— Ты еще не пришла в себя, малышка, — Харбен недоверчиво рассмеялся, убирая руку. — Да им цены нет, особенно если там запечатлен наш гость. Конечно, я заберу их.
— Но… разве ты не помнишь, что он сказал?
— Я не уверен, что он вообще что-то говорил, да и в любом случае не вижу в его словах особого смысла.
— Он сказал, что нам всем придется умереть — но не на потребу публике.
— Повторяю, не вижу смысла.
— Очень просто, Бернард. — Ее глаза были затуманены лекарствами, и все же в них светилась решимость. — Направляя камеру на любое существо, ты выделяешь его из прочих. Ты привлекаешь к нему симпатии миллионов зрителей, и если наша симпатия не стоит ни гроша… то чего стоим мы?
— Никогда себя не оценивал.
— Он тоже снимал, но не позволил нам погибнуть.
— Сэнди, это лишь… — Харбен пошел было прочь, но увидел, что Сэнди плачет. — Послушай, — сказал он. — Детеныш погиб, и тут ничего не поделаешь. Причем заметь, ОН не убил хищника. Зверюга уже опомнилась и будет продолжать питаться единственным доступным ей способом. Между прочим, можно представить себе, какая судьба постигла группу «Визекса».
— Как жаль, что ты не мог снять и это.
— Ты успокоишься, когда мы улетим, — сказал Харбен.
Он повернулся и пошел за упавшими камерами, внимательно следя, чтобы не переступить пределов опасного круга. Последняя реплика Сэнди задела Харбена, но вскоре его мысли заняли планы на будущее. Не говоря уже о быстротечной, но сенсационной встрече с могущественным естествоиспытателем, Хассан- IV оказался настоящей сокровищницей. Черпать из нее можно не один год. Так же ясно, что Сэнди не желает и думать об этом, и, следовательно, перед их брачным соглашением возникали серьезные трудности.
Позже, уже на подходе к радиомаяку, Харбен внезапно понял, что решение принято. К своему удивлению, он испытывал неловкость — тяжелый разговор в то время, когда Сэнди так глубоко потрясена… Но он вступал в решающую стадию своей карьеры, и настала пора учиться твердости.
— Сэнди, — тихо произнес Харбен, беря ее под локоть, — тщательно обдумав…
Она отвела его руку, не поворачивая головы.
— Хорошо, Бернард. Я тоже не хочу оставаться твоей женой.
Харбен на секунду опешил. Глядя на ее удаляющуюся спину, он испытывал странное чувство, в котором смешались удивление и облегчение. Затем поправил сумку с камерами и зашагал по влажной серой глине.