ананасовую большую аранжерею. Вины, употребляемые им, не токмо были лутчие, но, не довольствуяса теми, которые обыкновенно привозятся и употребляются, делал дома вино ананасовое. Екипаж его был блистающ златом, и он первый цук аглинских, тогда весьма дорогих лошадей имел; платье его соответвовало также пышности: злото, сребро, кружевы, шитье на нем блистали, и он первый по графе Алексее Григорьевиче Разумовском имел бриллиантовые пуговицы, звезду, ордены и еполет, с тою токмо разностию, что его бриллиантовые уборы богатея были. Во удовольствие своего любострастия всегда имел многих метрес, которым не желея деньги сыпал, а дабы и тело его могло согласоваться с такой роскошью, принимал ежедневно горячие лекарства, которые и смерть его приключили. Одним словом, хотя он тогда имел более 400 тысеч рублей доходу, но на его роскошь, любострастие и дары окружающих императрицу недоставало, и он умер, имея более миллиона на себе казенного долгу.
Примеры таковые не могли не разлиться на весь народ, и повсюдова роскошь и сластолюбие умножились. Домы стали великолепно убираться и стыдились не англинския мебели иметь; столы учинились великолепны, и повары, которые сперва не за первого человека в доме считались, стали великие деньги в жалованье получать. Так что Фукс, бывшей повар императрицын, и служившей ей в цесаревнах, хотя имел брегадирской чин, но жалованье получал по 800 рублев в год, а уже тогда и приватные стали давать рублев по пятисот, окроме содержания. Лимоны и померанцы не могли быть дороги в Петербурге, куда они кораблями привозятся, но в Москве они были толь редки, что разве для больного или для особливо великого стола их покупали, учинились и в Москве в иэобильстве. Вины дорогая и до того незнаемые не токмо в знатных домах вошли во употребление, но даже и низкие люди их употреблять начели, и за щегольство считалось их разных сортов на стол подавать, даже, что многие под тарелки в званые столы клали записки разным винам, дабы каждый мог попросить какое кому угодно. Пиво аглинское, до того и совсем не бывшее во употреблении, но введенное во употребление графиней Анной Карловной Воронцовой, которая его любила, стало не токмо в знатных столах ежедневно употребляться, но даже подлые люди, оставя употребление рускава пива, оным стали опиваться. Свечи, которые до сего по большей части употреблялиса сальные, а где в знатных домах, и то перед господами, употребляли вощеные, но и те из желтого воску, стали везде да и во множестве употребляться белые восковые. Роскошь в одеждах все пределы превзошел: парчевые, бархатные, с золотом и серебром, платья шитые золотом, серебром и шелками, ибо уже галуны за подлое почитали, и те в толиком множестве, что часто гардероб составлял почти равной капитал с прочим достатком какого придворного или щеголя, а и у умеренных людей оного всегда великое число было. Да можно ли было сему инако быть, когда сам государь прилегал все свои тщании ко украшению своей особы, когда он за правило себе имел каждый день новое платье надевать, а иногда по два и по три на день, и стыжусь сказать число, но уверяют, что несколько десятков тысеч разных платей после нее осталось. Мундиров тогда, кто имел токмо достаток, кроме должности своей не нашивали, и даже запрещено было в оных танцевать при дворе. Екипажи были умеренного с прочим великолепия, уже русского дела корета в презрении была, а надлежало иметь, с заплатою нескольких тысеч рублев, французскую и с точеными стеклами, чтоб шоры и лошади оной соответствовали и прочее. Однако при всем сем еще очень мало было сервизов серебреных, да и те большая часть жалованных государем; Степан Федорович Апраксин, человек пышной и раскошной, помнится мне, до конца жизни своей на фаянсе едал, довольствуяса иметь чаши серебреные, и я слыхал от Ивана Лукьяновича Талызина, что он первый из собственных своих денег сделал себе сервиз серебреной.
При сластолюбивом и роскошном государе не удивительно, что роскошь имел такия успехи, но достойно удивлению, что при набожной государыни, касательно до нравов, во многом божественному закону противуборствии были учинены. Сие есть в рассуждении хранения святости брака таинства по исповеданию нашей веры. Толь есть истинно, что единый порок и единый проступок влечет за собою другие. Мы можем положить сие время началом, в которое жены начели покидать своих мужей. Не знаю я обстоятельств первого странного разводу, но в самом деле он был таков. Иван Бутурлин, а чей сын не знаю, имел жену Анну Семеновну; с ней слюбился Степан Федорович Ушаков, и она, отошед от мужа своего, вышла за своего любовника, публично содеяв любодейственный и противный церкви сии брак, жили. Потом Анна Борисовна графиня Апраксина рожденная княжна Голицына, бывшая же в супружестве за графом Петром Алексеевичем Апраксиным, от него отошла. Я не вхожу в причины, чего ради она оставила своего мужа, который подлинно был человек распутного жития. Но знаю, что развод сей не церковным, но гражданским порядком был сужен. Муж ее, якобы за намерение учинить ей какую обиду в немецком позорище, был посажден под стражу и долго содержался, и наконец ведено ей было дать ее указную часть из мужня имения при живом муже, а именоваться ей попрежнему княжною Голицыною. И тако, отложа имя мужа своего, приведши его до посаждения под стражу, наследница части его имения учинилась, по тому токмо праву, что отец ее, князь Борис Васильевич, имел некоторой случей у двора, а потом, по разводе своем, она сделалась другом кнегини Елене Степановне Куракиной, любовнице графа Шувалова.
Пример таких разводов вскоре многими другими женами был последуем, и я токмо двух в царствовании императрицы Елисаветы Петровны именовал, а ныне их можно сотнями считать.
Еще Петр Великий, видя, что закон наш запрещает князь Никите Ивановичу Репнину вступить в четвертый брак, позволил ему иметь метресу, и детей его, под именем Репнинских, благородными признал. Так же князь Иван Юрьевич Трубецкой, быв пленен шведами, имел любовницу, сказывают, единую благородную женщину, в Стокгольме, которую он уверил, что он был вдов, и от нее имел сына, которого именовали Бецким, и сей еще при Петре Великом почтен был благородным и уже был в офицерских чинах. Такому примеру последуя, при царствовании императрицы Елисаветы, выбледок князь Василья Владимировича Долгорукова Рукин наравне с дворянами был производим. Алексей Данилович Татищев, не скрывая, холопку свою, отнявшую у мужа жену, в метресах содержал, и дети его дворянство получили. А сему подражая, ныне толико сих выбледков дворян умножилось, что повсюдова толпами их видно. Лицыны, Ранцовы и прочие, которые или дворянство получают, либо по случаю или за деньги до знатных чинов доходят, что кажется хотят истребить и честь законного рождения, и, не закрыто содержа метрес, являются знатные люди насмехаться и святостию закона, и моральным правилам, и благопристойности. И тако можно сказать, что и сии злы, толь обыкновенные в нынешнее время, отрыгнули корень свои в сие царствование.
Такое было расположение нравов при конце сей императрицы, и она, скончавшись, оставила престол свой племяннику своему, сыну старшей своей сестры, Анны Петровны, бывшей за герцогом Голстинским, Петру Федоровичу, государю, одаренному добрым сердцем, естли может оно быть в человеке, не имеющем ни разума, ни нравов, ибо, впрочем, он не токмо имел разум весьма слабый, но яко и помешанной, погруженный во все пороки: в сластолюбие, роскошь, пьянство и любострастие. Сей, взошедший на всероссийский престол, к поврежденным нравам быв сам с излихвою поврежден, равно по природному своему расположению, так что и во все время царствования императрицы Елисаветы старались наиболее его нравы испортить, не мог исправления им сделать.
Сей государь имел при себе главного своего любимца Льва Александровича Нарышкина, человека довольно умного, но такого ума, который ни к. какому делу стремления не имел, труслив, жаден к честям и корысти, удобен ко всякому роскошу, шутлив, и, словом, по обращениям своим и по охоте шутить более удобен быть придворным шутом, нежели вельможем. Сей был помощник всех его страстей.
Взошедши сей государь на всероссийский престол без основательного разуму и без знания во всяких делах, восхотел поднять вольным обхождением воинский чин. Все офицеры его голстинския, которых он малой корпус имел, и офицеры гвардии часто имели честь быть при его столе, куда всегда и дамы приглашались. Какие сии были столы? Тут вздорные разговоры, смешенные с неумеренным питьем, были смешены, тут после стола поставленный пунш и положенные трубки, продолжения пьянства и дым от курения табаку представлял более какой трактир, нежели дом государский; коротко одетой и громко кричащей офицер выигрывал над прямо знающим свою должность. Похвала прусскому королю, тогда токмо преставшему быть нашим неприятелем, и унижение храбрости российских войск составляли достоинство приобрести любление государево; и граф Захар Григорьевич Чернышев, при бывшей пробы российской и прусской взятой в плен артиллерии, за то, что старался доказать, и доказал, что российская артиллерия лутче услужена, не получил за сие андреевской ленты, которые тогда щедро были раздаваемы.
Имел государь любовницу, дурную и глупую, графиню Елисавету Романовну Воронцову, но ею, взошед на престол, он доволен не был, а вскоре все хорошие женщины под вожделение его были подвергнуты. Уверяют, что Александра Иванович Глебов, тогда бывший генерал-прокурор, и им
