на буржуйке в ее комнатушке. Повезло, по дороге домой удалось найти кусок оглобли, и Даша смогла немного протопить и согреть воды. Жаль, что нет сахарину, да только откуда его взять? Может, на следующий месяц в пайке немного дадут. Обещали, по крайней мере. Счастье еще, что она умела печатать и смогла найти работу в непонятной конторе с диким названием. Работать приходилось очень много, но зато ей дали небольшой паек и можно было с трудом, но выжить. Хотя Даша иногда сомневались в необходимости этого самого выживания. Что ждет ее впереди? Девушка не знала, но не думала, что хоть что-нибудь хорошее. Ее даже один раз хватали чекисты, но почему-то отпустили. Возможно, они не знали, что ее брат белый офицер. А сама она, понятно, об этом обстоятельстве не распространялась.
Даша снова осторожно оглянулась и мышкой скользнула к кладовке, в которой умирал Алексей Игоревич. В последние несколько месяцев ее жизнь стала совсем уж невыносимой. На нее положил глаз один из новых жильцов, красномордый, вечно пьяный Илья, и не давал девушке проходу. Каждый раз, когда Даше не везло на него напороться, он зажимал девушку в углу и принимался лапать, говоря всякие скабрезности. За защитой обратиться было не к кому, уходить тоже некуда. Потому Даша старалась избегать его, как только могла. Если она слышала, что Илья заявился домой, то носу не казала из своей комнатки. Ведь девушка прекрасно понимала, что если даже сей скот ее изнасилует, то ничего ему не будет. Спасибо Господу, что пока он все же не решался на подобное. Впрочем, как и все подобные личности, Илья оказался откровенным трусом, Даша видела как он унижался перед любым, обладающим хоть мало- мальской властью. Однажды Даша пригрозила ему, что в случает изнасилования пойдет в ЧК и обвинит его в связях с белогвардейским подпольем. После этого Илья вообще не трогал ее недели две и девушка успокоилась, но переполненное винными парами сознание похотливого «пролетария» не способно было долго предаваться страху. И вскорости все началось снова. Правда, теперь он пытался купить расположение девушки продуктами и рассказывал соседям, что она проститутка. И до того Даша была не в слишком хороших отношениях с подселенными, а теперь стало и вовсе невозможно. В ее сторону чуть ли не плевали, а оправдываться в чем-либо перед этими девушка считала ниже своего достоинства. Предпочли поверить Илье? Бог им судья. Сама Даша прекрасно знала, что скорее умрет с голоду, чем продаст свое тело кому-нибудь. Она привычно постучала в дверь, хотя и знала, что Алексей Игоревич не встает. Однако входить без стука невежливо.
— Здравствуйте, Дашенька! — поприветствовал ее старик и слабо улыбнулся, слегка приподнявшись с кучи тряпья, заменявшего ему постель.
— Здравствуйте, Алексей Игоревич, — поздоровалась девушка. — Я тут вам немного хлеба с кипятком принесла, вы попейте пока не остыло.
— Да что же вы от себя отрываете-то? — слегка покраснел он. — Все возитесь и возитесь со мной, будто я вам отец или дед…
— Мы же люди, а не звери, — грустно улыбнулась Даша. — И не эти…
Она кивнула в сторону двери, подразумевая новую власть и ее представителей, от которых жалости и человечности действительно дождаться было трудно, если вообще возможно.
— Так что, вы кушайте. И не беспокойтесь, я вон какая маленькая, мне совсем немного надо.
И добрая улыбка осветила ее лицо, ставшее в этот момент настолько красивым, что старый человек чуть не захлебнулся от восторга. Все это время Алексею Игоревичу было мучительно стыдно есть то, что приносила эта совсем чужая ему девочка. Он все время пытался отказаться и Дашенька все время его уговаривала, как уговаривают порой маленького ребенка. И старик ел… Но ежедневно молил Господа прекратить его мучения, да и девочке полегче будет после того, как его не станет. Но Господь почему-то медлил… Алексей Игоревич продолжал жить и проклинать эту самую жизнь. Дашеньке он, конечно, этого не говорил, не хотел огорчать милое дитя. Он вспомнил девушку такой, какой помнил ее до семнадцатого года, и только вздохнул. Кто мог заподозрить в той беззаботной пташке в белоснежном платьице такую огромную душу? Такую доброту? Впрочем, и лучшие, и худшие качества человека почему-то проявляются именно в беде, именно в самых трудных условиях. Почему так? Алексей Игоревич ответа на этот вопрос не знал, знал только, что это именно так. Старик с жалостью посмотрел на девушку и вздохнул — сама худенькая, что тот воробушек… А тут еще проклятый Илья совсем бедняжке жизни не дает. Будь он здоров, так показал бы этой сволочи где раки зимуют. Алексей Игоревич прикусил губу — посоветовать бы Дашеньке что-нибудь, да что тут посоветуешь? Он покорно съел размоченный хлеб, запил уже остывшим кипятком и поблагодарил девушку. Потом, желая хоть чем-то порадовать ее, принялся рассказывать один из романов Дюма-пэра. Дашенька всегда рада была послушать что-нибудь такое и отвлечься от страшной реальности. Ее глаза в такие моменты становились мечтательными, и хотелось бы старику знать, о чем она думает. Но спрашивать Алексей Игоревич не решался.
— Ладно, пойду, — спохватилась девушка наконец. — Поздно уже, а мне завтра к семи на работу.
— Идите, Дашенька, идите, — улыбнулся ей старик. — Поспите и пусть вам приснится что-нибудь хорошее.
— Спасибо, Алексей Игоревич, — улыбнулась она.
Даша вышла из кладовки и аккуратно притворила за собой дверь. Спать хотелось неимоверно, болели глаза, спина, ноги. Сегодня ей пришлось сидеть за пишущей машинкой почти пятнадцать часов и девушка очень устала. Она повернулась и замерла. Прямо посреди коридора стоял гнусно ухмыляющийся Илья, явно поджидавший ее. О, Господи! Только его и не хватало!
— Ну чо, Дашка, надумала? — хрипло спросил красномордый и осклабился. — Полфунта сала дам! Свежее, деревенское!
— Ешьте ваше сало сами! — брезгливо ответила девушка, сглотнув, правда, голодную слюну. — И оставьте вы меня в покое!
— Ты гля, кака цаца! — хохотнул Илья. — Смотри, допрыгаишси…
Он, гнусно ухмыльнувшись, шагнул вперед и поймал попытавшуюся ускользнуть Дашу за рукав. Прижав ее к стене, принялся беспардонно лапать. Да так, что девушка вскрикнула от боли. Она сопротивлялась изо всех сил, молча сопротивлялась, но Илья обладал бычьей силой и только похохатывал в ответ на все ее попытки сопротивления. А кричать было совершенно бесполезно, ее же виноватой и выставят. Рука Ильи проникла под юбку, и Даша не смогла сдержать слез отчаяния. Уже не помня себя, девушка вырвала одну руку из хватки насильника и ткнула его пальцем в глаз. Илья взвыл и отпрянул. Даша рванулась в сторону и в ужасе оглянулась. Добежать до своей комнаты она не могла, эта сволочь стояла на дороге. Господи, да куда же деваться-то? Она кинулась к кладовке Алексея Игоревича и рванула на себя дверь, надеясь, что успеет запереть ее за собой. Но не успела. Удар в спину отшвырнул Дашу к стене.
— Ну, сучка дворянская! — послышался за ее спиной рев Ильи. — Усе, п…ц тебе!
Сильно ударившаяся девушка повернулась и заставила себя встать, невзирая на боль.
— Оставьте девушку в покое, имейте совесть! — раздался голос Алексея Игоревича, с трудом приподнявшегося на кровати.
— А ты, хрыч старый, ваще заткнись в тряпочку! — гаркнул красномордый. — А то щас придушу!
Он снова повернулся к сжавшейся в уголке девушке. И Даша вздрогнула — в руке Илья сжимал нож.
— Знать так, сучка! — продолжил он, поигрывая ножом. — Щас ты у меня за щеку брать бушь! Поняла? И хорошо брать, попробуй токо укуси!
Господи! Помоги! Да что же ему надо, подонку такому? Даша в ужасе смотрела на Илью и понимала, что сейчас с ней случится что-то страшное. Она не обратила внимание на возникшую в дверном проеме темную фигуру. Только удивленно моргнула, когда какая-то сила выдернула Илью из кладовки в коридор, оттуда послышались звуки ударов и хриплый мат насильника. Он что-то орал, но быстро заткнулся и вскоре только хрипел. Ничего не понимающая Даша продолжала удивленно смотреть на дверь. В этот момент внутрь кладовки вошел человек в черно-серебристой, явно офицерской форме.
— Позвольте представиться, сударыня, — поклонился он, — штабс-капитан Ненашев, Никита Александрович.
— Очень приятно, господин штабс-капитан… — пробормотала ошеломленная девушка.
А офицер уже повернулся к двери и негромко бросил кому-то:
