Муж из Скрывающихся помрачнел и промолчал, [а затем] с безразличием отказался. Утром [он] отдавал приказания, [а] ночью исчез. И никогда [о нем] больше ничего не слышали.
Янь Юань спросил Конфуция:
— Разве даже царь Прекрасный не был [властен]? К чему [он] приписал все сну?
— Не говори! Помолчи! — ответил [ему] Конфуций. — Царь Прекрасный обладал всем. Но зачем [ему] были укоры? Он просто сообразовался с моментом.
Ле, Защита Разбойников, стрелял [на глазах] у Темнеющего Ока: натянул тетиву до отказа, поставил на предплечье кубок с водой и принялся целиться. Пустил одну стрелу, за ней другую и третью, пока первая была еще в полете. И все время оставался [неподвижным], подобным статуе.
— Это мастерство при стрельбе, но не мастерство без стрельбы, — сказал Темнеющее Око. — А смог бы ты стрелять, если бы взошел со мной на высокую гору и встал на камень, висящий над пропастью глубиной в сотню
И тут Темнеющее Око взошел на высокую гору, встал на камень, висящий над пропастью глубиной в сотню
— У настоящего человека, — сказал Темнеющее Око, — душевное состояние не меняется, глядит ли [он] вверх в синее небо, проникает ли вниз к Желтым источникам, странствует ли ко [всем] восьми полюсам. Тебе же ныне хочется зажмуриться от страха. Опасность в тебе самом!
Цзянь У спросил Суньшу Гордого:
— Что Вы делаете со своим сердцем? Вы трижды были советником [чуского царя], но не кичились; трижды были смещены [с этого поста], но не печалились. Сначала я опасался за Вас, а ныне вижу — лицо [у Вас] веселое.
— Чем же я лучше других? — ответил Суньшу Гордый. — [Когда] этот пост [мне] дали, я не смог отказаться; [когда] его отняли, не смог удержать. Я считаю, что приобретения и утраты зависят не от меня, и [остается] лишь не печалиться. Чем же я лучше других? И притом не знаю, [ценность] в той службе или во мне [самом]? Если в ней, то не во мне; [если] во мне, то не в ней. Тут и колеблюсь, тут и оглядываюсь, откуда же найдется досуг, чтобы постичь, ценят [меня] люди или презирают?
Услышав об этом, Конфуций сказал:
— [Вот] настоящий человек древности! Знающие не могут [с ним] спорить; красивые не могут [вовлечь его] в распутство; воры не могут обокрасть. Ни Готовящий Жертвенное Мясо, ни Желтый Предок не могли бы завязать [с ним] дружбу. [Если] из-за рождения и смерти, [событий] столь великих, [он] не изменяется, то тем менее [изменится] из-за ранга и жалованья. [Когда] такой человек восходит на высокие горы, дух его не знает препятствий; опускается в глубокий источник и не промокает; попадает в низкое, ничтожное состояние, но не [чувствует] стеснения. [Обладая] изобилием, [подобно] небу и земле [делится] с другими и, чем больше отдает, тем большим владеет.
Царь Чу уселся рядом с царем Фань и вскоре [кто-то] из приближенных чуского царя сказал:
— [Царство] Фань{10} трижды погибало.
— Гибели [царства] Фань, — ответил фаньский царь, — оказалось недостаточно, чтобы уничтожить мое существование. [Если же] гибели [царства] Фань оказалось недостаточно, чтобы уничтожить мое существование, то существования [царства] Чу оказалось недостаточно, чтобы сохранить [ваше] существование. Отсюда видно, что Фань еще не начало погибать, а Чу еще не начало существовать.
Глава 22
ЗНАНИЕ СТРАНСТВОВАЛО НА СЕВЕРЕ
Знание странствовало на Севере у истоков [реки] Темная вода, взошло на холм Незаметный и встретилось с Недеянием{1}.
— Мне хочется тебя спросить, — сказало Знание Недеянию, — как размышлять, как думать, чтобы познать путь? Где находиться, чему покориться, чтобы утвердиться в пути? За кем следовать, какой дорогой, чтобы обрести путь?
Ни на [один из] трех вопросов Недеяние не ответило. Не только не ответило, но и не знало, что ответить.
Ничего не добившись, Знание вернулось на южный [берег реки] Светлая вода, взошло на холм Конец Сомнений и, заметив Возвышающегося Безумца, задало ему те же вопросы.
— Ах! Я это знаю, сейчас тебе скажу, — ответил Возвышающийся Безумец, но тут же забыл, что хотел сказать.
Ничего не добившись, Знание вернулось во дворец предков, встретило Желтого Предка и задало [ему те же] вопросы.
— Не размышляй, не думай и начнешь познавать путь. Нигде не находись, ничему не покоряйся и начнешь утверждаться в пути. Ни за кем не следуй, ни по какой дороге [не ходи] и начнешь обретать путь, — ответил Желтый Предок.
— Мы с тобой это знаем, — сказало Знание. — [А] оба [встреченные мною прежде] не знали. Кто же из [них] прав?
— Один, по имени Недеяние, воистину прав; другой, Возвышающийся Безумец, ему подобен, — ответил Желтый Предок. — Ни я, ни ты к ним до конца не приблизимся, ибо «Знающий не говорит, говорящий не знает». Поэтому «мудрый и осуществляет учение безмолвно». Пути нельзя постичь <в словах>, свойств нельзя добиться <речами>. Милосердием можно действовать, справедливостью можно приносить ущерб, церемониями [можно] друг друга обманывать. Поэтому и говорится: «После утраты пути появляется добродетель, после утраты добродетели появляется милосердие, после утраты милосердия появляется справедливость, после утраты справедливости появляются церемонии. Церемонии — это украшение учения и начало смуты». Поэтому и говорится: «Тот, кто осуществляет путь, с каждым днем все больше утрачивает, утратив, снова утрачивает вплоть до того, когда достигает недеяния, недеянием же все совершает»{2}. [Если] ныне, уже став вещью, [некто] захочет вернуться к своему корню, не будет ли [это ему] трудно? Это легко лишь великому человеку. [Ведь] жизнь следует за смертью, а смертью начинается жизнь. Разве кому-нибудь известен их порядок? Рождение человека — это скопление эфира. Соберется [эфир], образуется жизнь, рассеется — образуется смерть. Если смерть и жизнь следуют друг за другом, зачем же мне горевать? [Для всей] тьмы вещей это общее: и то, чем любуются, как божественным чудом, и то, что ненавидят как разложение. Разложившееся снова превращается в божественное чудо, а божественное чудо снова разлагается{3}. Поэтому и говорится: «Единый эфир пронизывает [всю] вселенную», поэтому и мудрый ценит единое.
Знание сказало Желтому Предку:
— Я спросило у Недеяния, а Недеяние мне не ответило. [Это] не значило, что не ответило мне, — не знало, [что] мне ответить. Я спросило Возвышающегося Безумца, Возвышающийся Безумец хотел мне поведать, но не поведал. [Это] не значило, что не поведал мне, — хотел, но забыл, о чем собирался сказать. Ныне я спросило у тебя, и ты это знал. Почему же [мы к ним] не приблизимся?
— Один воистину прав благодаря своему незнанию, — сказал Желтый Предок, — другой ему подобен благодаря своей забывчивости. Ни я, ни ты к ним до конца не приблизимся из-за своего знания.
Услышал об этом Возвышающийся Безумец и решил, что слова Желтого Предка — это [и есть] знание.
Небо и земля обладают великой красотой, но молчат; четыре времени года обладают ясным
