Мгновенный удар шпорой увеличил расстояние между ними до нескольких ярдов; шпага де Лальера уже была обнажена, и он развернул коня навстречу нападающему.
— Это была ошибка, сударь мой, — сказал он угрюмо. — Ну-ка убери руку со шпаги!
У бретера перекосилось лицо, словно он проглотил добрую порцию желчи. От изумления, бешенства и замешательства у него словно язык отнялся. Он сидел, уставясь на Блеза, сжимая в руке так неудачно пущенный в ход кинжал.
Блез продолжал в том же тоне:
— Ну-ну! Интересно, скольким добрым людям ты оказал услуги вроде этой. Однако вспомни пословицу насчет кувшина, который повадился по воду ходить, и другую — что после каждого дня приходит вечер.
«Браво» обрел наконец дар речи и подходящие к своему настроению слова: он ревел, как бык, извергая ругательства, и сосны, обступившие с двух сторон дорогу, делали его крики ещё громче.
Потом постепенно в потоке богохульств стал улавливаться какой-то смысл. Последовало заявление, что Блез арестован именем герцога, что если тот сдаст оружие и смирно отправится в форт дель-Эклюз, то он, Симон де Монжу, смилуется над ним, если же нет, то он клянется телом Христовым, что выпустит ему кишки и оставит гнить в лесу. Ибо таков приказ герцога. Симон де Монжу («Клянусь гвоздями креста Христова!») ещё ни разу не провалил дело, что могло бы подтвердить великое множество мертвецов, если б они могли говорить. Так что он поднесет здоровенную гнилую фигу ему — слюнявому, жеманному пройдохе французскому…
— Руку прочь от шпаги, — повторил Блез.
— Ну, ты сейчас получишь! — прорычал де Монжу и пришпорил коня.
Он уклонился от шпаги Блеза, дав ей скользнуть плоской стороной по верхней части руки, и одновременно попытался ударить кинжалом. Однако кони по инерции пронесли их друг мимо друга.
Отбросив в сторону кинжал, де Монжу выхватил шпагу, развернул коня и снова атаковал. Блез парировал удар и полоснул клинком врага по голове — показалась кровь. И снова кони разнесли их в разные стороны. Они повернули и опять сблизились.
Де Монжу сделал обманное движение в четвертой позиции, с выкриком «Ха!» перевел атаку в шестую, но его клинок встретился с клинком Блеза, и он, потеряв равновесие, с трудом удержался в седле. Шпага де Лальера хлестнула его, снова пустив кровь. И в который раз кони разнесли их в стороны.
Полуослепший от крови, заливавшей глаза, ошеломленный бретер вдруг понял, что его побили. Лучший фехтовальщик в маленькой савойской армии, он ещё ни разу не мерился силами с французским кавалеристом. Его любимые удары, его физическая сила и свирепость, так легко создавшие ему репутацию среди людей герцога, ничем не могли помочь в этом поединке.
Когда они снова сошлись, он едва узнал француза — так непохож тот был на простака, которого де Монжу разглядывал добрый час. Лицо вдруг стало мрачным, твердым, как кремень: губы плотно стиснуты, уголки рта опущены книзу, широкие скулы выступают, словно костяшки сжатого кулака, глаза побелели и горят яростью, — это было лицо бойца, с радостью отдающегося своему искусству… а для охваченного паникой Симона де Монжу — лицо смерти.
Он повернулся бы и пустился наутек, если бы отважился подставить спину противнику, чья шпага теперь мелькала вокруг него, сверкая ослепительными вспышками, возникая то с одной стороны, то с другой, подавляя его слабеющую защиту. Он попытался отступить, но француз следовал за ним, не отставая ни на шаг. И наконец заключительный прием «мельница» пробил защиту. Когда клинок врезался ему в мозг, он вскрикнул, а затем тяжело рухнул на дорогу.
Глава 30
Вдруг стало очень тихо; тишину леса только подчеркивало бормотание вод Роны в ущелье слева, немного ниже дороги. Блез с минуту сидел в седле, уставясь на неподвижное тело, скорчившееся под копытами лошади. Его ослабевшая, безвольно повисшая рука все ещё не выпускала окровавленную шпагу.
Потом, подстегнув себя мыслью, что надо спешить, он вытер и вложил в ножны шпагу, взглянул на дорогу, чтобы проверить, не едет ли кто-нибудь, спрыгнул на землю и, поймав коня де Монжу, привязал к своему. Затем быстро, опасаясь, что его везение кончилось и на дороге вот-вот появятся путники, оттащил мертвеца под деревья и первым делом опустошил его сумку с документами.
Вот она, сложенная в длинный прямоугольник бумага с печатью герцога, адресованная капитану Франсуа де Сольеру, сеньору де Монастеролю, в форт дель-Эклюз. Вскрыв письмо, он обнаружил то, что и ожидал.
С момента получения сего письма и в течение трех последующих дней капитану де Сольеру надлежало задерживать всех французов, проезжающих через ущелье из Женевы или из иных пунктов, расположенных к востоку. Ему следовало подвергать сомнению их документы, ссылаясь на необходимость проверить их у герцогского канцлера. Это указание не распространялось на хорошо известных лиц, состоящих на королевской службе, как-то: господина де Монморанси, господина де Воля и им подобных, коих надлежало пропускать беспрепятственно… Герцог Карл III Савойский в этом деле вполне полагался на распорядительность и молчаливость капитана де Сольера.
Сообразив, что маркиз и, несомненно, его величество заинтересуются этим письмом, Блез положил его в свою сумку. Если у него и были какие-либо сомнения в правомерности убийства де Монжу, то предательство со стороны государя, связанного с королем Франции родственными узами, совершенно успокоило его. Слуга уплатил по счетам вместо хозяина. Теперь в форте не получат приказа, проход останется открытым, а ко времени, когда герцог Карл узнает о своей неудаче, поправить дело будет уже нельзя.
Во всяком случае, Блез на это надеялся. Многое зависело от ближайших нескольких минут. Необходимо избавиться от тела де Монжу, прежде чем какой-нибудь путник или путники, проезжающие по дороге, увидят привязанных друг к другу коней, истоптанную копытами, забрызганную кровью землю и начнут разбираться, в чем дело. Это только подольет масла в огонь, и все предприятие снова окажется под угрозой.
В этом месте лесистый склон горы круто спускался к оврагу примерно в пятидесяти шагах ниже. Склон, густо поросший молодым сосняком, был идеальным местом, чтобы спрятать труп. Покойный герцогский «браво», схороненный в таком тайнике, скорее всего, останется ненайденным некоторое время; а если крики «держи его» поднимутся через пару дней, то преследовать Блеза будет уже поздно.
Однако протаскивать грузное тело сквозь густой подлесок было нелегко; прошло не меньше пяти минут, пока Блез, вспотевший и запыхавшийся, надежно укрыл труп в чаще. Потом он торопливо полез обратно вверх по склону, благодаря всех святых за удивительное везение. Еще минута — и он снова будет на дороге…
Коня де Монжу, размышлял он, придется взять с собой, слишком неосторожно оставлять столь красноречивое свидетельство. Не забыть ещё избавиться от пустого седла, тогда дело будет выглядеть так, что он ведет в поводу запасную лошадь, — так часто поступали путники в длительных поездках.
Что касается гарнизона форта дель-Эклюз, то теперь Блез не ждал никаких неприятностей. Охрана обычно не интересовалась проезжающими через проход, а оставалась в казармах, в сотне ярдов над дорогой. Поскольку письма герцога в форте не получили, то Блез не возбудит подозрений, и никто не удосужится задерживать его. Правда, если какой-нибудь зевака узнает коня де Монжу, это будет…
— Эй!
От этого внезапного оклика сердце у Блеза подкатилось вначале к самому горлу, а потом провалилось до самых пяток. Его планы и надежды растаяли, как дым.
— Эй! Кто тут пешком ходит?
Взглянув вверх по склону сквозь путаницу сосновых ветвей, Блез заметил голову всадника, который смотрел вниз с обочины дороги. Один он или едет в компании? От этого зависит все. С одним Блез смог бы справиться, но несколько человек — это шах и мат…
