удобно, как если бы это была настоящая хижина.
Мало того, он ухитрился даже пробить окна в этом странном жилище и сделал дверь из одного куска коры, герметически закрывавшего отверстие.
Жилище было разделено на две равные части посредством перегородки.
Правая сторона, предоставленная хозяину, заключала в себе постель, сундук, два стула, два табурета и стол.
Левая сторона служила конюшней; в ней свободно могли помещаться две лошади, а иногда здесь стояло и по четыре лошади сразу. Несколько штук кур жили, как умели, бок о бок с лошадьми.
Хозяин этого таинственного жилища стряпал на воздухе, под навесом, верх которого служил чердаком для подножного корма и чуланом для хранения овощей и т. п.
Несколько охапок травы, валявшихся в самом темном углу хижины и покрытых овечьими и медвежьими шкурами, дали возможность устроить постель, на которую тотчас же положили раненого.
Он уже был не в обмороке, а спал. Слабость, причиненная потерей крови, погрузила его в глубокий сон, почти летаргический.
Изгнанник и Змея, положив капитана на импровизированную постель, сами сели за стол и, поставив на него горшок с сидром, закурили трубки.
— Значит, вас задержала случайная встреча с этим негодяем? — спросил Змея, протягивая свой стакан, чтобы чокнуться с хозяином.
— Отчасти это, а отчасти и кое-что другое, товарищ, — отвечал Жан-Поль, чокаясь своим стаканом о стакан своего собеседника. — В колонии довольно шумно в настоящую минуту.
— Вы мне это говорили, но я все-таки понять не могу, какое нам до всего этого дело и насколько может касаться нас то, что делается в колонии.
— Потом ты это поймешь, — продолжал Изгнанник с насмешливой улыбкой, — если, конечно, ты расположен служить мне и дальше, как служил до сих пор.
— Неужели вы в этом еще сомневаетесь, хозяин? — спросил Змея с видимым волнением. — Клянусь святой Анной из Орэ, — добавил он, благоговейно поднося руку к шляпе, — я ваш душой и телом, хозяин, я ваша собственность, ваша вещь, я, словом, весь ваш. Не говорите же так со мной, это мне очень больно слышать, а вы ведь знаете, что я иногда брыкаюсь…
— Постой, постой, успокойся, я не хотел оскорблять тебя, — сказал Изгнанник, — я тебя знаю и ценю.
— В добрый час! — продолжал Змея, сдерживая волнение. — Я знаю, что я негодяй, изгнанный из общества, которое хорошо сделало, отвергнув такую паршивую овцу, как я; у меня, к несчастью, много пороков, я совершил много преступлений и за мной нет ни одного доброго дела, чтобы бросить его на весы. Все это правда, но у меня есть одна добродетель: моя испытанная преданность вам! Не сомневайтесь же в ней, умоляю вас, если не хотите, чтобы я выкинул какую-нибудь отчаянную штуку!
— Ну, ну! Ты стараешься казаться гораздо хуже, чем на самом деле; я знаю тебя лучше, чем ты думаешь.
— Нет, я только говорю правду про самого себя, я — вонючее животное, ядовитая тварь, все что хотите. Я ненавижу всех людей без исключения, и они воздают мне за это сторицей и имеют полное право поступать таким образом; но я люблю вас, но не за то, что вы десять раз спасали мне жизнь… Что это для меня? Меньше чем ничего.
— Так за что же? — спросил Изгнанник с некоторым любопытством.
— За то, что вы один из всех людей, с которыми мне только приходилось иметь дело, не отвернулись от меня с презрением; за то, что вы открыли во мне хорошие стороны в этом ужасном хаосе моих пороков; за то, что, вместо того, чтобы презирать меня и отталкивать, вы великодушно протянули мне руку помощи; за то, что вы меня пожалели, — словом за то, что вы подняли меня самого в моих собственных глазах и доказали мне, что я, собака и проклятая Змея, могу еще годиться на что-нибудь и, может быть, даже делать добро.
— Ну, и ты видишь, что я был прав, и ты вовсе не так дурен, как говоришь, но довольно говорить об этом, пожалуйста, и потолкуем лучше о наших делах: я спешу.
— Я к вашим услугам.
— Я случайно наткнулся на этого раненого. Я появился как раз в ту минуту, когда те, которые, по всей вероятности, были настоящими виновниками приключения, окончившегося для его так печально, спокойно совещались между собой: бросить ли его в Огио с камнем на шее или же прикончить ударом кинжала?
— Странная отплата, нечего сказать.
— Не так ли? Я слышал, как они совещались, и это заставило меня призадуматься… затем я показался им и спас его. Их я должен снова увидеть завтра. У меня явились некоторые подозрения, которые мне хотелось бы проверить: может быть, дело это гораздо выгоднее для наших проектов, чем мы думаем. Во всяком случае, принимая во внимание положение, в котором мы находимся, никакие меры предосторожности не будут лишними. Ты меня понимаешь?
— Прекрасно.
— Вот почему я привез этого негодяя сюда, вместо того, чтобы отвезти его к себе; как только он будет в состоянии говорить, выспроси его поискуснее, поисповедай его и доведи до того, чтобы он рассказал тебе свое приключение.
— В случае надобности я расскажу ему, как хотели с ним поступить лица, у которых вы его отняли.
— Напротив, этого ты ни в коем случае не делай; надо, чтобы он про них даже не знал и думал, что эти лица принимают в нем большое участие.
— Как вам будет угодно.
— Я без всякого стеснения могу добыть некоторые сведения с другой стороны. Что же касается тебя, забудь или сделай вид, что ты забыл злобу, которую ты к нему питаешь; даже уверь его, если окажется нужным, что ты именно и спас его.
— Ну этого я уж ни за что не стану делать. Да, впрочем, он мне и не поверит, он слишком хорошо знает, как сильно я его ненавижу.
— Весьма возможно! Итак, действуй по своему усмотрению; лишь бы ты не уклонялся от моих инструкций, все остальное безразлично.
— Хорошо! Хорошо! Будьте спокойны, я ведь не ребенок! Изгнанник встал.
— Вы уже уезжаете?
— Да, становится поздно, отсюда до меня далеко, моя дочь, пожалуй, станет беспокоиться.
— Это верно! Когда же я вас опять увижу?
— Как только я буду свободен: может быть, завтра, а уж послезавтра наверняка.
— Я буду вас ждать. Больше вы мне еще ничего не скажете?
— Нет, будь осторожнее, вот и все!
— Ну, а если придет кто-нибудь из тех, кого вы знаете?
— Никто не придет раньше двух дней; я предупредил…
Змея поднялся, в свою очередь, и вывел лошадь из конюшни.
— В особенности, — продолжал Жан-Поль, садясь в седло, — ухаживай хорошенько за нашим раненым, может быть, он со временем нам еще пригодится.
— Положитесь на меня. Ведь вы знаете, — добавил Змея с улыбкой и выражением, которое он старался сделать хитрым, — у меня есть некоторые познания в медицине и в хирургии.
— Вот потому-то я и привез его сюда. Ну, прощай! До завтра или самое позднее до послезавтра.
— Хорошо. А в какое время, приблизительно, вы приедете?
— Я и сам не знаю… после обеда.
— Хорошо! Итак, прощайте, желаю вам успеха!
— Благодарю.
Змея раскрыл проход.
Изгнанник вступил в лес; затем лианы были тщательно за ним задвинуты, но не прежде, чем эти
