станет и на нашу сторону, тем более что в доме укрывается Сторти, которого разыскивают после побега из веронской префектуры. Сам он тоже на подозрении: полицейские ищейки, должно быть, уже раскопали, кем был мантуанский адвокат наставника. Могут состряпать дело и против Рома с Улой. Хотя не существует формального основания преследовать их по закону, казуистам-юрам ничего не стоит сочинить подходящую версию по принципу «закон что дышло, куда повернешь, туда и вышло».
— Ты паникер, — сказал беззаботно Сторти.
— Ферфакс прав, — вступился Дезар. — Даже если нам удастся дать отпор кланистам и какое-то время продержаться, раньше или позже они свое возьмут. Всякая крепость — это ведь и ловушка. Поэтому надо готовиться к худшему. У моих друзей есть конспиративное убежище в катакомбах по ту сторону Свинцового хребта. В крайнем случае переберемся туда.
— Так чего же терять время? Пока нам никто не препятствует, потом же могут и не выпустить.
— Пробьемся. Нельзя сдаваться без борьбы. Уехать сейчас — значит добровольно согласиться на роль преступников, пытающихся скрыться от правосудия. Чейзаристам только это и надо. А как полагает молодежь?
— Вы совершенно правы, синьор Дезар, — взял слово Ром. — Но нам с Улой крайне неловко, что из-за нас все вы идете на такой риск.
— Мне, кажется, уже пришлось объяснять, дружок, что мы защищаем не только вас, а дело, которое считаем справедливым, да и самих себя тоже. Так, Метью?
— Так-то так, только я не согласен с вашей оборонительной тактикой. Нам надо самим взять Голема и компанию за горло. У меня дома все возмущены тем, что они творят. Мы могли бы собрать целую армию.
— Ты фантазер. Мет, — похлопал его по плечу Сторти. — На словах у нас все герои, а пойди звать в драку — никого из дома не вытащишь.
— Сторти правду говорит, — заметил рассудительный Бен, — каждый трясется за свою шкуру и думает лишь о том, как отсидеться за четырьмя стенами.
— Вот почему следует принять сражение. Наша стойкость воодушевит тех, кто не одобряет кланового фанатизма, но не отваживается поднять голос протеста. — Дезар попыхтел своей трубкой и продолжил: — Сейчас нам надо получше подготовиться к осаде.
Сторти предложил назначить Дезара главнокомандующим, что и было единогласно принято. Затем занялись распределением сил. Ферфаксу поручили осмотреть и привести в порядок запасенное оружие. Мет и Бен получили задание запасти провизию. Ром должен был позаботиться об огнетушителях на случай попыток поджечь дом. Он рассказал о выдумке своего робота — идея использовать для защиты водометные шланги была подхвачена с энтузиазмом. Зашел разговор о том, чтобы эвакуировать женщин и больного Монтекки, но Анна и Ула наотрез отказались, вызвавшись выполнять роль медицинских сестер. Отдав все необходимые распоряжения, Дезар отправился за подкреплением; своим заместителем он оставил неунывающего Сторти.
Ром пошел рассказать о решениях «военного совета» отцу. Старший Монтекки чувствовал себя лучше, но все еще не вставал с постели. Он молча выслушал сына и спросил:
— Ты уверен, что вы поступаете правильно?
Рома поразила эта отрешенность. Раньше отец с его твердым и властным характером не допустил бы, чтобы кто-то распоряжался в его доме. Теперь он воспринимал происходящее покорно и безразлично, как бы передоверяя сыну свои хозяйские права. Болезнь вконец его измотала.
— У нас нет другого выхода, — ответил Ром. — Даст Колос, отобьемся.
— Я не о том, сынок. Все мы смертны, и чему быть, того не миновать. — Рома больно кольнула мысль, что отец с таким равнодушием рассуждает о судьбе своих близких. — С тех пор как меня стукнуло, я все думаю: отчего разрушилась наша жизнь? Не хочу лишний раз упрекать тебя, но признай: виной тому твоя безрассудная страсть к мате. Я предупреждал, ты не захотел слушать. И вот результат: я — полуразвалина. Геля нет, мать поседела от горя, да и вам с Улой, если уцелеете, бедствовать в изгнании. Ничего не останется от семейства Монтекки — ни дома, ни сада…
Рому хотелось закричать, что все не так, нельзя смотреть на мир через замочную скважину, что чувство, родившееся у них с Улой, как камень, кинутый в болото, дало выход чистой воде… словом, пересказать мудрые поучения, слышанные от Дезара и глубоко запавшие в его сознание. Но он сдержал себя: какой смысл говорить об этом надломленному человеку, упорствующему в своем заблуждении? К тому же у отца есть своя правда. Что стоят самые возвышенные абстракции по сравнению с суровой жизненной реальностью! Он лишился всего, и по моей вине.
— Но бог с ним, с нашим благополучием, — сказал олдермен, словно угадав мысли сына. — Не считай, что я эгоист, трясущийся над своим добром. Больше всего меня тревожит, чтобы ты, мой первенец, единственная моя надежда, не встал на путь и опасный и неправедный. Ведь от кого вы собираетесь обороняться, против кого готовы пустить в ход оружие? Против клановых патриотов, в том числе своих, агров. Чего же вы хотите, разрушить нашу систему, лишить людей того, что составляет смысл их существования — профессии? Так не один наш дом, можно пустить по ветру все, что нажито нашими предками за столетия, превратить Гермес из цветущего сада в пустыню. Опомнись, Ром, пока не поздно, гони прочь всю эту свору универов, которая задурила тебе мозги! Не забывай, что ты потомственный агр.
— Прости, отец, — сдержанно возразил Ром, — но я не могу отречься от людей, которые пришли на выручку нам с Улой. — Он отвел глаза, не выдержав просительного и осуждающего отцовского взгляда. — Мы хотим перевезти тебя в безопасное место.
— Нет уж, сынок, позволь мне умереть под родной крышей. Что ж, ты такой же упрямец, как и я. Горько мне говорить это, но вас сомнут, и правильно сделают.
Он отвернулся к стене, давая понять, что говорить им больше не о чем. Ром постоял несколько секунд и вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Ему было нестерпимо жаль отца, и он чувствовал себя настоящим преступником.
…Ром отбросил мрачные мысли, поднялся, постаравшись не разбудить товарищей, вошел в дом и полез на крышу, где у них был учрежден наблюдательный пост. Здесь он застал Бена не стоящим, а лежащим «на часах» — тот мирно спал. Ром осторожно извлек у него из-под руки бинокль и стал осматривать окрестности. Все казалось покойным, даже слишком. Ах да, ведь сегодня воскресенье, к тому же необычное — день святого Разума, который гермеситы проводят обычно по домам, в семейном кругу. Вдобавок раннее утро.
Заметив какое-то движение у одного из домов на той стороне улицы, он насторожился. Двое мужчин стояли, прислонившись к стене, явно стараясь не выдавать своего присутствия. Ром заново обозрел ближайшие строения и обнаружил еще три такие же пары. Сомнений не оставалось: неприятельские пикеты, взявшие под наблюдение все подступы к их крепости.
Растормошив Бена, он кинулся поднимать на ноги остальных. После короткого совещания решено было проверить намерения кланистов. Метью предложил отправить «на разведку» робота, но Сторти не согласился на том основании, что беднягу просто разнесут на куски. Самым естественным нашли выход хозяйки дома за покупками. Синьора Анна спокойно прошла мимо пикетчиков, которые, по обычаю, поздравили ее с днем Разума. Обороняющиеся, находясь начеку, занялись выполнением порученных им заданий.
Часам к двенадцати перед домом собралась изрядная толпа. Несколько чейзаристов несли портреты своего вождя и транспаранты с лозунгами: «Да здравствует профессиональный кланизм!», «Разобьем головы универам!», «Гермес — истинным гермеситам!». У всех были нарукавные черные повязки и значки в петлицах с миниатюрными буквами ПК. Центурионы и декурионы проверяли готовность своих отрядов. К активным действиям не приступали, видимо, за отсутствием команды. Там и здесь образовались импровизированные митинги, ораторы подогревали энтузиазм своих соратников, на все лады повторяя тезисы речей Первого консула. Вдобавок боевой настрой чейзаристов подняла ячменка, раздаваемая бесплатно и в неограниченном количестве.
Первым лишился терпения тот самый горячий физ, который усердствовал на сходке у дома Чейза.
