Глава 4
Пир победителей
Князь Драгутин умирал на жестком ложе в жалкой хибаре своего старого друга Бахтиара. Место было ненадежным, ибо Осташ нисколько не сомневался, что гана воров будут искать, чтобы обвинить в участии в мятеже. Но, к сожалению, все другие двери в этом городе для наследника великого киевского стола оказались закрыты наглухо. Воздух с хрипом вырывался из пробитой груди даджана, а на его губах время от времени появлялась кровавая пена. Стрелу из раны удалось извлечь, но это нисколько не облегчило участь умирающего. Тем не менее Драгутин находился в сознании и даже узнал верного друга своей молодости:
– Вот как довелось встретиться, Бахтиар.
– Ничего, Лихарь, мы еще повоюем, если не на этом свете, так на том.
– Да уж скорее на том, чем на этом, – попробовал улыбнуться Драгутин и вперил лихорадочно блестевшие глаза в Осташа: – Дира не трогай, боготур. Он в нашем роду последний.
Князь дернулся, попробовал воздеть руку в прощальном приветствии, но сил на это уже не хватило. Смерть настигла его раньше, чем он успел произнести слово «прощай».
– Вам надо уходить, – сказал Бахтиар, не отрывая глаз от лица мертвого друга. – Ищейки рахдонитов рыщут по всему Итилю. А его тело я сам переправлю в Варуну.
– Каким образом? – не понял Осташ.
– Поместим в колоду и зальем медом.
– Но тебя ведь ищут?
– Меня всю жизнь ищут, – криво усмехнулся Бахтиар, – но вряд ли когда-нибудь найдут. Я вор, боготур, и этот город мой.
– Зачем ты ввязался в это безумное дело?
– А я и не ввязывался. Хотя многие мои друзья поддались на посулы Паука. Бедный Хабал, у него всегда была беда с мозгами. Он жаждал осчастливить чернь, а осчастливил только Обадию и его беков. Какая насмешка судьбы.
– А кто он такой, этот Паук?
– Хабал как-то сказал, что в радимецких землях он был ганом и чуть ли не родственником тамошнего великого князя.
– А он случайно не сухорукий? – встрепенулся Осташ.
– Сухорукий.
Осташ даже скрипнул зубами. Все ведь могло кончиться для гана Борислава еще тогда, в радимецких землях, двенадцать лет тому назад. Но боярин Драгутин не стал проливать кровь и пощадил старшего брата князя Всеволода. И вот чем это аукнулось теперь. Нельзя щадить врагов. Никогда. Иначе их ядовитое жало рано или поздно вопьется в твою открытую грудь.
– Мне нужна его голова, – глухо сказал Осташ.
– Мне тоже, – отозвался Бахтиар. – Кровь моих друзей вопиет о мщении. Я поднесу тебе его голову на золотом блюде, боготур.
– Поднесешь, – согласился Осташ, – только не мне.
– А кому?
– Его хозяину. Дракону Обадии. И да будет навеки проклято это имя.
Большой ганский круг прошел без сучка без задоринки. Никто из чудом уцелевших вождей не посмел возвысить свой голос на главном хазарском вече. Сын Тургана Обадия был провозглашен каганом единогласно, к великой радости окруживших его трон беков, среди коих не последнее место принадлежало скифу Карочею. Новоявленный бек насмешливо поглядывал на притихших ганов и сладко улыбался своему соседу Красимиру, также ставшему беком невесть за какие заслуги. Зачинщиков мятежа, стоившего жизни кагану Тургану, казнили на торговой площади при большом стечении народа. Две сотни несчастных, почти обезумевших людей один за другим восходили на плаху, и секиры палачей работали безостановочно. Кровь жертв стекала с помоста прямо под ноги сидевшему неподалеку Обадии. Эта кровавая лужа становилась все больше и больше и вот-вот должна была плеснуть на белые сапоги кагана. Но в последний момент Обадия резко отодвинул кресло, сохранив тем самым свою обувь незапятнанной.
– Драгутина нашли? – резко повернулся к стоящему рядом Ицхаку Жучину.
– Нет, каган. Ищем.
– А волхва Мстимира?
– Тоже нет. Ушел, как в воду канул.
– В Итиле не должно остаться ни одного волхва, а в округе на сто верст ни одного языческого капища.
– Уже делается, каган, – кивнул Жучин. – Среди казненных сегодня большинство составляют как раз жрецы языческих богов.
– А ганы приняли нашу веру?
– Почти все, кто участвовал в Большом ганском круге.
Ганам Обадия не верил. Сегодня они приняли иудаизм, завтра они от него отрекутся. Впрочем, требовать от них большего в данный момент было бы безумием. Следовало позаботиться об их детях: именно новое поколение хазарских вождей можно и нужно воспитать в почтении к истинному Богу. Они должны с молоком матери впитать презрение к язычеству и веру в собственное превосходство. Только такие люди могут удержать власть над окружающими племенами. Ганы должны стать чужими черни и по религии, и по крови. Вот тогда у них пропадет охота использовать своих родовичей и соплеменников против кагана. А пока кагану нужна гвардия. Нужен железный кулак, способный сокрушить любую стену, сложена она из камня или из человеческих тел.
Ган Красимир, ставший неожиданно для себя беком и ближником нового кагана, с тихим ужасом наблюдал за вереницей обреченных на смерть людей. Казалось, что этой веренице конца-края не будет и что здесь, на этом окровавленном помосте, падут все обыватели стольного каганова града Итиля. Впрочем, ужас поселился в душе новоявленного бека еще позапрошлой ночью, когда его дворец подвергся налету головорезов, обезумевших от безнаказанности. Красимир был на волосок от смерти, и только мечники рабби Ицхака, вовремя пришедшие на помощь, спасли и самого гана, и его близких от страшной участи, постигшей многих вождей. Да что там простые ганы, коли чернь подняла руку на самого кагана – случай, доселе неслыханный и в Хазарии, и в Руси, где простолюдины всегда почитали верховного вождя как бога. Поэтому Красимир хоть и морщился от жутковатого зрелища, но Обадию не осуждал. Чернь должна запомнить этот день на многие десятилетия вперед, чтобы впредь неповадно было поднимать руку на старшину. Поговаривали, что во главе мятежа стояли персидский маг Хабал и Велесов ведун Мстимир. Красимир персов не любил и не очень огорчился, когда за вину соплеменника Хабала пришлось отвечать купцам и простым ремесленникам. А вот что касается ведунов славянских богов, кои сегодня в немалом числе лишились голов на помосте, то здесь у бека Красимира были серьезные опасения. За волхвов будут мстить и ротарии, и Белые Волки, и боготуры. Того и гляди, нового кагана Обадию объявят Драконом, и тогда против него поднимется не только Русь, но многие племена Хазарии. Вот только способно ли Слово одолеть Силу? А за каганом Обадией сила была, сила, доселе невиданная в этих краях, опирающаяся не на мудрость волхвов, не на божью правду, а на золото. И как показали события минувших дней, сын погибшего кагана Тургана сделал, похоже, правильный выбор. Другое дело, что одержанная им победа далеко не окончательная, и ведуны славянских богов своего последнего слова еще не сказали. А это значит, что Хазарию ждут нелегкие времена.
– Все забываю тебя спросить, бек, кого родила твоя красавица Ярина? – неожиданно прозвучал над ухом задумавшегося Красимира голос Карочея.
– Мальчика.
– И как ты его назвал?
– Богумил.
– Хорошее имя, – согласился Карочей. – Я слышал, что каган Обадия собирается назначить тебя верховным беком Сарая. Поздравляю, Красимир, это высокая честь.
Честь действительно была великая, но Красимира она почему-то не очень обрадовала. В последнее время удача как-то уж слишком настойчиво лезла ему в руки. Одно родство с беком Ицхаком Жучином чего стоило. Мало того, что средний сын Красимира, двадцатилетний Ярополк, женился на дочери уважаемого рабби, так он еще и стал беком одновременно с отцом. А вот теперь волею кагана Обадии Красимир становится правителем одного из самых богатых городов Хазарии. Ну как тут не испугаться собственного счастья, особенно если вспомнить пророчество волхва Мстимира, который утверждал, что с рождением младшего сына на голову Красимира посыплются дары богов. В иные времена ган наверняка бы возрадовался по этому поводу, но в нынешние о таких благих пророчествах лучше помолчать, дабы не навлечь на себя и сына гнев кагана Обадии и его бога Яхве, которому, между прочим, и Красимир обязался поклоняться. А за Богумилом надо бы присматривать: вдруг в нем действительно проснется страсть к оборотничеству, ведь недаром же на него при зачатии пала тень воронова крыла.
Голова последнего обреченного на смерть с треском упала на помост, и пресытившиеся кровавым зрелищем ганы и беки вздохнули с облегчением. Каган Обадия поднялся с кресла, бросил высокомерный взгляд на притихшую толпу городских обывателей и уверенно направился к коню.
Борислав Сухорукий, успевший побывать на Большом ганском кругу, от участия в массовых казнях благоразумно уклонился. Кровавые зрелища его не пугали, а вот времени было жаль. Ему еще многое предстояло сделать, дабы оборвать все концы, крепко связывающие его с прошлым, о котором в нынешнем положении лучше всего забыть. Ибо известность Паука в определенных кругах становилась обузой для бека Борислава – ближника нового кагана. Будучи человеком предусмотрительным, Сухорукий прежде всего проследил, чтобы люди, осведомленные о его близости с Хабалом, как можно раньше покинули этот мир. Особых трудностей здесь не возникло, ибо Паук знал все итильские притоны и тайные логова главарей городского преступного мира. С помощью выделенных сестричадом Карочеем мечников он сумел буквально за три дня выловить и уничтожить практически всех. За исключением одного и самого опасного – гана воров Бахтиара. Этот налим все время ускользал у Паука между пальцев, доводя последнего до белого каленья. Хазары, уставшие от долгих бесполезных поисков, наконец возроптали, и беку Бориславу пришлось их отпустить. Черт с ним, с Бахтиаром, этот ублюдок либо залег на самое дно, либо вообще покинул Итиль. А Сухорукому самое время было заняться своими денежными делами. Надо отдать должное сестричаду Карочею: он щедро поделился с дядькой кушем, сорванным с уважаемых рабби. На долю бека Борислава пришлось около ста тысяч денариев. Впрочем, плата дана по трудам. Булава была преподнесена Обадии на золотом блюде и с таким изяществом, что никто не мог впрямую предъявить ему обвинений в отцеубийстве. Получив власть, рахдониты, надо полагать, сумеют быстро возместить понесенные убытки. Что же касается Борислава, то он со своим золотом, пусть и неправедно накопленным, становился одним из самых богатых и влиятельных людей в Хазарии. Осознание этого факта не могло не греть душу Паука, долгое время проведшего в подполье. Надо сказать, что он не потерял это время даром, и сейчас, прикидывая в уме, какими средствами располагает, Борислав пришел к выводу, что вполне способен потягаться на
