теряет свою плотную непрозрачную структуру, но... короткий миг истинного зрения уже позади. Разум возвращается в рамки матрицы, в свое нормальное состояние. Жизнь продолжается.
Голос молчал. Андерс все шел, углубляясь в архитектурные дебри gestalt-города.
– Я, наверное, не о том? – спросил Андерс.
– Да.
Что бы это могло быть? – спросил он себя. Новыми, просветленными глазами Андерс смотрел на окружающую его систему условностей, которую когда-то называл своим миром.
На мгновение в сознании промелькнула мысль: а не вернется ли он в тот мир, если голос вдруг перестанет руководить им? Да! – поразмыслив, решил он. Возвращение стало бы неизбежным.
Но кто он такой, этот голос? И что он упустил в своих рассуждениях?
– Давай сходим на какую-нибудь вечеринку – посмотрим, какова она изнутри, – предложил он голосу.
Вечеринка оказалась маскарадом, гости которого прятались за масками. Но Андерс видел их насквозь, каждого в отдельности и всех в целом. Он отчетливо, до боли, различал все побудительные причины их поступков и мыслей. Взор его с каждой минутой становился все более проницательным.
Он заметил, что люди – не совсем индивидуумы. Конечно, каждый из них – своего рода замкнутая система в виде сгустка плоти, использующая в общении с другими системами слова из одного языка, – и в то же время их нельзя назвать абсолютно замкнутыми.
Сгустки плоти были как бы частью убранства комнаты, практически сливались с ним. Эти сгустки объединяла та мизерность информации, которую им скупо отпускало их ущербное зрение. Они были неотделимы от производимых ими звуков – несколько жалких обертонов из огромного запаса возможностей звука. Они очень сочетались с холодными, безжизненными стенами, ничуть не отличаясь от них.
Живые сценки, словно в калейдоскопе, менялись так быстро, что Андерс не успевал сортировать новые впечатления. Теперь он знал, что эти люди существуют лишь как матрицы, имея под собой ту же основу, что и звуки, которые они издают, и предметы, которые они, как им кажется, видят.
Gestalt'ы, сыплющиеся сквозь решето безбрежного и невыносимого в своей реальности мира.
– А где Джуди? – спросил его один из сгустков плоти.
Картинные манеры этого жеманного типа обладали достаточной выразительностью, чтобы убедить другие сгустки в реальности их обладателя. На нем был кричащий галстук как лишнее свидетельство его принадлежности к реальности.
– Она больна, – обронил Андерс.
Плоть затрепетала, проникшись мгновенным сочувствием. Выражение напускного веселья сменилось выражением напускной скорби.
– Надеюсь, ничего серьезного, – заметила разговорчивая плоть.
– Ты становишься теплее, – сказал голос Андерсу.
Андерс посмотрел на стоящее перед ним существо.
– Ей недолго осталось жить, – сообщил он.
Плоть заколыхалась. Желудок и кишечник сократились в пароксизме сострадания и опасения за жизнь Джуди. Плоть выпучила глаза, губы ее задрожали.
Кричащий галстук не изменился.
– О Боже! Не может быть!
– Кто ты? – спокойно спросил Андерс.
– Что ты имеешь в виду? – призвала к ответу негодующая плоть, привязанная к своему галстуку. Оставаясь безмятежной в своей сущности, она в изумлении уставилась на Андерса. Ее рот подергивался – неопровержимое доказательство того, что она вполне реальна и соответствует всем необходимым и достаточным условиям существования. – Да ты пьян, – усмехнулась плоть.
Андерс засмеялся и вышел на улицу.
– Есть еще нечто такое, что для тебя остается загадкой, – произнес голос. – Но ты был уже горячим! Я ощущал тебя где-то рядом.
– Кто ты? – снова спросил Андерс.
– Не знаю, – признался голос. – Я – личность. Я есть Я. И я в ловушке.
– Как и все мы, – заметил Андерс.
Он шагал по заасфальтированной улице, со всех сторон окруженный грудами сплавленного бетона, силиката, алюминия и железа. Бесформенные, лишенные всякого смысла груды, которые представляли собой gestalt-город.
Были еще и воображаемые демаркационные линии, отделяющие город от города, искусственные границы воды и суши.
До чего все нелепо!
– Мистер, подайте монетку на чашечку кофе, – попросило его какое-то жалкое существо, ничем не отличавшееся от других, не менее жалких существ.
– Иллюзорной сущности – иллюзорную монетку. Святой отец Беркли <Джордж Беркли (1685-1753) – ирландский философ, отрицавший объективное существование мира и утверждавший, что вещи представляют собой совокупность ощущений и не существуют вне сознания. (Примеч. пер.)> подаст тебе ее, – весело отозвался Андерс.
– Мне действительно плохо, – слезливо пожаловался голос, который, как Андерс вдруг осознал, был просто последовательностью модулированных вибраций.
– Правильно! Продолжай! – скомандовал голос.
– Прошу вас, уделите хоть несколько центов, – прозвучали вибрации, претендующие на значительность.
Что же, интересно, скрывается за этими лишенными смысла матрицами? Плоть, масса. А что это такое? Все состоит из атомов.
– Я действительно голоден, – пробормотали атомы, организованные в сложную структуру.
Все состоит из атомов. Сочлененных между собой, да так, что и свободного места между ними не остается. Плоть есть камень, камень есть свет. Андерс взглянул на кучу атомов, которая претендовала на цельность, значительность и разум.
– Не могли бы вы помочь мне? – спросило нагромождение атомов.
Это нагромождение, однако, идентично другим атомам. Всем атомам. Стоит лишь проигнорировать запечатленные матрицы, и скопление атомов начинает казаться беспорядочной мешаниной.
– Я не верю в тебя, – проговорил Андерс.
Груда атомов удалилась.
– Да! – вскричал голос. – Да!
– Я ни во что не верю, – сказал Андерс.
В конце концов, что такое атом?
– Дальше! – кричал голос. – Уже горячо! Дальше!
Что такое атом? Пустое пространство, окруженное пустым пространством.
– Абсурд!
– Но тогда все – обман! – воскликнул Андерс.
И вдруг он остался один. Лишь звезды одиноко мерцали в вышине.
– Именно! – пронзительно закричал голос в его голове. – Ничто!
Кроме звезд, подумал Андерс. Как можно верить...
Звезды исчезли. Андерс очутился в вакууме, в каком-то сером небытии. Вокруг него была только пустота, заполненная бесформенным серым маревом.
Где же голос?
Пропал.
Андерс чувствовал, что и марево это – всего лишь иллюзия. Затем исчезло все.
Абсолютная пустота, и он в ней.
Где он? Что это значит? Разум Андерса пытался осмыслить происшедшее.
Невозможно. Этого не может быть.
Снова и снова разум Андерса, как счетная машина, анализировал последние события и подводил
