Сообщите-ка нам ее.
— Карай! Вы знаете эту причину не хуже меня! — воскликнул монах, покраснев. — Для чего нам притворяться друг перед другом?
Скваттер порывисто встал и отбросил ногой свой стул.
— Вы правы, — произнес он злобно, — откроем наши карты, я только того и желаю. Я подам вам пример. Слушайте же. Вы никогда не упускали из вида того, что заставило вас явиться в прерию. У вас была одна только цель, одно желание — достичь тех богатых россыпей, местонахождение которых вы узнали, убив одного человека. Никакие трудности и опасности не могли заставить вас отступиться от вашего намерения; надежда набрать золота ослепляет вас и сводит с ума, не правда ли?
— Правда, — пробурчал монах. — Что дальше?
— Дальше, когда наша шайка была уничтожена и рассеяна, вы все взвесили и пришли к следующему заключению, которое делает честь вашей проницательности и твердости вашего характера: Красный Кедр, решили вы, почти точно знает местонахождение сокровища, поэтому необходимо заставить его возвратиться со мною в Пасо, чтобы собрать новую шайку, ибо если я оставлю его одного в прерии, а сам удалюсь, то он отправится на поиски золота, которые в конце концов увенчаются успехом. Не прав ли я, скажите мне, senor padre?
— Почти что, — отвечал монах, приходя в ярость от того, что его намерения открыты.
— Да, но только вы судили по себе, а потому и думали, что если я могу быть убийцей, то могу быть и вором. В этом вы жестоко ошиблись. Знайте же, — продолжал скваттер, топнув ногой, — что если бы это сокровище, которого вы так жаждете, находилось у моих ног, я не нагнулся бы, чтобы его поднять. Золото для меня ничто, я его презираю. Когда я согласился сопровождать вас, то вы, конечно, предположили, что меня побуждает к этому алчность, и ошиблись — меня побуждало более сильное и благородное чувство — жажда мести. А теперь запомните то, что я сказал, и отстаньте от меня с вашим сокровищем, до которого мне нет никакого дела. А теперь спокойной ночи, compadre. Я лягу спать и советую вам сделать то же самое.
С этими словам скваттер, не дожидаясь ответа, повернулся к монаху спиной и ушел в другую комнату.
Эллен уже давно спала.
Брат Амбросио остался один с сыновьями Красного Кедра. Несколько минут все они молчали.
— Ба-а! — сказал наконец монах беспечным тоном. — Он может отказываться сколько ему угодно, а в конце концов все-таки согласится.
Сеттер с сомнением покачал головой.
— Нет, — сказал он, — вы не знаете старика. Если он сказал «нет», то с ним ничего не поделаешь.
— Он сильно изменился и опустился с некоторых пор, — заметил Натан, — от его прежнего характера, мне кажется, осталось только упрямство, и я боюсь, что вы потерпите полную неудачу, senore padre.
— Это мы еще поглядим, — весело произнес монах. — Завтра будит видно, а теперь, господа, последуем его совету и отравимся спать.
Через десять минут в хакале уже все спали.
Гроза продолжалась всю ночь.
На рассвете скваттер проснулся и вышел из хижины, чтобы узнать, какова погода.
День обещал быть прекрасным, небо было чистое, и солнце ярко сверкало. Красный Кедр отправился было во двор, чтобы оседлать лошадей для себя и для своих гостей. Но прежде он осмотрелся вокруг. Вдруг он вскрикнул от удивления и поспешно вернулся обратно в хакаль.
Он увидел всадника, который мчался к хижине во весь опор.
— Отец Серафим! — воскликнул он. — Что могло заставить его явиться сюда в такой ранний час?
В это время монах и сыновья скваттера вошли в общую комнату. Красный Кедр, услышав позади себя их шаги, быстро обернулся.
— Спрячьтесь, спрячьтесь! — повелительно прошептал он им.
— В чем дело? — спросил монах, выступив из любопытства вперед.
Сильным ударом кулака в грудь скваттер отбросил его на середину комнаты.
— Вы не слышали, что я сказал? — прогремел он.
Несмотря на удар, монах успел узнать всадника.
— А, — произнес он с нехорошей усмешкой, — отец Серафим! Но ведь если наш друг хотел исповедаться, то разве я не годился для этого? Стоило только сказать мне, вместо того, чтобы ждать эту французскую свинью.
Красный Кедр обернулся с такой стремительностью, точно его ужалила змея и бросил на всех свирепый взгляд, заставивший их невольно попятиться.
— Негодяй! — вскричал он и угрожающе взмахнул рукой. — Не знаю, что мешает мне убить тебя как собаку! Если ты позволишь себе сказать еще хоть одно слово против этого святого человека, то я уложу тебя на месте! Ну-ка все вон отсюда, я приказываю!
Все трое, устрашенные гневным голосом скваттера, молча поспешили скрыться из комнаты.
Через десять минут отец Серафим остановил лошадь перед хакалем и соскочил на землю.
Красный Кедр и Эллен встретили его с неподдельной радостью.
Отец Серафим вошел в хижину, устало отирая со лба струившийся ручьями пот. Красный Кедр поспешно пододвинул ему бутаку.
— Присядьте, отец мой, — сказал он, — вам очень жарко, не хотите ли чем-нибудь освежиться?
— Нет, благодарю, — отвечал миссионер, — у нас нет времени. Слушайте меня.
— Но что же случилось? Почему вы с такой поспешностью примчались к нам?
— Увы! Вам угрожает страшная опасность!
Скваттер побледнел.
— Значит, это правда, — прошептал он, нахмурив брови, — искупление для меня начинается?
— Мужайтесь! — с чувством произнес миссионер. — Ваши враги, уж не знаю каким образом, открыли ваше убежище. Завтра, а может быть и сегодня, они будут здесь. Вам необходимо бежать, бежать как можно поспешнее!
— К чему? — прошептал скваттер. — Это перст Божий. От судьбы все равно не уйти — мне кажется, напротив, лучше остаться.
Отец Серафим строго посмотрел на него и произнес:
— Бог, без сомнения, желает только испытать вас. Отдаться в руки тех, которые хотят вашей смерти, было бы трусостью, самоубийством, которого Небо не простило бы мне. Каждая тварь обязана защищать свою жизнь. Бегите, я желаю этого и приказываю вам!
Скваттер ничего не ответил.
— Кроме того, — продолжал отец Серафим, стараясь говорить весело, — может быть, все обойдется — ваши враги, не найдя вас здесь, прекратят преследование, и через несколько дней вам можно будет возвратиться.
— Нет, — уныло возразил скваттер, — они желают моей смерти. Так как вы приказываете мне бежать, то я вам повинуюсь, но прошу вас об одной милости.
— Говорите, сын мой.
— Я, — произнес скваттер, еле сдерживая свое волнение, — я — мужчина, я могу без труда переносить невзгоды и не боюсь опасностей, но…
— Я понимаю вас, — перебил его миссионер с живостью, — я уже думал о вашей дочери. Не беспокойтесь, я позабочусь о ней.
— О, благодарю, благодарю вас, отец мой! — произнес скваттер с таким чувством, которого от него нельзя было и ожидать.
До сих пор Эллен молча слушала их разговор. Теперь же она выступила вперед и, став между ними, произнесла с твердостью:
— Я от всего сердца признательна вам обоим за ваши заботы обо мне. Но я не могу оставить отца, я
