систем.
Десятки глаз впиваются в сплошные и путаные, пересекающиеся, плавно изменяющиеся и судорожно дрожащие линии, понятные только посвященным. Офицеры телеметрической службы, невзирая на общий галдеж, пытаются делать разметку. Голунский что-то шепчет Феоктистову, потом говорит и мне:
– Похоже на то, что из баков ДПО стравлено все топливо.
Феоктистов требует еще раз перепроверки. Еще и еще раз прикладываются к бумажным лентам масштабные линейки. Сомнения исчезают, с ними вместе и надежды. Корабль закрутился со скоростью два оборота в минуту. «Потеря устойчивости по каналу крена», – так я сформулировал ситуацию для доклада Госкомиссии.
После диагноза врача, который говорит, что близкий вам человек неизлечимо болен, все же остается надежда. Может быть, другой врач подаст надежду или удастся отыскать народного целителя.
Короче говоря, в подобных случаях всегда есть надежда, позволяющая вести борьбу за жизнь. После расшифровки телеметрии, сообщавшей, что за один виток стравили весь запас рабочего тела системы ДПО, искать другого врача бесполезно. Космический аппарат уже лишен всякой возможности выполнить главную поставленную перед ним задачу. Теперь, раз уж он в космосе, надо быстро менять ранее разработанные программы и проверять другие еще живые системы его сложного организма.
Доклад Госкомиссии был коротким: топлива в баках ДПО нет. Воспроизведение запоминающего устройства показало, что сразу после отделения шла очень интенсивная работа двигателей причаливания и ориентации по каналу вращения. Не только телеметрия, но и расчет показывал, что за время витка в таком режиме можно потерять все топливо из баков ДПО.
Шел третий час ночи. Керимов требовал заключения технического руководства. Было ясно, что сближение и стыковка невозможны.
Керимов и Мишин принимают очевидное решение: «Подготовку к пуску второго корабля прекратить. Чертоку с оперативной группой в Евпаторию не вылетать, а дать предложения здесь, на месте, по новой программе полета. Бушуеву с Феоктистовым и Раушенбахом разобраться, куда и почему исчезло топливо ДПО. Шабарову и Кириллову принять меры к сохранению второго носителя и корабля. Баллистикам немедленно уточнить орбиту и дать прогноз: сколько витков корабль просуществует без коррекции».
Сверх того Керимов с Мишиным должны были немедленно готовить доклад начальству в Москву и проект коммюнике для утренних газет и радио о полете «Космоса-133» вместо предполагавшегося «Союза».
Все были сразу и до предела загружены. Я успел заметить опечаленного Гагарина. Следующая пара «Союзов» планировалась пилотируемой, и Гагарин не терял надежду еще раз побывать в космосе. Теперь все расстраивалось. В такой сложной «кухне» он участвовал впервые. Не желая никого отрывать, он переходил от одной груши спорящих к другой, стараясь понять, что же произошло и каковы прогнозы.
Надо сказать, что человеку, не знавшему структуру и особенности систем корабля, разобраться действительно было очень непросто. Но Гагарин честно не спал вместе с нами.
Первыми доложили баллистики: «Корабль начнет зарываться атмосферу после 39-го витка». Я внес предложение провести тесты всех систем. В первую очередь проверить ионную систему ориентации и ДКД, чтобы убедиться в возможности возврата на Землю с его помощью.
Дело в том, что выработка топлива ДПО лишала нас возможности выдать тормозной импульс для возврата на Землю с помощью основной исаевской СКДУ. Управление и стабилизация корабля при работе СКДУ обеспечивались системой ДПО, в которой не осталось рабочего тела. Началась лихорадочная деятельность по расписыванию программ ближайших тестов. На последующих витках мы убедились, что все системы работают вполне надежно. Главная задача теперь состояла в том, чтобы проверить принципиально новый для нас режим управляемого спуска и мягкую посадку.
Если это удастся, то будет показана безопасность 7К-ОК для полета человека.
Несмотря на вторую бессонную ночь, неутомимая служба телеметрии после каждого сеанса связи раскладывала рулоны телеметрической информации и десятки голов склонялись над ними. Однако первый 7К-ОК продолжал брыкаться. В режиме коррекции на ДКД органами управления являлись реактивные сопла, использующие газ, отработанный в турбонасосном агрегате. При проведении теста ДКД корабль развернулся по тангажу и курсу в противоположные направления по отношению к поданным командам. Такое могло быть в том случае, если перепутана фазировка команд на управляющие рулевые сопла.
– Гироприборы выдают правильную команду, а машина поворачивает в другую сторону, – доложил Зворыкин.
Исаевские двигателисты после жаркого спора с Юрасовым, Зворыкиным и Дубовым согласились, что понятия «по и против часовой стрелки» каждый понимал с точностью «до наоборот». Исаевцы не сопротивлялись и признали себя виновными. Но как же теперь вернуть корабль на Землю? Мы выпустили в космос корабль, на котором оказалось фатальное совпадение двух глупейших, но наиболее часто встречающихся ошибок полярности или знака: «плюс» на «минус», «по» и «против» часовой стрелки.
Надежная исаевская двигательная система коррекции орбиты, маневрирования и торможения для возврата на Землю на «Союзах» была задублирована. Но в каждой из этих двух надежных систем еще при сборке были допущены аналогичные по природе ошибки, исключавшие возможность стабилизации и управления при работе двигателей.
Ошибка в системе ДПО была очевидной виной наших конструкторов ЦКБЭМ. Ошибка в дублирующей системе ДКД «катилась» в сторону исаевских конструкторов.
При проектировании «Союза» мы доказывали его надежность выполнением постулата: «Любой один отказ в любой системе не должен приводить к невыполнению программы, любой второй отказ не должен приводить к опасности для жизни экипажа». Дублирование систем позволяло выполнить это условие. И вдруг в дублированной системе управления полетом при дублированных двигателях мы обнаруживаем два аналогичных отказа, которые не позволяют вернуться на Землю. Досадно, что эти ошибки не были обнаружены в процессе многоступенчатых наземных испытаний. Я и Юрасов особенно остро переживали происходящее. Очень трудно было придумать разумное объяснение причин такого технического «разгильдяйства». Объяснения Раушенбаха со своими сотрудниками по этому поводу были слишком деликатными. Я высказал все накипевшее, употребляя более сильные выражения, чем обычно, и пообещал по возвращении собрать многолюдный актив для публичной проработки.
В КИСе завода для «Союзов» использовали специальный стенд «Кардан», а на ТП в безэховой камере – специальную качающуюся платформу, позволяющие проверять все виды «фазировок» и «полярностей». И ведь находили! Каждая находка подобного рода ошибок показывала, что на бумаге «все правильно», но бумагу конструктор, схемщик и монтажник завода – каждый понимал по-своему. Не было гарантии, что если у теоретика и схемщика после расчетов, моделирования, проверки схемы все сошлось, то на борту не проявятся ошибки при монтаже.
Такие ошибки должны были обнаружить Башкин и его заместители. Вместе с Юрасовым мы допрашивали их с особым пристрастием и убедились, что именно эти два отказа в испытательной документации четкой инструкцией не обеспечены.
И все же надо было найти выход из безвыходного положения. Не помню, с кем я должен был разделить авторское право на идею выдачи тормозного импульса системой СКДУ малыми порциями по 10- 15 секунд вместо непрерывной работы около 100 секунд. Если корабль выставить на торможение с помощью системы ориентации на двигателях ориентации малой тяги и включить СКДУ, то за 10-15 секунд он не успеет сильно отвернуть в сторону с курса. Так в сумме из многих «тормозных порций» мы наберем импульс, достаточный для входа в атмосферу с посадкой на территорию нашей страны. О точности посадки уже говорить не приходилось. Но, по крайней мере, будут проверены СУС – система управления спуском, система приземления и двигатели мягкой посадки.
Без малого двое суток до 34-го витка мы занимались мучительными операциями по ориентации и выдаче малых тормозных импульсов.
Ждали докладов от служб поиска. Все службы, все НИПы, в зоне которых должен был появиться корабль, даже поисковые средства ПВО ничего не обнаружили. Корабль исчез. Его не было ни в космосе, ни на Земле. Осовевшим от бессонницы Мишину и Керимову я доложил:
– Так и должно было случиться. Мы не учли, что на корабле есть система АПО. Тормозной импульс в
