жизнью, можете не верить этому, но все, кто тесно общается с природой, сами знают этот факт.
На исходе дня бизоны и антилопы, желая напиться, снова потянулись в речную долину. Самец- олень привел свой табун по глубокому оврагу, далеко вдававшемуся в прерию. Заросли полыни просто ожили: залаяли койоты и затявкали лисицы, запрыгали кролики разных видов, появились куропатки, застрекотали сороки, зазвучали голоса более мелких птиц. И все они стремились к воде.
Под самым берегом у наших ив подняли плеск бобры, время от времени громко шлепавшие по воде своими толстыми как доска хвостами.
Я видел все это, и каждый момент доставлял мне удовольствие. Единственно, что меня беспокоило — так это мысли о наших лошадях, которые весь долгий жаркий день были обречены страдать на короткой привязи.
Едва Солнце скрылось за утесами, опоясывавшими долину с запада, я разбудил Питамакана. Мы побежали к берегу, выбрали место поглубже и бросились в воду, спугнув бобров. В таких омутах они уже заготавливали осиновые поленья ветки на корм зимой.
V. Стычка с кри
Искупавшись, мы вылезли из воды и оделись. Было уже совсем темно. Мы сводили коней напиться и пустили пастись. Нам очень хотелось сразу отправиться в путь, но надо было подождать, пока животные не подкормятся. От их сил (а возможно и быстроты) зависел весь успех нашей экспедиции. Поэтому мы дали им нужное время: несколько часов они щипали траву так, как это умеют делать только голодные лошади — звуки «рип, рип, рип» непрерывно звучали в наших ушах.
Было уже около полуночи, когда наши скакуны восстановили силы. Мы оседлали их и двинулись вниз по долине. Проехав около трех миль, мы спустились в большую низину, в нижнем конце которой Драй-Форк впадает в Марайас. Это место густо поросло тополями и высокими ивами. Едва достигнув лесной опушки, мы сразу почуяли слабый, но совершенно отчетливый запах дыма: враги или находились в зарослях, или только что покинули их.
У нас не было выбора — пришлось свернуть в сторону, подняться по склону на очень высокую кручу над рекой, ехать вдоль нее три или четыре сотни ярдов и лишь тогда спуститься к броду, миновав заросли. Из-за таяния снегов в горах вода в реке стояла довольно высоко. Но здесь в русло вдавалась широкая коса, благодаря которой мы и достигли другого берега не замочив содержимого походных сумок. С этого места вьючная тропа поднималась вверх к узкой гряде, оканчивавшейся обрывистой кручей, которую промыла река. Мы пересекли эту гряду и въехали в большую, заросшую лесом балку, которую черноногие называли лощиной Священной Скалы. Я уже дважды вставал здесь лагерем вместе с пикуни и видел эту скалу — валун весом около двух тонн, лежащий на склоне на большой высоте. Считалось, что он обладает способностью к движению и медленно сползает вниз. Силу эту ему придало Солнце, и потому между ними была тесная связь. Проходя мимо, многие черноногие оставляли на этом камне всевозможные мелкие подношения: браслет, несколько бусинок, стрелу или что-нибудь еще и молили Солнце о благосклонности…note 44 Вблизи скалы, в ягодных кустах пробежали рысью несколько вапити, взглянули на нас и скрылись в лесу. Попался на пути и белохвостый олень-самец, свистнул и топнул передней ногой, когда мы проезжали мимо. Мы уже выбирались из лощины, когда нас учуяло стадо бизонов и помчалось на запад с грохотом, подобным грому.
На вершине мы остановились и посмотрели назад на громадную балку, украшенную поблескивавшей гладью реки, такой прекрасной в лунном свете. Затем мы повернули снова на север. Дальше этой гряды я никогда не был, и потому впереди все для меня было неизвестным. Но Питамакан хорошо знал эти земли вплоть до Южного Саскачевана и даже дальше. Они были знакомы ему так же хорошо, как и страна близ Миссури.
Мы гнали лошадей быстрой рысью и под утро, покрыв около двадцати миль, расседлали их в небольшой низинке, где было несколько источников с плохой водой. Мы лишь чуть-чуть ее попили. Открыв походную сумку, я вытащил остатки жареного мяса антилопы, но оно оказалось уже испорченным. Я этому даже обрадовался, поскольку получил долгожданную возможность проверить свое ружье в охоте на бизонов. Пришло мое время!
Солнце уже поднялось, и день вступил в свои права. Мы пошли на восток: туда, где наша ложбинка выходила на равнину, и увидели со всех сторон вокруг множество дичи. У подножия суровой гряды Скалистых Гор она была в изобилии. На протяжении двадцати миль степь буквально чернела бизонами. Небольшое стадо находилось не более чем в миле к западу и двигалось, как мы поняли, к нам на водопой.
Мы перебежали через низину и стали поджидать. Когда бизоны приблизились на дистанцию около сотни ярдов, я прицелился в большую жирную корову (у нее определенно не было теленка) и выстрелил, стараясь попасть в сердце. По звуку пули мы поняли, что она попала в цель. Животное остановилось, покачнулось и упало замертво. После столь удачных испытаний мы были просто счастливы, что стали обладателями такого мощного оружияnote 45.
Когда я свалил бизона, остальные животные, конечно, умчались и вспугнули еще несколько небольших стад, которые отбежали на милю или две. Нас это мало озаботило, так как мы полагали, что поблизости не должно быть врагов, которые могли бы обратить внимание на испуг животных на равнине. Мы взяли отборные куски мяса, вернулись на стоянку, нарезали их тонкими полосами и стали жарить на костре из сухих стеблей и корней полыни. Поев, я предложил, чтобы мы оба улеглись спать, а потом встали, поели и продолжили путь.
Питамакан воззрился на меня с удивлением и воскликнул:
— Ни в коем случае! Мы должны по очереди бодрствовать!
— Раз так, то теперь моя очередь дежурить, — ответил я, прошел к месту, откуда просматривалась равнина, и уселся поудобнее.
Не прошло и десяти минут, как я увидел в полумиле от нас людей, торопливо спускающихся в нашу ложбину. Я сидел в зарослях высокой полыни и был уверен, что этот отряд меня не видит. Его участники конечно заметили бизоний переполох от нашей охоты и теперь спешили в нашу падь, чтобы понять причину сумятицы среди животных и вполне обоснованно полагая, что у них появился отличный шанс добыть несколько скальпов. Я ползком скользнул вниз и побежал к нашей стоянке, громко крича Питамакану, что враги спускаются к нам и уже подошли совсем близко.
Он еще не успел заснуть и мгновенно вскочил. Вместе мы бросились к лошадям, которые паслись неподалеку, привязанные к колышкам. Мы привели их на стоянку, оседлали, приторочили походные сумки, но уже не решились тратить время на упаковку сушившейся бизонины, а сели верхом и поспешили на восток. Уже выезжая в прерию, мы увидели, что воины движутся прямо наперерез к излучине нашей лощины. Их было человек тридцать-сорок и находились они не дальше, чем в трех сотнях ярдов от нас. Даже на этом расстоянии стало ясно, что это не был (как мы до сих пор отчасти надеялись) военный отряд северных черноногих или каина: одеты они были хуже и без красочных, убранных перьями коробок для военных одежд и головных уборов, не было у них и длинной сумки со священной трубкой, которая всегда бывает у наших людей, когда они выступают в поход.
— Кри, а может и ассинибойны. Ну сейчас они у нас поплачут! — радостно воскликнул Питамакан.
И как раз тут враги развернулись и, подбадривая друг друга возгласами, кинулись в нашу сторону. Они были хорошими бегунами. Некоторые из них были настолько возбуждены, что не думая о расстоянии стали стрелять в нас, но мы даже не услышали свиста их пуль.
— Давай ускачем, — предложил я.
— Нет! Останемся здесь и покажем им, что такое настоящая стрельба! — рявкнул мой «почти- брат».
Он спрыгнул с лошади и достал ружье из чехла. Я заразился его возбуждением и поступил так же.
Теперь враги подняли еще больший крик. Они уверились, что мы — сумасшедшие и скоро у них
