обнаружены следы еще одного представителя этого семейства — «макропомы». Однако в отложениях более поздних эпох, образованных около 65 миллионов лет назад, следы целакантообразных отсутствовали вообще. [19]
Вот вам прекрасный пример того, когда палеонтология бессильна доказать очевидное.
Большинство зоологов продолжают отрицать способность некоторых представителей ископаемой фауны к выживанию, видимо потому, что они находятся в зависимости от традиционной теории, а вовсе не оттого, что они в это не верят. Такое отношение кажется тем более неслыханным, что оно основано на устаревших, наивных воззрениях, уже давным-давно отвергнутых.
В былые времена, когда ученые убедились, что ископаемые формы не просто какие-то «диковины», а действительно останки вымерших животных, они попытались увязать это открытие с откровениями книги Бытие. Так родилась теория исчезновения древних фаун вследствие глобальных катастроф, последней из которых был библейский потоп.
Что бы там ни говорили, а страдавший предрассудками и догматизмом Кювье изобрел свою знаменитую теорию о тектонических революциях Земли по той причине, что он не мог допустить, чтобы теория изменяемости видов шла вразрез с буквой Святого писания. По его мнению, повторяющиеся время от времени катастрофы всякий раз должны были непременно сопровождаться появлением каких-то новых форм. К такому же выводу, впрочем, пришел и его ученик Альсид д'Орбиньи, который даже сумел с точностью установить, что все известные ископаемые фауны произошли от 27 последовательно сменявших друг друга исходных форм.
Святая наивность видного бретонского натуралиста всегда была предметом насмешек. Тем не менее он единственный из всех последователей теории катастроф, который никогда не противоречил самому себе.
Что же касается Кювье, то он с присущим ему лицемерием говорил: «Я не утверждаю, что для воспроизводства ныне существующих видов нужна была некая новая исходная форма: я просто имею в виду, что прежде их не было там, где они есть теперь, и что они, должно быть, пришли туда извне».
Для меня навсегда останется загадкой, почему столько здравомыслящих людей позволили ввести себя в заблуждение этим нелепым толкованием. Ведь оно предполагает, что изначально земная фауна была богата и весьма разнообразна и что она включала в себя все виды, какие только возможно. После каждой, скажем так, глобальной катастрофы Землю должны были населять лишь уцелевшие виды, и, таким образом, земная фауна должна была постепенно оскудевать.
Такое предположение, с одной стороны, полностью расходится с данными палеонтологии, которые «отцу» этой науки следовало бы знать. Чем глубже ученые проникали в геологические отложения, тем менее разнообразны были формы, которые они там находили: в отложениях доюрского периода уже не было птиц; дотриасового — млекопитающих; доугольного — рептилий; додевонского — земноводных; доордовикского — рыб; а в отложениях докембрийского периода не было ничего, кроме следов самых примитивных организмов — одноклеточных и губок. Выходит, что со временем земная фауна не только не оскудевала, а напротив, становилась все богаче и разнообразнее.
С другой стороны, толкование Кювье, безусловно, противоречит… его собственным теориям. Не он ли утверждал, что «человек не мог быть современником так называемых допотопных животных»?
Да, но если человеческий род не пустил корни на Земле уже в начале всех времен и если он ведет свое происхождение не от первобытных форм, в таком случае откуда он вообще взялся?
«Извне», — отвечает Кювье, ничуть не скрывая своих религиозных и философских воззрений. И тут так и хочется произнести: «Аминь!»
Пагубное влияние этого незыблемого и непримиримого учения, долгое время тяготевшего над исследователями, приводило к тому, что они становились жертвами нелепейших заблуждений. В 1854 году одно общество естественной истории сочло невозможным опубликовать сообщение о палеонтологических открытиях, удостоверенных тремя заслуживающими доверия экспертами, потому что оно расценило его как «не соответствующее действительности».
В этом сообщении говорилось не более и не менее как об обработанных каменных орудиях, найденных подле останков ископаемых животных.
В 1860 году Парижская академия наук отказалась по той же причине выпустить работу замечательного зоолога Эдуарда Лартэ «О геологическом возрасте человека в Западной Европе». И он был вынужден опубликовать ее в Швейцарии и Англии, где она была встречена с радостью…
Спустя некоторое время после смерти Лартэ родственники ученого, придя в ужас от его еретических воззрений — он тоже верил в то, что человек был современником ископаемых фаун, — сняли все его труды с продажи и пустили их под нож.
Но пусть эти забавные случаи не вызывают у нас улыбки. Даже сегодня — по тем же самым причинам, теперь уже малопонятным, — многие научные журналы отказались бы печатать сообщение, в котором на полном серьезе рассматривалась бы вероятность того, что некоторые ископаемые виды сохранились до наших дней.
К сожалению, не так-то просто избавиться от «оков» учения, навязанного силой. Когда наконец восторжествовала теория эволюции, сначала ее толковали несколько упрощенно, дабы не вызвать резкого разрушения устаревших догм.
Идею «скачкообразной» сменяемости фаун просто заменили теорией их «непрерывного» развития, из чего был сделан вывод: любую древнюю форму следует рассматривать как прямого предка более поздних, родственных ей форм. В соответствии с этим принципом получалось, что современных ящериц надо считать потомками динозавров палеозоя!
И, само собой разумеется, любое животное, типичное для той или иной геологической эпохи, уже не могло попасть в следующую эпоху, поскольку оно должно было постоянно видоизменяться.
Таким образом, появилось новое основание, чтобы можно было отрицать априори вероятность сохранения архаичных форм до наших дней.
Со временем мы мало-помалу свыклись с понятием «живые ископаемые», и отныне нам уже ясно, что эволюция происходит не скачкообразно, а по «кустообразному» принципу.
Образно говоря, зоологический тип с индивидуальной приспособляемостью не может появиться сам по себе на конце одной из веток куста, которая представляет собой возникшую ранее и уже распустившуюся группу. На самом деле он происходит от синтетического типа-производителя, расположенного в основании куста. Пройдя беспрепятственно и незаметно определенный отрезок эволюционного пути, он становится молодым побегом и в конце концов находит себе среду, наиболее благоприятную для роста; в это же самое время он вдруг резко распускается и начинает плодоносить, производя разнообразные формы. Покуда эти формы развиваются и обретают самостоятельность, основание куста может пустить новый неприметный росток, которому в дальнейшем будет суждено дать жизнь другой самостоятельной группе. И так далее.
Вот почему их следует искать главным образом в самых недоступных местах земного шара — на островах, на высокогорьях, в подземных пещерах, девственных лесах, болотах, пустынях, а также в наименее посещаемых судами морях, скорее всего в их глубинах.
Таким образом, в двух предыдущих главах мы установили априори, что на Земле, возможно, есть еще много неизвестных крупных животных. Кроме того, мы убедились апостериори, что наши фаунистические каталоги из года в год пополняются новыми видами. Теперь мы знаем, что в будущем список зоологических открытий может обогатиться и известными видами, которые, однако, принято считать ископаемыми. Сейчас нам остается только подготовиться к путешествию «по следам невиданных зверей», предварительно изучив предстоящий маршрут. Поскольку речь здесь идет о животных, возьмем с собой в дорогу особенную, зоологическую карту; с ее помощью мы побываем поочередно во всех крупных зоогеографических областях Земли. А начнем мы наше кругосветное путешествие с восточной, или индийской, области — то есть с Юго-Восточной Азии; далее двинемся на восток и пересечем австралийскую область, куда, кроме Австралии, входят Новая Гвинея, Новая Зеландия и прилегающие к ним острова. Вслед
