На пороге лачуги появился человек и, прислонившись к косяку, наблюдал за Уолтом. Болезненно худой, с выпиравшими из-под кожи скулами и холодными глазами он напоминал голодного волка. Человек стоял, скрестив руки на груди, не нарушая ни единым словом приветствия безразличного молчания.
Уолт повернулся к нему и, показывая на ободранную картонную табличку, прибитую к стене лачуги, спросил:
— Пирон?
Человек едва заметно кивнул, подтверждая этим жестом правильность догадки Уолта.
— Я ищу, где можно купить монеты. Я имею в виду — редкие. Не могли бы вы мне помочь?
— Je ne comprends pas, — сказал человек. — Не понимаю. Не говорю по-английски.
— А, вот как, — дружелюбно отозвался Уолт и с легкостью повторил свой вопрос по- французски.
В глазах собеседника мелькнуло удивление, но тут же пропало.
— Монеты, — протянул он, — какие же?
— Американские старые центы. Те, которые с головой индейца.
— Каких лет?
— 1903 и 1904 года.
— И еще?
— Еще 1906-го.
— Три, четыре, шесть — магические числа, отлично. — И сказал:
— Так вы тот самый?
— Да.
— А Мерсье, я вижу, передал вам. Я, правда, думал, он сам принесет ответ.
— Нет, он здесь занимается только распределением. Жалобы рассматриваю я.
— Так вы проделали весь этот путь из Америки ради того, чтобы рассмотреть мою?
Пирон оглядел Уолта с ног до головы и довольно улыбнулся, обнажив зубы в золотых коронках.
— Прелестно, — продолжал он, — просто прелестно. Кто бы мог подумать? А посмотреть на вас, так решишь: сама святая простота посетила город Париж. Вы могли бы вынести весь Лувр под мышкой, и ни один полицейский и внимания бы не обратил.
Уолт жестом показал на снующую вокруг толпу.
— Стоит ли разговаривать об этом здесь?
— Правильно, правильно. — Пирон жестом пригласил его войти внутрь, прошел сам и закрыл за собой дверь, заперев ее на засов. В помещении не было окон, и только колеблющееся пламя керосиновой лампы тускло освещало комнату.
Вся обстановка состояла из старого кухонного стола и стула. Вдоль стен располагалась чудовищных размеров мебель, предназначенная для продажи: горки, комоды, шкафы. Их было немного.
— Мы здесь в полном одиночестве, — заверил его Пирон. — Вряд ли кто-нибудь заинтересуется битыми бутылками.
— Остроумно придумано, — отозвался Уолт.
— Вот именно, я тоже так считаю. А вся эта рухлядь, сами видите, таких размеров, черт бы ее побрал, что для нее надо сначала собор купить, а то не влезет. Так что не волнуйтесь, никто сюда не забредет, пока мы не уладим наше дельце. Лучше побеспокойтесь о том, как меня осчастливить. А для начала сядь и положи руки на стол.
Пирон стоял позади него. Осторожно повернув голову, Уолт уловил зловещий блеск пистолета, направленного ему в спину.
— Это еще что такое? — спросил он.
— А ты как думал? — со злобой ответил Пирон. — После того, что случилось пару лет назад с тем парнем из Бельвилля, я не могу рисковать. Еще я слышал о неприятностях, которые случились с тем беднягой в Неаполе. Вышел из строя. Так что сиди спокойно и не действуй на нервы. Если захочешь дать мне по носу, сначала спроси.
Уолт сел, положил руки на стол, ладонями вниз, и слегка отодвинулся, чтобы оставить место для фотоаппарата и футляра с фотопринадлежностями.
— Я вижу, ты много знаешь того, что тебя совсем не касается, — сказал он. — Насколько понимаю, тут вот о чем речь: или мы платим, или ты настучишь полиции.
Пирон стоял в нескольких футах от стола, пистолет в его руке не шелохнулся.
— Вот именно, об этом речь.
— О чем же ты будешь стучать? — невозмутимо поинтересовался Уолт. Погибли двое мошенников, ну и что? И в кого ты будешь тыкать пальцем, в Мерсье? Гарантирую, у него есть алиби в обоих случаях, так что выставишь себя дураком, только и всего.
— Да уж не сомневаюсь, алиби у него есть. Вот только я-то знаю о всех ваших делах куда больше, не только об этих двух бедолагах. Неужели я, такой идиот, чтобы прижимать вас без доказательств?
— Блефуешь, Пирон. Неплохо придумано, только все это игра.
— Черта с два. Хочешь послушать?
— Сначала положи эту свою штуку. Очень трудно сосредоточиться, когда тебе в лицо тыкают пистолетом.
— Ах, как нехорошо, — с ядовитым смешком заметил Пирон, — но я столько хлопот затратил, чтобы сочинить свой рассказ; ужасно не хочется, чтобы меня перебили на середине. Вот закончу, тогда сам суди, где тут правда, где нет, а заодно и решишь, сколько будет стоить моя история.
— Я по-прежнему утверждаю, все это пустые разговоры.
— Да? А вот послушай. Во-первых, свой товар вы изготавливаете на частном предприятии в Штатах. Это отлично оборудованная типография. У вас есть первоклассный гравировщик, вы его спрятали там, у себя, он делает матрицы. Это настоящий профессионал, во время войны он работал на военных они делали фальшивые банкноты, которые потом выбрасывали на рынок в Германии и Италии. По документам его уже двадцать лет как нет в живых, но мы-то знаем, что это не так, а?
Уолт пожал плечами.
— Это и есть твоя история? — спросил он.
— Да, и неплохая, правда? Пожалуй, она будет стоить побольше, чем ты думал, когда входил сюда. Я случайно узнал, что у вас ума хватает не связываться с фальшивыми долларами, чтобы не навлечь на себя неприятности в Штатах. Нет, все эти годы вы выпускали франки, лиры, западногерманские марки, а возможно, еще песеты и фунты. Потом вы развозили их по небольшим переплетным мастерским и сдавали перекупщикам, вроде Мерсье, еще одному парню в Неаполе, еще есть у вас один в Берлине и других местах. А эти ребята уже передавали товар всякой мелочи, вроде меня, чтобы мы сдавали его из тридцати процентов по номиналу, причем я получаю какие-то вшивые пять процентов. Пять процентов, — повторил Пирон со злобным презрением в голосе, — и это за такой риск. Короче говоря, мне этого мало. Я все сказал Мерсье, а теперь говорю вам. Когда знаешь так много, как я, ты уже больше не мелочь и не обязан работать за гроши.
— Сколько же ты хочешь получать? — спросил Уолт.
— Ага! Теперь по-другому запел! Отличная получилась шутка. — Золотые зубы Пирона победно ощерились в злобной усмешке. — Давай-давай, пой сладко, а не то придется тебе кисло.
— Не трать время попусту. Говори по существу.
— Непременно по существу, а как же иначе? Значит, так. Мне не по душе больше эта работа на комиссионных. Я свое получаю только с того товара, который толкну. А это значит, что, когда дела стоят, я здесь с голоду подыхаю. Теперь я тоже хочу немного получать. Пусть Мерсье каждый раз, когда передает мне партию, отстегивает мне хорошую пачку настоящих деньжат.
— Сколько?
— Давай так, — холодно заявил Пирон, — ты называешь цифру, а я говорю, счастлив я ее услышать или нет.
Уолт пожал плечами.
— Я предлагаю по-другому. Первый платеж будет прямо сейчас. Но при условии, что ты уберешь свою пушку. Пора понять, этим ты меня не испугаешь.
