Ночью, когда он уснет, ты откроешь нам дверь в квартиру. Запустишь нас в спальню. Пистолет стреляет с глушителем. Тело бросим в мешок и отнесем в багажник машины. Остальное – наша забота. Где ты живешь?
– На Кутузовском.
– Консьержка, домофон есть?
– Консьержки нет, а домофон имеется. Подъезд тихий. Часа в три ночи уже никто не шарахается. Собак начинают выгуливать утром, часов в шесть. Поэтому лучше всего выносить тело часа в четыре ночи. Жильцы как раз все разоспятся. Утренний сон самый крепкий. Дом находится рядом с Поклонной горой, окна выходят на площадь.
– О, да у тебя дом элитный. – Славик смотрел на меня в упор. – Встречаемся завтра в пять вечера. Моя машина будет на стоянке напротив твоего дома. Черная «девятка». Госномер Е239УН. Подойдешь, сядешь в машину, покажешь окна и подъезд. Да, сделай мне экземпляр ключей от своей квартиры. И еще, с психикой у тебя все в порядке? Выдержишь?!
– Ты бы выдержал.
– И последний вопрос. Как мама назвала этого несчастного? – Славик мило улыбнулся.
– Юрой. – К моим глазам подступили слезы. – Славик, подожди, а ты сам будешь в этом участвовать?
– Не знаю. Не могу обещать.
– Как это не знаешь?! – вскипела я. – Я, если так можно выразиться, перед тобой душу открыла, подельником тебя считала, рассказала, как лучше к цели прийти, а ты мне не обещаешь. Нет, так дело не пойдет. Это что ж у вас за фирма такая?! Ты, значит, как приемщик заказов!
Заказ принял, а затем приезжают исполнители и за работу!
Так вот, знай, я с чужими никаких дел иметь не буду. Мы уже друзьями стали. Если завтра тебя в машине не будет, я в нее не сяду. Подойду и скажу ребятам, что заказ не правильно оформлен и что приемщик уж больно плохо свою работу выполняет. Я женщина серьезная, шутить не умею.
А ежели ты меня обманешь и ночью в квартиру без тебя придут, я на помощь позову. Весь подъезд разбужу. У нас в подъезде, знаешь, сколько крутых живет, твоим ребятам быстро руки скрутят и по этапу отправят. Скажу, грабители в дом забрались. А теперь смотри сам, стоит тебе в этом участвовать или не стоит.
Славик от души рассмеялся:
– Красивая ты баба, Янка, только вот красота твоя какая-то холодная, не женская вовсе. Да и глаза как у дьяволицы. Я в детстве репродукцию одной картины видел.
Маленький был и боялся очень. Мог часами на нее смотреть, а руки от страха тряслись – прямо мистика какая-то.
Картина та жутко меня притягивала, а называлась она «Женщина с глазами сатаны». Когда я тебя увидел, долго вспоминал, где же мы раньше могли встречаться. А потом вспомнил. Ты ведь точная копия той дьяволицы, как будто с тебя рисовали. Странно, картина в пятнадцатом веке написана, а ты сейчас живешь. Я эту картину по гроб жизни не забуду. Она моей бабушке по наследству досталась. Бабуля ее у изголовья повесила, а через неделю ее нашли в кровати с перерезанными венами. Ну зачем, спрашивается, она их перерезала? Жила себе тихая такая, славная бабуля, ничем не занималась. Утром за молоком ходила, днем с соседками на лавочке сидела – и чего ей было вены-то резать? Когда я ее мертвой увидел – голову поднял, а там эта дьяволица висит, – сразу все понял. Мать потом эту репродукцию своей сестре отдала. Сестра через пару недель от инсульта скончалась. В крови обнаружили переизбыток адреналина. Короче, от страха окочурилась, понимаешь?! Отец тогда эту картину сжег, а после этого сразу спился. Крепкий мужик был, понимаешь, даже на праздники минералку в бокале поднимал, а здесь за считанные дни спился. Сдох от цирроза печени. Больше я про эту картину никогда не вспоминал, а тебя увидел – все. в памяти пронеслось, как будто недавно было.
– Ты давай чушь не неси! При твоей профессии суеверным быть нельзя. Ты что, на меня свою бабулю повесить хочешь?! Да она мне сто лет не нужна. И сестра твоей матери не моих рук дело. Да и отцу твоему не я в стакан наливала..
Это мое первое убийство и, я надеюсь, последнее.
– Да нет, это я так, образно сказал. – Славик направился к выходу. – Ладно, до завтра!
Дверь с шумом закрылась.
Ну и наплел, придурок. Я закинула ноги на стол, закурила сигарету и разревелась. Мне вдруг стало жалко себя Захотелось заорать на всю сауну. Жалко за то, что мне приходится это делать. Ну почему он не хочет умереть своей смертью! Сколько раз я провожала его из дома, смотрела в окно, как он садится в свою машину, и молила Бога, чтобы она слетела с ближайшего обрыва. Вечером как ошалелая бежала смотреть «Дорожный патруль», чтобы услышать о смерти «дорогого и близкого» человека. Но, увы, он был, наверное, самым дисциплинированным участником дорожного движения. Сколько раз я мечтала о том, чтобы моего драгоценного супруга, только что поставившего роскошный шестисотый «мерседес» в гараж и возвращающегося по темной дороге домой; огрел по никчемной голове какой-нибудь пьяный придурок в надежде снять с него дорогие часы «роллекс» или вытащить пухлый бумажник. Но, увы, он и здесь никому не был нужен, даже в таком богатом прикиде. Нет, но ведь это же так несправедливо! Идет, к примеру, обычный работяга, а его хлобысть бутылкой по голове. Шарят по карманам, шарят, а там – как у крота в норе, а работягу-то уже не вернешь. Семья без кормильца осталась. Горе у людей. А мой ходит весь при полном параде, как елка новогодняя. Костюм от Армани, галстук от Версаче, часы за штуку баксов – и на фиг никому не нужен. Ну где же справедливость, люди добрые?! Вот уже два месяца, как я каждую субботу посещаю церковь и ставлю свечки за упокой его убогой души. Знаю, что беру на себя большой грех, но, к моему глубокому сожалению, Бог не хочет забирать этого разряженного попугая на небо, к своим космическим братьям. Он, наверно, доверил эту великую миссию мне.
– Ну что, подруга, нос повесила? – прервала моя размышления Любка.
– А, это ты, – вяло взглянула я на нее. Ноги мои по-прежнему были закинуты на стол, во рту торчала сигарета. – Что, Любаша, веники закончились? – ухмыльнулась я.
– Да будет тебе, какие, к черту, веники! Просто человек хотел поговорить с тобой с глазу на глаз. При чем тут веники?! – Любка плюхнулась в кресло.
– А где ты выдрала этого человека?
– Где, где?! Это Бориса моего знакомый. За него Борис мне головой поручился.
– Господи, а кому нужна пустая голова твоего Бориса.
В ней же мозгов нет. Он их все пропил и кокаином вынюхал. Тоже мне, нашла авторитет! Да если бы я знала, что ты это через Бориса затеваешь, я бы с этим придурком даже разговаривать не стала. И между прочим, он пятнашку баксов заломил. Друг ситцевый! У меня ведь только десятка в курке имеется, а пятерку придется с валютного счета в банке снять. У меня там уже и так скоро шаром покати будет. Этот придурок мне уже давно подачу денежного кислорода перекрыл.
– Ладно, не обеднеешь! Зато сделают профессионалы. Все будет чисто – не подкопаешься. Да если бы не мой Борис, то нарвалась бы ты на каких-нибудь лохов.
Они бы все дело закосячили.
– Ну хорошо. Люба, а где гарантия того, что твои профессионалы, поднявшись ко мне в квартиру и увидев все мое добро, в несколько раз превышающее пятнашку баксов, крышей не поедут? Где гарантия того, что они меня следом не порешат? Похитят награбленное и свалят. Называется, хотела заказать на любимого, а заказала на себя.
– Хватит тебе ахинею нести. Кому ты нужна? Я ж тебе сказала: Борис за них ручается.
Вдруг дверь резко растворилась. В комнату влетела девчонка лет семнадцати. Ее испуганное лицо было по, крыто множеством жутких кровоподтеков, губа разбита, под глазом красовался огромный синяк. Вечернее платье разорвано в клочья.
– Девочки, – заплакала она, – можно, я у вас минут десять посижу? Люба, не прогоняй, я же тебя хорошо сегодня подогрела.
– А кто же тебя так подогрел?! – присвистнула Любка. – Неужели Пашкины ребята? Вот это они классно попарились! Вообще-то, они у меня всегда тихие были Обычно они вашего брата не обижают, а даже очень жалуют. Это вот неделю назад сюда солнцевские пожаловали, такой погром устроили, что сауна
