— это самый жестокий бич, который может постигнуть народ! Дай Господи, чтобы она была как можно короче. Но если уж терпение и милосердие Всемогущего истощились и он допустил эту братоубийственную войну, то будем надеяться, что выйдут победителями право и справедливость и что притеснители — причина всего зла — будут навсегда изгнаны из земли, которую они так долго оскверняли своим ненавистным присутствием.
— Дай Господи, дай Господи! — прочувствованным голосом подтвердили все присутствующие.
— Но как же удалось вам ускользнуть из асиенды, когда в нее пришли солдаты, Квониам? — спросил Транкиль.
— А я понял, что если буду глазеть на мундиры и ряды солдат, то, когда порядок немного водвориться, ворота запрут и для меня надолго исчезнет надежда выйти из асиенды. Ничего не говоря, я слез с лошади и, ведя ее на поводу, стал пробираться через галдевшую толпу. Когда я увидел, что выбрался наружу, я снова сел в седло и пустился улепетывать прочь, и хорошо сделал, так как через пять минут все ворота были заперты.
— И вы направились прямо сюда?
Квониам лукаво улыбнулся.
— Вы так полагаете? — сказал он.
— Предполагаю, по крайней мере.
— Ну и ошибаетесь: я сюда пришел не прямо, хотя, честное слово, я сильно желал этого.
— Что же еще случилось с вами?
— А вот увидите, я еще не досказал.
— Ну так продолжайте, но пожалуйста, поскорее, если можете.
— Каждый делает что может, нельзя требовать от него большего.
— Ну ладно, говорите как хотите.
— Никогда я не ездил, — вновь начал негр, — с таким легким сердцем. Мой конь, кажется, разделял мое нетерпение удалиться поскорее от асиенды и летел во весь дух. Так продолжалось часа четыре, в конце которых я счел нужным дать лошади отдохнуть. Животные похожи на людей, — извините за сравнение, — если надорвать их силы, то они сразу отказываются служить вам, что случилось бы и со мной, если бы я не остановился вовремя.
Дав попастись коню часа два, я обтер его травой и поехал далее. Проехал я не более часа, как вдруг меня окружил многочисленный отряд всадников, вооруженных с ног до головы. Они появились из глубокого оврага так быстро, что я не успел ничего сообразить. Встреча эта, сказать по правде, была мне не особенно приятна, так как всадники, казалось, вовсе не были расположены ко мне дружелюбно. Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы один из всадников не узнал меня, хотя я и не могу припомнить, где его видел. Этот всадник крикнул: «Э-э! Да это друг, это — Квониам, товарищ Транкиля!» Признаюсь, это восклицание доставило мне удовольствие: как ни будь храбр, но бывают случаи, когда невольно чувствуешь страх. Именно такой страх и напал на меня в тот момент.
Охотники улыбнулись при этой наивной откровенности негра, но не прервали его, видя, что он подходит к самому интересному пункту своего длинного и многословного рассказа.
— В ту же минуту, — продолжал негр, — обращение этих людей со мной переменилось: раньше они были грубы, а тут стали вежливы и любезны. «Отведем его к вожаку», — сказал один из них. Другие согласились с ним. Я не сопротивлялся: сопротивляться было бы безумием с моей стороны. Я беспрекословно последовал за человеком, который взялся проводить меня к своему вожаку, хотя внутренне и проклинал это осиное гнездо, в которое попал. Путь был, к счастью, не длинен. Знаете ли вы, Транкиль, кто этот человек, к которому меня привели?
— Ягуар, — спокойно отвечал охотник.
— А! — с удивлением воскликнул негр. — Вы угадали! Ну, а что касается меня, то, не скрою, я был крайне удивлен, хотя, вообще, я должен отдать ему справедливость — принял он меня очень хорошо. Он стал расспрашивать меня о многих вещах, на что я отвечал как умел: откуда я еду, что делается на асиенде, куда я направляюсь, не сообщу ли я еще чего ему? Разговаривал он со мною около часу, затем, удовлетворенный моими сведениями, он отпустил меня продолжать свой путь, а сам отправился в противоположную сторону, кажется, к асиенде дель-Меските.
— Не имеет ли он намерения осадить ее?
— Именно это, кажется, он и хочет сделать, но, хотя он и ведет с собою до тысячи двухсот отчаянных головорезов, едва ли у них когти будут так крепки, чтобы разнести такие толстые стены.
— Все это в руках Божьих, дружище. Всели вы сообщили, наконец?
— Сейчас.
— Ну так продолжайте.
— Прежде чем освободить меня, Ягуар осведомился о вас и с особенным интересом о донье Кармеле, потом он написал на клочке бумаги несколько слов и поручил мне передать это вам, как только я вас увижу.
— Слава тебе, Господи! — оживился Транкиль. — Да что же вы так долго томили нас и не передавали записку.
— А мне нужно было сначала рассказать обо всем, что со мной случилось. Но время еще терпит — вот записка.
И с этими словами Квониам вытащил из кармана записку и подал ее Транкилю, который почти вырвал ее у него из рук.
Негр, убежденный, что он вполне правильно исполнил данное ему поручение, не мог понять этого нетерпеливого жеста. Он изумленно взглянул на охотника, потом чуть заметно приподнял плечи, набил трубку и принялся курить, не обращая ни малейшего внимания на то, что происходило вокруг него.
Канадец, между тем, с жадностью развернул бумагу. Он перевернул ее несколько раз и так и этак, и на лице его изобразилось замешательство. По временам он взглядывал на Чистое Сердце, который вытащил из костра горящую головню и светил ею охотнику, так как наступила уже совершенная тьма.
Это продолжалось некоторое время. Чистое Сердце понял наконец причину колебания охотника и обратился к нему с улыбкой:
— Ну, что же пишет вам Ягуар?
— Гм! — только и проговорил охотник.
— Может быть, — продолжал Чистое Сердце, — он так скверно пишет, что вы никак не разберете его каракули? Дайте-ка, я попробую разобрать.
Канадец взглянул на него. Лицо юноши было спокойно, и ничто не выдавало его намерения поиздеваться над старым охотником, поэтому последний покачал несколько раз головой и принялся смеяться.
— К черту застенчивость! — сказал он, подавая ему письмо. — Отчего бы мне и не сказать, что я не умею читать. Человеку, жизнь которого протекла в прериях, не следует бояться признаться, что он многого не знает, это вовсе не позорно для него. Читайте, читайте, мой дорогой мальчик. Посмотрим, что пишет нам наш опасный, увлекающийся друг.
С этими словами он взял головешку из рук молодого человека. Чистое Сердце развернул бумагу и пробежал глазами письмо.
— Письмо коротко, но весьма содержательно.
— Так!
— Ну, слушайте!
В письме содержалось следующее:
Ягуар сдержал свое слово: из всех мексиканцев, сопровождавших караван, только один остался в живых на свободе и не получил ран — капитан дон Хуан Мелендес де Гонгора. Не будут ли после этого лучше думать о Ягуаре друзья его?
— И все? — спросил Транкиль.
— Все.
— Отлично! — воскликнул охотник. — Пусть говорят о Ягуаре что хотят. Слава Богу! У него храброе и великодушное сердце.
— Разве вы сомневались в этом, отец? — проговорил ему на ухо мягкий голос.
