определенные моменты, привлекающие к себе внимание разных наук, таких как психология, физиология, биология, педагогика и др., но не в них глубинная суть невротизма; они лишь его порождения, они не играют решающей и определяющей роли в формировании невротика – особо организованной личности, способной к переживанию невротического состояния.
Если говорить о глубинном и определяющем в жизненных ориентациях невротика, то следует признать, что все его существо пронизывает глубоко и страстно переживаемая, но конкретно и ясно им не осознаваемая проблема, которая является осевым стержнем невротизма, которая одна своим присутствием во внутреннем мире человека создает невротическое жизнеощущение и без которой невроз – не невроз: проблема ущемления личности объективным бытием, проблема становления личности в мире, ином по отношению к живому, субъективно и непосредственно переживаемому миру 'Я'.
Это вызвано несовпадением субъективного и объективного содержания личности невротика, противоречивостью его мироощущения и миропредставления.
Там, где нет переживания этой ущемленности, нет невротизма. Там могут быть утомление, упадок сил, раздражительная слабость, эмоциональная неустойчивость, отсутствие работоспособности, самые разнообразные симптомы нервного состояния, но нет невротизма как особого душевного состояния. Выражаясь несколько парадоксально, скажем, что может быть «нервное состояние» без невроза и может быть невроз без характерного, клинически оформленного «нервного состояния»; само по себе «нервное состояние» не связано жестко с невротизмом и невротиком.
Невротик – это особый склад личности, и не всегда можно говорить о нем как о больном в традиционном смысле этого слова. Он заявляет о себе в различных сторонах своей жизнедеятельности, преломляя в себе трудно, своеобразно, по-невротически все многообразие реального мира, в котором живет.
Сложность душевного состояния невротика заключается в том, что ему крайне трудно и тягостно найти отвечающий своему мироощущению способ социального существования. Миропредставление складывается у невротика не из мироощущения, в котором заложен строй его переживания, а из сознательно привитых и сформированных ценностей объективного существования. Невротик, как и всякий человек, не только осознает, но и переживает мир, однако его сознание и его переживание, его миропредставление и его мироощущения расходятся настолько, что можно сказать: осознает он не то, что переживает; переживает не то, что осознает. Один и тот же факт реальной жизни будет по-разному оцениваться в его объективном мышлении и субъективном переживании: он может плакать от счастья и смеяться от горя, он может чувствовать себя ничтожеством на высоте своего величия и испытывать гордость от уничижения.
Мышление у невротика жестко связано с объективными ситуациями, фиксировано на них, и через осознание этих ситуаций он наивно хочет овладеть своими переживаниями, полагая происхождение их от объективной реальности. Он приписывает объективной ситуации всю причину своей жизненной неудовлетворенности, пытается сознательно разобраться в этой ситуации, но разбирательство это не несет ему желанного освобождения, он жестко завязан в объективной реальности, в которой нет свободы. Невротик живет и действует в определенной социальной среде; способ сознательного восприятия и понимания мира воспитывается в нем его окружением, он познает не только истины, но и заблуждения общественного сознания. Привитые ему сознательные ценности становятся помехой его гармоничного развития, он не проникается ими всецело, так как не может заглушить в себе субъективного переживания; он остается существом двойственным в своих ценностных установках.
Дисгармония душевной жизни, противоречивость личностных ориентации порождает неустроенность невротика в социальной жизни, сложной и запутанной. Невротик никогда полностью не проникается ценностями социума. Неспособность невротика проникнуться интересами социальной жизни оценивается социально ориентированными людьми как слабость и неумение жить. Но беда невротика не в том, что он слаб; его беда в том, что он торопится быть сильным, сильным в традициях или предрассудках того времени и того общества, в котором он живет. Он хочет владеть ценностями, в которых не имеет внутренней потребности, он, выражаясь парадоксально, хочет того, чего не хочет. Его потребность не имеет никакого отношения к ценностям того социального круга, в котором он находится, но ориентация его личности на привитые сознательные ценности заставляет его хвататься за те атрибуты силы и социальной устойчивости, которые обеспечивают тому, кто ими обладает, определенный социальный комфорт и благополучие. Не проникаясь окончательно ценностями своего социального окружения, невротик относится к ним сугубо сознательно, но сознание это не дает ему желанной гармонии существования. Он испытывает либо терзающее чувство собственной «ущербности», «неполноценности» в социальной жизни, либо замыкается в своей этической неудовлетворенности, объясняя ее объективными причинами, чрезмерно переоценивает эти «причины», абсолютизирует их, замыкается в своем «отвержении» жизни как она есть, обвиняет жизнь и людей в «несовершенстве», «грубости», «прямолинейности» и т. д.
От тягостного переживания своей несхожести с окружающими невротик стремится избавиться путем своеобразной компенсации своего социального «дефекта», возмещением недостающего ему социального качества за счет развития других способностей. Такую «компенсацию» своей «ущербности» и «неполноценности» за счет гипертрофии тех качеств и свойств личности, которые ценятся в социальном окружении невротика, вряд ли, однако, можно считать удачной, так как это вовсе не делает его социально полноценным и устойчивым. Даже если невротику удается «компенсировать» свою внешнюю неуверенность, робость, слабость, он все же чувствует себя не в своем положении, время от времени остро тяготится им. Всякая «компенсация» направлена лишь на проявление вовне, рассчитана на окружающих. Это – фасад, оформленный во вкусе времени и общества, это – защитная стена; здесь речь идет только о внешней, демонстративной полноценности, никоим образом не поддержанной внутренним мироощущением невротика; это не выход из невротизма, не изживание невроза, а следствие его.
Когда слепой компенсирует свой дефект изощренным развитием слуха и осязания, эта компенсация конструктивна и оправдана. Но когда невротик «компенсирует» свою застенчивость, неуверенность и т. д. развитием, скажем, физической ловкости и силы, то становится только ловчее и сильнее для того социального круга, в котором ценится физическая сила, а робость, застенчивость, неуверенность рассматриваются как признаки слабости и неполноценности и отвергаются. Он ничего не компенсировал, он просто искусственно и сознательно гипертрофировал то, что приветствуется его окружением.
Не всякий сильный человек – борец. Можно обладать колоссальной силой и не использовать ее для наглядной демонстрации, прибегая к ней лишь в тех обстоятельствах, когда это требуется. Сила в этом случае средство, а не самоцель. Невротик, хватающийся за банальное проявление силы, борется за силу как за цель, а не средство, делает для себя средство целью, и в этом весь абсурд его социального существования. «Сила» нужна ему сама по себе, он не хочет быть «хуже других», но эти «другие», возможно, используют «силу» по назначению, как инструмент, орудие, как средство в достижении своих целей, невротик же только отстаивает себя во мнении окружающих. Ложное отождествление своей личности со своим социальным фасадом, социальной маской ведет невротика к своеобразной гиперсоциальности, при которой внешняя социальная заинтересованность – лишь свидетельство социального безразличия, и чем явственнее первое, тем достовернее второе. Невротик, теряясь в разнообразии своих социальных масок и не зная, с которой из них тождественно его истинное лицо, в то же самое время субъективно чувствует себя единым, единственным, неповторимым; он занят поиском своего лица, соответствующего его мировосприятию; он ощущает себя личностью, но какая же личность без лица?
Своеобразие существования невротика имеет своим основанием зыбкую почву его внутренней неуверенности, точнее, недоверия к социальной действительности, в которой он живет. Сложность самосознания опирается у него на мучительную раздвоенность его существа.
Потому так трудны, изнуряюще противоречивы, дисгармоничны взаимоотношения невротика с другими людьми. Он постоянно чувствует свою предательскую неприспособленность, досадную несовпадаемость со своим социальным окружением, тяготится своей неспособностью приобщения к социальным ценностям существования, и потому вопрос общения с окружающими – его больной вопрос. Он чутко реагирует на все, что-касается его «социального лица», остро воспринимая в отношении себя характер человеческих отношений, потому что всегда неуверен в своей социальной самооценке; он –
