что иметь мебель из красного дерева».
Разумеется, он тоже здесь вместе со всей семьей.
Пер-Лашез — прекрасный символ того, чего может достигнуть иностранец в Париже. Мы видим здесь Эжена Ионеско, Айседору Дункан, Гертруду Стайн и Алису Б. Токлас <Эжен Ионеско (род. 1912) — французский драматург, один из зачинателей драмы абсурда. Айседора Дункан (1877 — 1927) — американская танцовщица, одна из основательниц школы танца модерн. Гертруда Стайн (1874 — 1946) — американская писательница, теоретик литературы. «Автобиография Алисы Б. Токлас» — её биографическое произведение.>.
Я кивнул им, мысленно, конечно. Но не их я пришел повидать. Тот, кто мне нужен, живет в блоке А, направо отсюда.
Привет, Джим. Леди и джентльмены, здесь лежит Джим Моррисон, поэт и певец определенной репутации, образец для подражания в дни моей молодости, который приехал в Париж с визитом и остался его постоянным обитателем.
Джим, говорю я, в первые минуты, вернувшись в Париж я подумал, мне надо проведать тебя и сказать, какое прекрасное место ты выбрал, чтобы умереть, если тебе уж так надо умереть и ты сам не возражаешь против этого. Но потом что-то изменилось, и сейчас я пришел сказать, Джим, здесь и правда очень мило и, наверно, ты собираешься оставаться здесь столько, сколько возможно. Потому что теперь тебе никогда не позволят выбраться отсюда. Но это не правильно, Джим, ведь тебя не было намерения оставаться здесь, ты просто проходил мимо. Джим, возвращайся в Америку, там еще есть молодость и красота, талант и любовь. Конечно, там много всяких пакостей, но бывает и много хорошего. Как я хотел бы перенести тебя туда. Америка хорошее место, хотя прежде всего мне надо бы признать, что бит — музыку нашего поколения — трудно продолжить.
Почему я чувствую себя таким неприкаянным? Дело благополучно закончилось. Мне заплатили.
Потом я вспомнил, что забыл задать Джиму вопрос.
«Джим, если бы ты был на моем месте, что бы ты сделал?»
Но теперь уже слишком поздно. Мне все придется решать самому.
Я вышел на площадь Гамбетта и взял такси до аэропорта де Голля. И не оглянулся. Потом вошел в аэропорт и направился прямо к конторке «Трансуорлд Эрлайнс». Конец моей европейской мечты. Нью- Джерси, я возвращаюсь.
Нас соблазняет Париж нашей мечты. Мы, американцы, приезжаем сюда в поисках нашего прошлого, а если и не нашего, то хотя бы такого прошлого, с которым мы можем ассоциировать себя. Такого, про которое можем сказать: это мое, этот город, эта женщина, эта культура, эта цивилизация. Париж — родина изгнанников.
Увы, ведь мы не выбираем наши собственные архетипы. Они действуют внутри нас. Я говорил себе: лучше иметь Париж в сознании, чем под ногами. Лучше жить в Америке с памятью о Париже, чем в Париже с памятью об Америке. Прежняя грязная промышленная родина призывает нас вернуться, потому что, если быть точным, она не красивая, не древняя, не благословенная. Наша родина бросает нам вызов: вложить наши ценности там, где нуждаются в них, а не тратить наше время там, где они уже есть.
Я никогда не задумывался над подобными вещами, но каким-то образом знал, что это значит. До того как я уехал из Америки, я даже не подозревал, что существует американская цивилизация. И теперь я возвращался к ней.
Я стоял в очереди на регистрацию к конторке «Трансуорлд Эйрлайнс».
— Привет, старина, — обратился ко мне человек, стоявший впереди. — Вы похожи на американца. Откуда вы?
— Из Нью-Джерси, — услышал я свои слова.
— Шутите? Я тоже. А там откуда?
— Снаффс-Лендинг.
— Шутите! Я живу в Хобокене, можно сказать, соседняя дверь. Это делает нас почти что родственниками, разве нет?
Он был общительным, симпатичным человеком, мне не хотелось его обижать. Легкий костюм цвета электрик с темно-бордовым кантом на лацканах принадлежал к тому сорту одежды, которую в маленьких городах торговцы товарами для мужчин продают отпускникам, едущим в Европу, как якобы туристическую Во мне что-то поднялось, и я буркнул:
— На самом деле мы вовсе не родственники. На самом деле я живу не в Нью-Джерси. Я живу в Париже.
— Тогда почему же вы летите в аэропорт «Кеннеди»? — Мои слова явно озадачили его.
— А я и не лечу, — пробормотал я, поворачиваясь к выходу. — Я пришел посмотреть, как улетаете вы. Всего хорошего
Он окинул меня недоумевающим взглядом, но улыбнулся и помахал рукой Потом он пошел к самолету. Минуту спустя я тоже ушел и вернулся к Русу и Розмари, чтобы переночевать у них, пока найду себе комнату.
Вы ведь знаете, в этой авиакомпании можно сдать билет и получить назад деньги в любое время.
Еще до того, как я покинул аэропорт, я услышал, как объявляют мою фамилию. В службе гостеприимства лежала для меня телеграмма. Она пришла от Гарри Хэма с Ибицы. Он сообщал: «ИНТЕРЕСНОЕ РАЗВИТИЕ. ПРИЕЗЖАЙ НЕМЕДЛЕННО».
Передо мной совершенно ясно встала картина, как это сделать. Через Луи я мог заключить сделку с Дядей Сэмми, и тогда меня снимет с крючка международная финансовая инспекция. Я мог передать дом в Нью-Джерси Милар и пожелать счастья ей и Шелдону. Мне надо послать немного денег Кейт и детям, и у меня останется еще достаточно, чтобы основать детективное агентство «Альтернатива» здесь, в Париже, в мировой столице печеночного паштета, и это тебе не цыплячья печенка. Хватит?
