком предусматривалось изготовление макетов для тринадцати крупных экспериментальных работ, в том числе теплового, для самолетных сбросов, морских испытаний, отработки САС, статических и вибрационных испытаний, отработки систем стыковки, выхода в космос в условиях невесомости. Сергей Даревский требовал изготовления полноразмерного макета для тренажера. И все макеты, каждый из которых представлял весь корабль или его значительную часть, должны были быть изготовлены и укомплектованы до декабря этого, 1965, года!
Я разозлился не только по поводу нереальных сроков, но еще и потому, что СП проигнорировал мой доклад о необходимости изготовления так называемого «технологического макета» 7К-ОК – точного наземного аналога летного корабля. Еще 6 июля о необходимости такого аналога для наземной отработки взаимосвязи и взаимовлияния всех систем на проводимом мною совещании страстно говорили проектанты, испытатели и конструкторы. Возражал только Герман Семенов, мотивируя невозможностью его изготовления в разумные сроки.
Тополь сказал, что докладывал об этом СП при обсуждении графика. Турков убедил Королева в нереальности изготовления еще одного корабля впереди штатных, и вопрос был «закрыт». Позднее возмущенные испытатели Юрасов и Дорофеев написали слезную докладную на имя СП с просьбой включить в план завода технологический корабль. СП по телефону объяснил тому и другому, что это нереально, потом включил в циркуляр меня и просил прекратить эти вредные разговоры.
Согласно графику должны быть собраны и сданы на испытания в КИС три летных корабля: два – в декабре и третий – в январе.
Дня через два Королев пригласил Каманина и они всерьез обсуждали кандидатуры космонавтов для полета на первых двух «Союзах». Программой предусматривалось, что первые же «Союзы» должны сближаться и стыковаться, В одном корабле будет один космонавт, в другом – трое. В случае успешной стыковки двое из космонавтов перейдут через открытый космос (мы говорили «понаружи») из одного корабля в другой и возвратятся на Землю в иной комплектации экипажей.
После встречи с Каманиным Королев сообщил «по секрету», что в составе экипажа для полета на «Союзе» готовится и Гагарин. Я имел неосторожность заметить, что любой из космонавтов для подготовки к полету на «Союзе» имеет еще верный год.
– Раньше чем через год мы надежную «Иглу» от Мнацаканяна не получим, – так мотивировал я свой прогноз.
«Язык мой – враг мой», – подумал я, когда СП обрушился на меня, возмутившись таким прогнозом.
–Если так, мы закроем работы по рекордному «Восходу», но дальше срывать сроки по «Союзу» я не позволю.
Туркову по настоянию ВВС была заказана партия «Восходов». На одном из них предполагалось «отнять» у американцев рекорд продолжительности полета. (После смерти Королева об этой задаче вообще «забыли» и к заказу новых «Восходов» серьезно не возвращались.)
Какими-то своими «военными» путями Цыбин узнал, что Гагарин и группа уже летавших космонавтов направили письмо Брежневу, в котором критиковали космическую политику министра обороны и предлагали передать все космические проблемы из ведения ракетных войск в ВВС.
Меня удивило то, что СП отнесся к этому спокойно и не возмутился тем, что о выходе на Брежнева Гагарин ничего не сообщил ему, Королеву. В этом письме, по его сведениям, якобы была и просьба о форсировании изготовления новых «Восходов» в связи с задержкой «Союзов».
Я со товарищи был вызван Королевьм для доклада о состоянии дел по системе сближения и стыковки. О ходе работ по стыковочному агрегату докладывали Калашников, Вильницкий и Хазанов. Предварительно договорились с заводом друг на друга не жаловаться. Вильницкий и Хазанов могли служить образцом творческого союза талантливого конструктора с талантливым технологом – организатором производства. Оба доложили так, что ругать было некого и не за что. Работу в короткие сроки действительно выполнили колоссальную. В декабре можно будет начать «стыковки» в сборочном цехе № 39 на динамическом макете, а пока идет отработка «в статике». Есть много замечаний, но это естественно, так как агрегат сложный. Королев обещал в ближайшие дни приехать на второе производство посмотреть на первый «живой стыковочный узел» – так он его назвал.
–А что, не поехать ли нам всей компанией и посмотреть, как дела у Мнацаканяна? Кто у тебя непосредственно курирует Мнацаканяна?
Я назвал Невзорова по аппаратуре и теоретиков Шмыглевского и Ширяева.
Королев со свойственной ему инженерной интуицией чувствовал, что управление сближением космических аппаратов представляет собой одну из сложнейших проблем космонавтики. Для ее решения требуются комплексная разработка теоретических основ, оптимизирующих методы управления, создание принципиально новых аппаратурных бортовых средств и использование наземной сети контроля и управления полетом. Эту тему он уже обсуждал со мной и Раушенбахом. Независимо от нас он советовался с Келдышем и Рязанским.
О распределении работ по решению этой проблемы Королев в общих чертах знал, но явно хотел проверить себя. За последние месяцы он не имел возможности глубоко вникать в проблемные вопросы управления сближением. В свое время он читал и утверждал эскизный проект и отчеты, где все предложения расписывались с необходимым числом уравнений, схем и описанием аппаратуры. То были труды, рассчитанные на специалистов, которых не волнуют заказы новой партии «Восходов», очередная аварийная жесткая посадка Е-6 на Луну, ограничение финансирования программы Н1, появление конкурирующего проекта Челомея со своим УР-700, срыв плана жилищного строительства, десятки трагедий и просьб, излагаемых на личных приемах, подготовка к очередному партхозактиву, трудные испытания твердотопливной РТ-1 в Капъяре и сотни, именно сотни, а не единицы мелких и очень крупных проблем. Как было бы интересно денек-другой посидеть с этими искренне верящими в автоматическую стыковку ребятами!
Он вынужден был верить Мишину, Чертоку, Раушенбаху, Лаврову, Бушуеву, Легостаеву, Башкину. Они ошибались! Каждого при встрече он ругал. Но ведь не подводили и не обманывали. «Идет процесс познания!» – так он выступал у Смирнова на заседании ВПК, когда хотели расправиться со мной за неудачи с мягкой посадкой. Он тогда безошибочно рассчитал – все министры его поняли и поддержали.
Последнее время при встречах СП не скрывал, что устал, очень устал от этой непрерывной гонки, десятков звонков в день по «кремлевке», докладов с двух полигонов по ВЧ, жалоб «ведущих» на срывы графиков и неиссякающего потока писем с грифами «секретно», «совершенно секретно», «особой важности». Да, если каждое адресованное ему письмо и каждый отчет читать «от корки до корки», то надо без выходных сидеть в кабинете по 20 часов в сутки.
Перед «разгромным», как мы прогнозировали, походом в институт Мнацаканяна СП собрал небольшую компанию и попросил напомнить ему о принципиальных трудностях в задачах сближения, наших окончательных предложениях по распределению работ и состоянии дел на сегодня.
В современной и будущей космонавтике проблемы сближения и стыковки имеют столь важное значение, что я позволю себе очень коротко рассказать об истоках, учитывая, что новым поколениям читателей недосуг искать специальную литературу, а научно-популярной на эту тему просто не издавалось.
Проектные проработки различных методов сближения космических аппаратов начинались еще в группе Тихонравова, работавшего в НИИ-4. С его переходом к Королеву в ОКБ-1 они были продолжены исключительно в теоретическом плане. Однако серьезные работы, имеющие целью создание системы управления сближением,начались у нас только в начале 1961 года с переходом коллектива Раушенбаха в
