сошлись на шестистах тысяч экю, и в 1600 году брак был заключен.
Королевский брак мог также создать благоприятную почву для крупных политических спекуляций, устанавливающих новое дипломатическое равновесие в Европе, и привести к перегруппировке сил для Франции. Брак Людовика XVI планировался именно по такому принципу: Шуазель стремился к установлению союза с Австрией, занимавшей ключевое место в его политике. Австрии это было также выгодно для преломления французской политики в свою пользу. Людовик XVI имел репутацию робкого, поддающегося влиянию юноши, и Вена надеялась управлять им через Марию-Антуанетту, грациозную юную особу, которая без сомнения быстро завоюет превосходство над супругом, а сама сделается послушным орудием в руках своей матери, Марии-Терезы.
Тем не менее случалось, что выбор принцессы зависел не от глубоких дипломатических расчетов, а от властолюбивых целей вдовствующей королевы, министра или фаворита. Как соблазнительно для тех, кто ворочал всеми делами при молодом короле, еще не успевшем полностью взять в свои руки бразды правления, навсегда упрочить свою позицию, подобрав для короля жену скромную, неравную ему по положению, которая будет всем обязана тому, кто помог ей подняться на трон, и станет простой игрушкой в его руках. Женитьба Генриха III на Луизе де Водемон отвечала интересам Екатерины Медичи, стремившейся сохранить влияние на сына, чего могла бы лишить ее сильная и независимая принцесса. Когда Генрих III получил трон после смерти своего брата Карла IX, мать предложила ему на выбор два возможных брачных союза-, с Изабеллой Шведской или с Анной Датской. Но Генрих, тронутый грацией и любовью Луизы де Водемон, предпочел им эту девушку, младшую дочь герцога Лотарингского, несмотря на все политические неудобства. Такой союз увеличивал могущество и спесь грозных Гизов, позволяя молодой королеве осуществлять свое влияние в пользу Лиги. Екатерина покорилась решению сына, и когда Генрих окончательно закрепил свой выбор, даже одобрила этот брак, рассчитывая на весьма незначительную власть Луизы над королем, что позволило бы ей самой удержать сына в своих руках. Один из современников, суммировав различные мнения по поводу этого удивительного брака, так выразил двусмысленность намерений и расчетов королевы-матери:
«В понедельник четырнадцатого числа месяца февраля (1575), на следующий день после своей коронации, король сделал предложение Луизе Лотарингской, ранее именовавшейся мадемуазель де Водемон (…), и во вторник 15 того же месяца сочетался с ней браком в вышеназванном городе, в Реймском соборе. Множество сеньоров, самых знатных во Французском королевстве, а также иностранцев, находили этот брак неравным, и при всем том чересчур поспешным и нарочитым, как будто все у них совершилось ранее, чем о том было объявлено. Поговаривали, что король за год до этого, собираясь в Польшу, мельком увидел девицу Лотарингскую, нашел ее красивой и обходительной и был уведомлен, что она очень хорошо воспитана и умна; и уже тогда она приняла некое решение, которое после его возвращения и восшествия на престол доставило ей корону. Она была благожелательно встречена королевой-матерью, приветствовавшей этот брак и поддержавшей его, надеясь, что такая красивая и хорошо сложенная принцесса скоро принесет королю обильное и красивое потомство. Казалось, что именно по этой причине она — та самая кандидатура (по общему мнению), которая для нашей королевы наиболее желанна по мнению одних, или наименее — по мнению других».
И Л'Этуаль коварно, хотя не без оснований, — ведь Екатерина не могла быть довольна браком, который не сулил никаких преимуществ, но напротив, доставил ряд неудобств, — добавляет следующее резкое суждение:
«Как бы там ни было, совершенно очевидно, что более всего королеву привлекал кроткий и благочестивый нрав этой принцессы, ибо она полагала, что принцесса скорее станет предаваться молитвам, нежели обратится к политике и делам государства (как и случилось), и что она будет молить Бога за королеву, молитв которой Господь не слышит». [27]
Брак Людовика XV с Марией Лещинской, негативный с точки зрения выгоды и не дававший почти ничего, чем стоило бы гордиться, устроили герцог де Бурбон и его возлюбленная мадам де При с единственной целью упрочить и сохранить свое влияние. Дочери Станислава, короля без короны, без богатства и без власти, не на кого было рассчитывать, кроме как на будущего мужа, она не имела иного достояния, кроме самой себя. Она не видела иного государства, подобного Франции, где бы бедная пастушка, поднятая до трона, могла бы добиться признания и покорности. [28]Такая перспектива для безвестной и, кроме того, непривлекательной принцессы казалась неожиданной и почти невероятной. Предопределенная свыше избранница, воспитанная в ожидании выгодного замужества, предложенного могущественной династией, она, безусловно, испытывала искушение, внушенное гордостью и воспитанием, сыграть в жизни более значительную роль, а ее семья и окружение поощряли ее мечту расстаться с безвестностью. Но безвестность не была суждена Марии Лещинской, и наступил момент, когда она вырвалась из мрака. Ее собственный отец был удивлен и восхищен честью, не соответствующей значению его дома, и рекомендовал своей дочери проявить совершенную покорность.
«Отвечайте на упования короля, — наставлял он ее, — полным вниманием к его персоне, абсолютным повиновением его желаниям, доверием к его чувствам и вашей природной добротой к его стремлениям. Старайтесь всем сердцем угодить ему, повинуйтесь со всем удовольствием, избегайте того, что может доставить ему малейшее огорчение, и пусть единственным объектом ваших забот станет его драгоценная жизнь, его слава и его интересы». [29]
Станислав, говоря о короле, рассуждал лишь как частный человек. Но Бурбон и мадам де При надеялись потребовать от королевы нечто большее, нежели почтительность к желаниям ее супруга. Они рассчитывали, что она полностью окажется в их власти. Причины их выбора очень хорошо объяснил д'Аржансон с присущими ему ясностью и резкостью:
«Маркиза де При, возлюбленная господина герцога де Бурбона, возвела королеву на трон, где та демонстрирует лишь примерное поведение. Выбор маркизы превосходен: плодовитость, благочестие, кротость, образованность и плюс ко всему этому полная неспособность вести дела». [30]
Эта «полная неспособность вести дела» не могла в полной мере гарантировать того, что Мария Лещинская не сделает попытки во что-либо вмешаться из желания отблагодарить маркизу или не воодушевит короля осыпать милостями кого-нибудь из ее друзей. И мадам де При старалась вовсю: стоило королеве чуть сплоховать, кружок де Бурбона тут же требовал самых гнусных мер, сопровождая свои требования угрозами и оскорблениями. Однажды королева обнаружила у себя на столике грубые стихи под названием «Наставления мадам де При французской королеве», которые напомнили ей и о ее посредственности, и о должной признательности и послушании тем, кто устроил ее замужество с Людовиком XV, не гнушаясь бесстыдного шантажа:
Запугивание служило сильным оружием против робкой молодой королевы с умеренным честолюбием, которая с огорчением и изумлением наблюдала, во что обратилось ее возвышение.
Брак короля нередко становился результатом интриг посредников и их гнусных расчетов. Те, кто его готовил, в большей степени руководствовались эгоистическими желаниями упрочить свое собственное
