— Скажи лучше, единственным претендентом, — ответил Огрид, протягивая тарелку с ирисками из патоки. Рон спазматически кашлял над тазом, — да- да, единственным. Попробуй найди кого — никто с силами зла дела иметь не хочет. Работенка-то гиблая. Стали уж думать, сама должность заколдована. И правда — разве ж на ней кто поболе года продержался? То-то. Лучше расскажите, кого это он хотел проклясть? — спросил Огрид, кивая в сторону Рона.

— Малфой обозвал Гермиону — как-то очень нехорошо, все будто взбесились, когда услышали…

— А это и было очень нехорошо, — прохрипел Рон, и его сильно побледневшее, покрытое каплями пота лицо появилось над столом. — Малфой обозвал ее мугродьем, Огрид…

Рон снова нырнул — пошла очередная волна слизняков. Огрид разъярился.

— Да как он посмел! — зарычал он, глядя на Гермиону.

— Посмел, — сказала она. — Но я не знаю, что это значит. Я, конечно, поняла, что это что-то очень грубое…

— Это самое оскорбительное, что только можно придумать, — из последних сил выдавил Рон, снова появляясь на поверхности, — Мугродье — это очень нехорошее название для тех, у кого родители муглы, понимаешь, у кого неколдовская кровь. Есть такие колдуны — такие, как Малфоева семейка, например, — они считают себя выше других, потому что у них, что называется, чистая кровь. — Рон слабо икнул и выкашлял себе на ладонь маленького слизнячка. Он выбросил его в таз и продолжил: — Я хочу сказать, все остальные понимают, что какая там у кого кровь, совершенно неважно. Вот, скажем, Невилль Длиннопопп — происхождение колдовское дальше некуда, а он котел норовит вверх дном поставить.

— И не изобрели еще такого заклинания, которое было б не по силам нашей Гермионе, — гордо добавил Огрид, отчего щеки девочки зарделись.

— Это отвратительно — называть кого-то таким словом, — сказал Рон, вытирая пот с бровей трясущейся рукой. — Грязная кровь, видите ли. Смешно! В любом случае, в наше время большинство колдунов — полукровки. Мы бы вымерли, если бы не вступали в браки с муглами.

У него снова начался приступ рвоты, и он исчез под столом.

— Да я тебя вовсе не виню, я б и сам на него наслал чего похуже, — Огрид повысил голос, чтобы перекрыть шум, когда слизняки застучали по стенкам таза. — Но, может, и хорошо, что твоя палочка забастовала. Вообрази, чего бы сталось с Люциусом Малфоем, узнай он, что на сыночка наложили проклятие. Хотя б никакой беды тебе не будет.

Гарри хотел вмешаться и сказать, что когда из тебя валятся слизняки, это беда похуже, чем гнев отца Малфоя, но не смог, ириска зацементировала ему челюсти.

— Гарри, — сказал Огрид, так, будто вдруг вспомнил о чем-то, — а я на тебя в обиде! Говорят, ты автографы раздаешь, а про меня-то и забыл…

От злости Гарри удалось разлепить зубы.

— Не раздавал я никаких автографов! — разгорячился он. — Если Чаруальд будет продолжать…

Тут он увидел, что Огрид смеется.

— Да пошутил я, — проговорил он и добродушно хлопнул Гарри по спине, отчего мальчик ткнулся носом в стол. — Знаю, не раздавал. Так и сказал Чаруальду, дескать, ему это не нужно. Ты ж поизвестней его будешь, без проблем.

— Спорим, ему это не понравилось, — сказал Гарри, выпрямляясь и потирая подбородок.

— Яс’дело, — подмигнул Огрид. — Я ему еще сказал, мол, не читал я твоих книжонок, так он сразу засобирался уходить. Ириску, Рон? — предложил он появившемуся Рону.

— Нет, спасибо, — слабым голосом поблагодарил Рон. — Лучше не рисковать.

— Пошли покажу, чего я вырастил, — сказал Огрид, когда Гарри с Гермионой допили чай.

В небольшом огородике за домом росло примерно с дюжину самых больших тыкв, которые Гарри когда-либо доводилось видеть. Каждая из них была размером с огромный валун.

— Хорошие ребятки, правда? — радостно похвалился Огрид, — Это на Хэллоуин… к тому времени станут что надо.

— Как это ты их такими вырастил, Огрид? — спросил Гарри.

Огрид оглянулся, нет ли кого поблизости.

— Ну, я им того… понимаешь… помог слегонца…

Краем глаза Гарри заметил цветастый розовый зонтик Огрида, прислоненный к задней стенке хижины. У Гарри и раньше были основания думать, что этот зонтик не совсем то, чем кажется на первый взгляд; он почти не сомневался, что внутри скрыта старая волшебная палочка Огрида. Вообще-то, Огриду не полагалось колдовать. Его исключили из «Хогварца» в третьем классе, Гарри понятия не имел, за что — стоило заговорить на эту тему, как Огрид закашливался и непостижимым образом становился туг на ухо.

— Дутое заклятие? — предположила Гермиона, и было непонятно, чего больше в ее тоне: неодобрения или восхищения. — Что ж, ты весьма неплохо над ними потрудился.

— То же самое сказала твоя сеструха, — сказал Огрид, кивнув Рону. — Вчера заходила. — Огрид искоса поглядел на Гарри, и его борода подпрыгнула. — Говорит, хочу исследовать окрестности. А мне вот мнится, она хотела кой-кого у меня встретить. — Он подмигнул Гарри. — Вот уж кто бы не отказался от автогр…

— Отстаньте от меня! — рассвирепел Гарри. Рон заржал, и земля вокруг оказалась усеяна слизнями.

— Осторожней ты! — заорал Огрид, оттаскивая Рона от своих драгоценных тыкв.

Подошло уже время обедать, и Гарри, у которого с рассвета ничего, кроме паточной ириски, во рту не было, мечтал поскорее попасть в замок. Они попрощались с Огридом и ушли. Рон периодически икал, производя при этом на свет не более одного-двух слизняков.

Едва лишь они вступили в прохладный вестибюль, как им в уши ударил звенящий голос:

— Вот вы где, Поттер — Уэсли. — К мальчикам с пресуровым видом направлялась профессор МакГонаголл. — Сегодня вечером вам предстоит отбыть наказание.

— А что надо делать, профессор? — спросил Рон, испуганно подавляя отрыжку.

— Ты будешь полировать серебро в трофейной вместе с мистером Филчем, — ответила профессор МакГонаголл: — и никакой магии, Уэсли — руками.

Рон чуть не подавился. Аргуса Филча, смотрителя школы, ненавидели все без исключения.

— А ты, Поттер, поможешь профессору Чаруальду отвечать на письма поклонников, — добавила профессор МакГонаголл.

— Какой кош… Профессор, а можно мне тоже в трофейную? — отчаянно взмолился Гарри.

— Разумеется, нет, — отрезала профессор МакГонаголл, поднимая брови. — Профессор Чаруальд специально попросил, чтобы пришел именно ты. В восемь часов ровно, запомните.

Гарри с Роном вошли в Большой Зал в состоянии глубокой тоски, Гермиона шла позади, и выражение ее лица гласило: «а чего вы ждали, вы же нарушили правила». Гарри был так расстроен, что даже картофельная запеканка с мясом не показалось ему такой вкусной, как предвкушалось. Он, как, впрочем, и Рон, был уверен, что именно его наказание — самое непереносимое.

— Только представь, целый вечер с Филчем! — грустно воскликнул Рон. — И никакой магии! Там, в трофейной, наверно, не меньше сотни кубков! Я не умею чистить по-мугловому!

— А я бы с тобой поменялся, — опустошенно произнес Гарри, — у меня благодаря Дурслеям большой опыт. А вот отвечать поклонницам Чаруальда… кошмар…

Остаток субботнего дня испарился неизвестно куда, и через ничтожный, как показалось, промежуток времени было уже без пяти восемь, и Гарри волочил ноги по коридору второго этажа к кабинету Чаруальда. Он оскалил зубы в улыбке и постучал.

Дверь мгновенно распахнулась. С порога сиял зубами Чаруальд.

— Вот и наш проказник! — игриво поприветствовал он мальчика. — Входи, Гарри, входи…

В свете множества свечей на стенах блистали рамками бесчисленные фотографии Чаруальда. Некоторые из них он надписал. На столе тоже лежала высокая стопка фотографий.

— Ты можешь надписывать конверты! — сказал Чаруальд таким тоном, как будто предлагал Гарри вкуснейшее лакомство. — Прежде всего — Глэдис Прэстофиль, чтоб она была здорова… горячая моя поклонница…

Минуты тянулись невыносимо. Гарри старался воспринимать неумолкающую болтовню Чаруальда как звуковой фон и лишь периодически изрекал: «правильно», «ммм», «угу». То и дело до его сознания все-таки доходили фразы типа «Слава — ненадежный друг, Гарри» и «Знаменитость судят не по словам, а по делам, запомни это, мой юный друг».

Свечи таяли, и их колеблющийся свет танцевал на многочисленных движущихся лицах Чаруальда, которые наблюдали за Гарри со стен. Мальчик водил ноющей рукой по тысячному, не меньше, конверту и старательно выписывал адрес Вероники Смешли. Должно быть, уже скоро можно уходить, в отчаянии думал Гарри, пожалуйста, пусть уже можно будет уходить

И тут он услышал нечто странное — нечто совершенно иное, нежели шипение догорающих свечей или равномерная трескотня профессора.

Это был голос, от которого кровь стыла в жилах, голос всепоглощающей, ледяной злобы.

— Приди… приди ко мне… дай разорвать тебя… дай вонзиться в тебя… дай убить тебя

Гарри подскочил, и улица, на которой проживала Вероника Смешли, оказалась погребена под большой лиловой кляксой.

— Что?!! — выкрикнул Гарри.

— Вот-вот! — выкрикнул в ответ Чаруальд. — Ровно полгода на первом месте в списке бестселлеров! Побил все рекорды!

— Нет, — отмахнулся Гарри. — Что это за голос?

— Какой еще голос? — не понял Чаруальд.

— Который… который сказал… вы не слышали?

Чаруальд посмотрел на Гарри с величайшим изумлением.

— О чем это ты? Ты, видимо, задремал. Всемилостивый Скотти! Посмотри-ка, который час! Мы пишем уже четыре часа! Ни за что бы не подумал — как время пролетело!

Гарри не ответил. Он напрягал слух, стараясь снова услышать голос, но теперь в комнате не раздавалось никаких других звуков, кроме речей Чаруальда. Тот говорил, что Гарри не может всякий раз ожидать таких подарков вместо наказания. Как никогда близкий к обмороку, Гарри ушел.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

5

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату